– Куда она попала?!
– Явно не к тебе домой. Окно приводит в место, к которому душа была привязана при жизни. И, как ты заметила, «привязана» не всегда в приятном смысле. И передай привет своему энергетическому следу, скажи, что я не заблудился.
– Моему?.. Так в окне и след Лори был?
– Ну да.
– И почему ты пошёл за мной?
– Потому что с Лори ничего не случится. Сама ко мне вернётся, в отличие от тебя.
– И куда она попала?! В лес? Куда? Она же волчица!
– Только внешне, – Рэйвен поднимает на ноги и отряхивает ладони. – Её сущность была материализована в образ волка, потому что я так захотел.
– И… кто же она тогда на самом деле? – ступор вновь отключает соображение.
– Лори вернётся. И это всё, что тебе нужно знать.
– Как она в Лимб вернётся? Когда?
Рэйвен задерживает взгляд на моём лице, опускает ниже, скользя им по моему телу, а затем лишь тягостно вздыхает:
– Опять для тебя одежду материализовать.
– Высохнет, – отмахиваюсь. – Тебя что, совсем её судьба не волнует? Что люди с ней сделают? Когда Лори вернётся?
– Когда её убьют, – в стиле «Что может быть проще», прожимает плечами и, смягчившись, добавляет: – Лори вернётся. А теперь отвали.
– Кто же она такая?
– Моя волчица. – Ну вот и одна из самых гадких ухмылок растягивается на губах палача, и сердце моё больше не трепещет огромной бабочкой.
***
– Готов? Как причёска?
– Отлично. Раз. Два. Поехали!
– Мы ведём прямой репортаж из известного всем особняка Уилтон Хаос, расположенного в графстве Уилтшир, который вот уже более четырёхсот лет является резиденцией и графов Пембруг! Как заявляют проживающие здесь наследники графа Греберта Пемберга, вчера вечером во время одного из приёмов случился неожиданный инцидент. Взрослая чёрная волчица спустилась к ним прямо по парадной лестнице и успела наброситься на гостей, количество и повреждения которых нам пока не сообщаются. Известно лишь, что три кареты скорой помощи были вызваны на место происшествия. Напуганные жители графства заверяют, что подобный случай произошёл впервые, а волков такой масти и таких невероятных размеров в этой части Британии не водится. Откуда сбежала волчица? Как оказалась в известном поместье? И какая из организаций по охране и защите диких животных возьмёт на себя ответственность, выяснится по ходу расследования. А пока лишь известно, что одному из хозяев дома удалось воспользоваться охотничьим ружьём и застрелить животное до тех пор, пока инцидент не закончился ещё более плачевными последствиями. Результаты анализа крови ещё не готовы, как сообщили нам представители медэкспертов, но с вероятностью в девяносто процентов прогнозируется последняя стадия бешенства. В любом случае опасная волчица была нейтрализована. Жители графства Уилтшир могут спать спокойно. Что?.. Секундочку. Чёртов наушник. Туши камеру. Да, слышу тебя. ЧТО?! Как это возможно?!
– Эй… Эй! Съёмка закончена? Мне выключать камеру? Эй! Что произошло?
– Не знаю… Тело волчицы… пропало.
– Как? В смысле?..
– В прямом. Было и пропало! Просто растворилось в воздухе!
Глава 21
Он не убил Шоу. Пощадил. Не знаю почему, но лично проверила: нашла Шоу перед тем, как Рэйвен приказал пошевеливаться и шагать к стене из воды. И если бы не знала, как сильна регенерация в Лимбе, решила бы, что Шоу мёртв. Веки были неподвижны, кожа отливала зелёным, руки разбросаны в стороны, а коленный сустав правой ноги выкручен в обратную сторону – видимо потоком во время наводнения ударило обо что-то мощное. Но он был жив. Убедилась, нащупав слабое биение пульса на холодной шее. А значит, перерождение ему не грозит.
«Прощай, Шоу, – попрощалась мысленно, испытывая жгучую горечь, будто и не было никакого предательства. – Когда-то ты был хорошим другом. Настолько хорошим, что сумел убедить меня в своей лжи. Надеюсь, ты найдёшь свой путь».
Рэйвен материализовал для нас проход в стене из воды: силой мысли просверлил узкий тоннель, прямо на моих глазах кроша толстый слой льда, будто кусок пенопласта.
– Новый вид окон, – решил, что пошутил, не дождался от меня никакой реакции и первым ступил в проход.
Хотела оглянуться напоследок, как обычно поступают, когда хотят попрощаться, но потом поняла, что в Лимбе мне больше прощаться не с кем. И не с чем. В Лимбе я всегда была одинока. Так и закончу.
Соседний сектор будто был в сговоре с моим растоптанным в грязь моральным духом, изнеможённым телом и вывернутой наизнанку душой. Болотистой местности с квакающей трясиной под ногами не хватало разве что указателей с подмигивающими смайликами: «Сделай шаг – проверь свою удачу».
– За мной иди, – командует Рэйвен, словно не раз ступал по этим болотам. – Застрянешь по горло, выбираться придётся самостоятельно.
Даже на ответные колкости сил не осталось. Более того – не осталось желания. Разве могут оставаться желания у того, кто абсолютно потерян, разрушен и представляет из себя не более чем пустое место?
