А что? Это могло бы положить конец всем моим сомнениям и постоянному стояку.
Просто отымею её, отведу в чистый сектор и прикончу без задней мысли.
А этот план хорош. Вот только… почему молчание, которое теперь сопровождает нас от самого сектора фантомов, не ласкает мой слух, а загоняет в уши толстые иглы? Хочу слышать её голос. Чёрт, хочу! Пусть начнёт спорить! Пусть снова назовёт мудаком! Пусть… пусть что угодно сделает, лишь бы не видеть эту пустую, немую безысходность на её фарфором лице. Тех, кто кричит, просит пощадить, сопротивляется, вылизывает мои ботинки убивать проще. Чем тех, кому уже всё равно.
Ну вот ещё один шарик в голове взорвался. Болезненный такой, наизнанку выворачивающий. Прямо, как тогда, в доме её предков. Скрутило так при виде её застывшего в немом ужасе лица, что пришлось идти на сделку с самим собой, не наплевать на все существующие законы мёртвых, и не вырвать этому отполированному выродку кадык, чтобы потом заставить её отчима сожрать его ни разу не скривившись. Обошёлся разбитым носом. Какой позор.
Хотел разорвать к чертям всю грёбаную семейку, уже из-за той одинокой слезы скатывающейся по бесцветной щеке моей анафемы! МОЕЙ! И только я имею право делать ей больно!
Чёрт. Да я совсем расклеился.
Даже щеночка ради неё добивать не стал. Даже в бок пнул, проверил: живой, или сдох мне на радость. А ведь мог сказать – водой захлебнулся. Мог вообще ничего не говорить! Но нет, мне надо было хоть как-то облегчить последние дни жизни её души. Словно это как-то может сгладить обстоятельства, при которых я буду душить её, глядя в холодные голубые глаза, видеть в них пустоту и покорность моему решению! Моему!
Да бл*ть.
В последние дни я слишком много думаю. Слишком часто выхожу из себя и сомневаюсь в том, в чём до встречи с Ней никогда не сомневался.
Как и до встречи с этим Джаком собственно. Вот надо было этому Дрыщу потонуть?! Сейчас бы заставлял его пережёвывать и судорожно сглатывать каждую из страниц летописи, которая поставила под сомнение долгие годы моей кропотливой работы. Заставлю его это сделать, как только вернётся. Потому что, уверен, написана в ней полная хрень! Какая-нибудь жалкая провокация Алестера. Это может быть элементарной проверкой Лимба перед тем, как отправить в отставку очередного палача, так почему я должен рисковать своей свободой, когда она так близко? Практически так же, как упругий зад этой анафемы.
***
Чувствую, как прожигает спину взглядом.
Мудак.
Типичный самовлюблённый кретин.
Сколько слов было сказано о беспокойстве за Лимб, который анафемы тревожат своим присутствием. О том, как они разрушают его, наводят хаос, пожирают материю и души заблудших…
Хм. Несмотря на то, как всё это ужасно звучит… На то, что палач казался преданным псом на службе у самого Дьявола, понимание того, что он беспокоился о ком-то больше, чем о самом себе, на целую йоту делало его лучше в моих глазах.
Лжец. Всего-то о своей отработке пёкся. О тысяче Анафем, которых нужно уничтожить, ради освобождения его мерзкой душонки. Да не дай Бог эта душонка вернётся в мир живых! И не дай Бог, кому-то стать родителями для этого бесчувственного эгоиста, который сейчас – уверена, – пялится на мой зад и фантазирует о чём-то пошлом, грязном.
Перед тем, как меня убьёт.
Это же Рэйвен. Заблудший, который слышит только себя. Заблудший, который любит только себя. Заблудший, которой во всём ищет выгоду только для себя.
Палач, которого ненавижу и презираю каждой клеточкой души. Палач, от взгляда которого потеют ладони, а каждая пора на коже желает ощутить прикосновение его рук, впитывает взгляд кровожадного монстра воплоти и превращает мозги в желеобразную субстанцию.
Обычная физическая потребность – не больше. Не так уж я и отличаюсь от остальных обитателей Лимба.
Этот мерзавец – владелец слишком сексуального тела и гнилой, жестокой души. Удивляться тому, почему именно его Лимб выбрал для работы палачом, не приходится. Красивый подонок с внешностью Аполлона и сущностью самого Дьявола. Такие как Рэйвен опасны. И чем раньше я избавлюсь от него, тем лучше. А в моём случае – путь избавления один.
– Стой, – приказывает.
– Что? – не оборачиваюсь, продолжаю идти.
– Стой, сказал!
Останавливаюсь, упираю руки в бока и терпеливо вздыхаю.
– Остановок больше не будет. – Боковым зрением вижу белые патлы рядом.
– И что?
Швыряет к ногам стопку сухой одежды и раздражённо рычит:
– А то, что время – деньги, птичка! Давай, переодевайся. В следующем секторе не сможешь привет Санте передать, потому что очень скоро о твоё шмотьё можно будет ножи точить!
Так мы на самом севере. Только здесь в Лимбе имеются снежные сектора. Далеко же забрели. Но насколько знаю, чистые сектора не такая уж и редкость. Чтобы попасть в один из них, всего-то и нужно, что выжидать. Вопрос лишь в том, как долго?..
Видимо Рэйвену очень не терпится поставить галочку в графе с моим именем, раз ожидание материализации любого другого сектора в чистый того не стоит. Но как ни странно, как бы абсурдно это не звучало, даже палач Лимба, как и все мы, всего лишь пытается выжить.