Послушно иду по его следам, трясина квакает под ногами. Пытаюсь подумать о чём-то не касающемся меня, например, о Лимбе, об уничтожении окон, о Лори, в конце концов, ведь эта волчица оказала мне услугу, а я даже не успела её поблагодарить. Где она теперь? И кто же она самом деле? Что Лори такое?
И так всегда… вопросы, вопросы, тысячи вопросов повисших в воздухе без единого ответа; пытаешься ухватиться хотя бы за один, а он песком сыплется сквозь пальцы. Я сама как этот песок – один большой вопрос без ответа.
Чувствую макушкой, как Рэйвен бросает на меня взгляд через плечо. Ощущение, будто взяли дрель и медленно загоняют сверло в черепную коробку.
– Вперёд иди, – останавливается и ждёт, пока поравняюсь с ним. – Дальше безопасно.
Смотрю на него равнодушно, пусто; не выдерживаю взгляд, прячу глаза, сглатываю сухой комок в горле.
«Просто чтоб ты знала: я не могу отказаться от твоей смерти в чистом секторе, после того, как твой Осколок побывал внутри меня». – Что это? Зачем вспоминаю? Будто он сожалеет. Будто он вообще умеет сожалеть. Будто у меня всё ещё есть надежда…
Смотрю вдаль на хрупкие деверья пустившие корни в болотистой почве и не вижу никакой разницы между «тем по чему мы шли» и тем «по чему будем идти теперь». Но просто киваю, вытягиваю ботинки из хлюпающей жижи и продолжаю делать то, чего хочет палач.
Шаги Рэйвена позади раздаются далеко не сразу. Видимо соображает, когда же случился тот долгожданный переломный момент и анафема заткнулась. А больше нечего сказать. Всё что хотела сказать, спросить, узнать, сделала ещё на крыше, со стандартным безрезультатным исходом.
***
Теперь она бесит меня ещё больше.
Поему молчит? Почему даже нос не морщит, брезгуя каждым моим словом? Она всегда так делает. Интересно, сама знает, как глупо выглядит, морща свой маленький носик? Так по-детски, так смешно. В то время когда всеми силами пытается выразить презрение ко мне. Иногда это дико раздражает, иногда веселит, а иногда как оказалось этого даже может не хватать.
Вот иду за ней, смотрю в спину, а мозги в шарики для пинг-понга превращаются: в лёгкие и пустые, чёрт бы побрал эту анафему. Да и меня заодно! Нет – меня в первую очередь. О чём вообще думает палач Лимба глядя на свою будущую жертву?.. О том, как уничтожить её не запнувшись ни на секунду, или лишь о том, как плавно покачиваются её бёдра, а упругая задница взрывает пинг-понговые шарики в голове один за другим – одну фантазию за другой о том, что можно делать с этой задницей, дай волю я своей похоти. И эта анафема, так, к слову, даже не виляет своими сладкими половинками, как те шалавы, у которых за душой ни гроша, а дырка между ног – кредитная карточка Лимба.
«И что не так с этой девчонкой»? – в тысячный раз спрашиваю я. Всего лишь идёт неспешным шагом, во всё ещё мокром шмотье обтягивающем стройное тело тугой перчаткой, а у меня в паху простреливает. А как простреливает стоить вспомнить её без одежды… О, да, и я представляю! Как без этого? Шариками для пинг-понга, как бы вообще соображать сложно.
Идёт впереди и больше не сопротивляется участи, что я для неё выбрал. Я – тот, кто выписал этой девчонке смертный приговор и ни кто-то другой должен уничтожить её сущность по моему приказу – я сам должен сделать это, собственными руками! Чёрт. Не надо было тянуть. Не надо был тащиться в сектор торговцев, не надо было искать Её Осколок, я бы мог и сам его найти, позже, после того, как сделал бы главное дело – уничтожил его основную часть. Но, нет! Я был уверен, что задержка в два-три дня никак не скажется на моей проклятой работе, на моей тупой башке и на том сраном куске мяса в груди, что в последнее время слишком часто ломится в рёбра – в клетку, в которую я его запер. И это правда.
У меня нет сердца. Физически тело его получило, но фактически, я лишён эмоций, которые обычно люди приписывают этому бесполезному органу. Просто не могу ничего испытывать. Тогда что же не так?!
«Анафема! Она – анафема», – скандируют шарики в голове.
«Может просто трахнуть её»?.. – предлагает один из них.
Обычная физическая потребность – никаких эмоций. К чему вообще была вся та болтовня на крыше? Для чего трепался так долго? Чтобы доказать себе, что разговоры с прокажёнными не имеют смысла? Так, обычная болтовня ни о чём. А к чему были те жалкие оправдания о том, что у меня нет вариантов, кроме как закончить начатое дело? Чёрт, сказал так, словно если бы её Осколок не оставил на мне след, я бы взял и отпустил эту анафему на свободу.
Да хрена с два! Это моя работа! Пока я – палач, не имею права на подобные слабости и не важно, сколько ещё будет длиться служба.
Слабости… Эта анафема слишком красивая – вот и вся моя слабость. Не та девушка из её прошлой жизни – то, какая она теперь. Без всей этой мишуры, гламурного дерьма и дорогих шмоток. Вот в этих подвёрнутых в несколько раз штанах, медвежьей куртке и ботинках на два размера больше она выглядит намного дороже. Простая, настоящая… живая. Проклятье. Как Анафема может казаться такой чистой? Практически невинной! Эта её грёбаная невинность буквально сводит с ума, сносит крышу, что я готов сорваться с места и разложить её прямо здесь, на этом вонючем болоте!