– Тик-так… ТИИИИИК-ТАААААК, – влетает в самое ухо, и я подпрыгиваю на месте. – Реакция есть. Уже хорошо.
Постукивает пальцем по запястью, имитируя наличие наручных часов, и многозначительно дёргает бровями, подгоняя.
– И почему мне кажется, что ты всё время хочешь меня раздеть? – подбираю вещи в охапку и, вытягивая ноги из болотистой почвы, хлюпая, отхожу за ближайшие деревья.
Который раз уже это делаю?.. Ещё немного и решу, что эта самовлюблённая задница подобным образом действительно заботу проявляет. Как будто уже не всё равно во что будет одета и как будет выглядеть его жертва на смертной одре.
Ну да, как же. Время экономит. Сырая одежда в заснеженном секторе очень быстро станет для меня гипсовым скафандром, не предусматривающим возможности ходить, так что желание Рэйвена переодеть меня, в этот раз вопросов не вызывает.
Сбрасываю куртку, мех которой похож на шерсть очень грязного и плохо пахнущего барана. Оборачиваюсь. Оглядываюсь по сторонам. И где этого черта носит? Минуту назад был на месте и вот уже след простыл.
– Быстрее! – доносится откуда-то нетерпеливый голос.
Стягиваю сырую майку через голову.
– Быстрее!!!
– Если посцать приспичило, я никуда не уйду!
Хриплый смешок вместе с ветром пролетают мимо, словно только и ждал от меня чего-то подобного, провоцировал. Что, по голосу моему соскучился, или по оскорблениям? Поздно. Для тебя ничего не осталось.
– Быстреееее.
– Заткнись уже, – шиплю почти не слышно.
– Ооо… птичка, не провоцируй меня своим острым язычком. Или я найду ему другое применение.
Расшнуровываю ботинки и сбрасываю в сторону:
– Вырвешь и скормишь Лори? Лорииии. Лорииии. Хм. Да у тебя больше нет Лори!
Расстёгиваю пуговицу на штанах и дёргаю вниз ширинку. Пыльцы замирают на молнии одновременно с дыханием. Одновременно с тёплыми ладонями касающимися обнажённой поясницы. Одновременно с глубоким, угрожающим голосом Рэйвена у самого уха:
– Я же сказал: не провоцируй меня.
Дьявол.
– Нет-нет-нет… Куда собралась? – Хватает за талию и вжимает в свою грудь. Держит крепко; слишком близко, унизительно близко. Проводит кончиками пальцев по щеке, убирая за ухо налипшие волосы и грудным голосом шепчет:
– Проверим, на что ещё сгодится твой язычок?
Предательская дрожь проносится по телу, от самых кончиков пальцев, которые поджимаются в предвкушении. В том самом: запретном и пагубном для меня.
Тихий медленный выдох огнём скользит по коже. Дорожками сладкого безумия вниз по пояснице: лёгкими, мягкими, как шёлк движениями пальцев.
– Отпусти, – выдыхаю судорожно, сжимаюсь в пружину от его прикосновений, до хруста суставов впиваюсь ногтями в ладони.
– Не хочу, – шёпотом по самому сердцу. Задрожало, заколотило о рёбра мелкой дрожью.
Мысленно – убегаю далеко и без оглядки, на самом деле – не могу себя заставить. Не отпускаю себя. Ругаю себя. Умоляю опомниться.
Только не он. Только не Рэйвен. Для чего он со мной это делает? Почему я ему это позволяю?
Опускаю веки. Не просто опускаю – закрываю резко, с силой, до белых вспышек перед глазами.
Кожей чувствую его взгляд: проникает в каждую пору и пускает в ней корни, захватывает территорию, помечает…
– Моя… – жадно шепчет. – Моя анафема, – не мне говорит, а сам себя в этом убедить пытается. Чувствую его сопротивление всем телом, каждым изгибом, обнажённой кожей спины, к которой прижимается грудь палача: рельефная, настолько горячая, что даже сквозь влажную ткань его футболки обжигает.
Ладони рисуют круги на животе и жадно впиваются пальцами.
Вздрагиваю и желчно шиплю, тлея в его руках:
– Что, давно не делал мне больно?
Замирает, словно получил ножом под рёбра, смертельно, даже дыхания не слышно, грудь больше не надувается, толкая мою спину, а пальцы расслабляются на животе.
Медленно открываю веки: мир вращается перед глазами. Боже… не чувствую под ногами земли. Запах Рэйвена, тело Рэйвена, голос Рэйвена, опьяняют, будоражат, сводят с ума. Я сошла с ума. Другого объяснения моей покорности, моему слабоумию и моему больному желанию чувствовать его жадные прикосновения, слышать, как он называет меня своей, не существует.
Я. Сошла. С ума.
Испуг побегами дикого вьюна разрастается по телу. Сейчас отпустит. Сейчас оттолкнёт. Сейчас ударит в спину.
«И правильно сделает»! – воет в голове, а сердце в ответ сжимается.
Властная ладонь скользит вверх по телу, по тонкой ткани лифчика пропуская сквозь меня разряды электричества, замирает на мгновение, до боли сжимая между пальцев твёрдый сосок, и тихий, глубокий голос звучит над ухом:
– Так тоже больно?
Властно обвивает талию и вжимает в свою грудь хрупкое безвольное тело.
– Отвечай, – пальцы играют с твёрдым камушком на груди, катают его подушечками и вновь с силой сжимают, до чёртовой эйфории нектаром разливающейся по телу. – Больно?