Вгрызаюсь зубами в губу, до солоноватого привкуса крови на языке. Не могу. Не должна идти на поводу у больного желания.
«Это слишком, Катари. Это всё уже слишком!»
Резким движением с треском ткани срывает с меня лифчик и обхватывает налившуюся от возбуждения грудь, сминает её в ладони и отрывисто, судорожно выдыхает, распаляя кожу искрами голодного желания.
Внутри всё дрожит, трепещет, протестует и тонет в диком адреналине, прошибает током. Становится страшно… потому что я не хочу, чтобы это прекращалось. Не хочу.
Почему не хочу?!
Кукловод захотел поиграть со своей игрушкой. Безмозглая игрушка не против.
«Запретный плод сладок, да, Катари?» Красивый снаружи, гнилой внутри. Как я могла на это повестись?
– Отвечай, птичка. Больно? – жестокий голос, полный власти: над ситуацией, надо мной, над всем проклятым миром.
– Нет, – три жалкие буквы находят выход изо рта, и ладонь Рэйвена ослабевает хватку. Кончиком носа скользит вверх по скуле, задевает мочку уха, припадает влажными губами и странно обречённо шепчет:
– Я знал. – Два слова отправляющие разум в другую вселенную.
Пробегается пальцами по ключице и обхватывает шею большой ладонью: осторожно, не причиняя боли, наверняка делая над собой усилие.
Сколько раз он жаждал меня задушить?
Сколько?
– Хватит, – нахожу силы, делаю хилый рывок вперёд.
Как и не делала. Стоило ли, находясь в Его руках?..
Крепко держит, захватив вместе с руками, касается мочки уха, прикусывает и вновь у меня колени подкашиваются, пульс учащается, волоски на шее встают дыбом.
Боже…
Как остановить всё это?
Как договориться с собой?
Делает глубокий шумный вдох, зарывшись лицом в волосы на затылке, и медленно выдыхает на кожу, с негромким довольным смешком наблюдая, как я вся покрываюсь мурашками. Держит меня крепче, словно я действительно ещё способна управлять телом и включить режим «сопротивления». Нет никакого режима. Я – клубок оголённых нервов в его властных руках.
Вжимает в себя, присваивая с концами. Чувствую его эрекцию вжимающуюся в мой зад.
Хорошо, что не успела снять штаны.
«Хорошо ли»? – мелочный чертёнок в голове.
Сжимает мои щёки, проводит пальцами по губам, и рот открывается им навстречу, просто потому что Рэйвен этого хочет, а я повинуюсь – контроль потерян.
В горле пересыхает, саднит. В ушах бурлит и закипает кровь. Огненный шар пульсирует внизу живота с такой мощью, что непреодолимо хочется сжать бёдра, да посильнее. Между ног ноет… Так невыносимо, что это становится открытием: в Лимбе я не испытывала ничего подобного. Да и не собиралась!
Проклятое возбуждение…
Поджимаю губы, кусаю их, пытаюсь устоять, не хочу позволять ему играть со мной.
Новый смешок новым ударом по сердцу, стопами искр по коже. Ладонь скользит вниз по ключице, будто дразня, небрежно задевает грудь, вниз по животу, прокатывая по телу очередную вспышку головокружительного безумия, и замирает пальцами на ширинке штанов.
– Ты, кажется, их снять собиралась?
– Я… я… – в горле песок раскалённой пустыни. Хватаю ртом воздух, пытаюсь не задохнуться, выдаю себя с потрохами. Уже выдала. В лишний раз позволила Рэйвену самоутвердиться за чужой счёт. Чёрт, он всегда вёл в этой игре, а я лишь делала вид, что могу противостоять ему. Но никто не может противостоять палачу Лимба. Ни в чём. Ни в одной из игр. Теперь я готова это признать. Белая ворона идеален для своей работы. А я идеальная жертва для очередного задания.
Прикусывает зубами мочку уха и одновременно помогает ширинке расстегнуться, и я не знаю от чего из этого практически стону в голос. Кричу! Кричу о том, как же сильно ненавижу его всеми фибрами души и тела!
Сейчас он меня отымеет.
А завтра убьёт.
Более уродливого исхода моей истории и придумать нельзя.
***
Сорвался. Не смог заставить ноги стоять на месте, когда к моей птичке вернулась способной щебетать своим маленьким язычком.
Не смог. Сорвался к ней, как последний псих! Хотел сделать больно. Хотел поставить на колени, ударить в спину и просто отыметь не глядя в глаза. И что же мне помешало? И что мешает сделать это сейчас?
Отсутствие сопротивления? Я ждал защитной реакции, уверен был – она будет! Не могло не быть, только ни с этой анафемой. Анафемой. Анафемой! И ещё тысяча раз – анафемой!
Где же твои проклятия, птичка? Почему молчишь? Почему повинуясь моим желаниям, откинула голову на плечо и позволяешь водить языком по твоей шее? Даже ресницы подрагивают так сексуально, что хочется коснуться их кончиками пальцев, провести языком по закрытым векам и впиться в дразнящие губы жадным поцелуем. Кусать их, терзать, пока не распухнут, пока не онемеют сминать их своим ртом. Прикусывать зубами длинную шею и наслаждаться солоноватым вкусом твоей кожи. Почему мне так дьявольски, до одержимости нравится слизывать с тебя капельки пота, добираясь до сладкого вкуса тела, до твоего настоящего вкуса, ни с чем несравнимого?.. Какая же ты вкусная… Слишком сладкая, чтобы быть анафемой. Запредельно.
Ох, чёрт, крышу сносит с концами. Будто под кайфом: мощным, не отпускающим. Трясёт, мать вашу, колотит, держа её хрупкое тело в своих руках, впиваясь пальцами в гладкую, мягкую кожу… никогда ещё не трогал ничего более идеального. Не чувствовал ничего более сумасшедшего, чем бешеное желание бросить её на лопатки, сорвать оставшиеся лохмотья в которые собственноручно спрятал настолько безупречное тело, и пробовать на вкус каждый изгиб, каждую впадинку, каждую мурашку на её коже!
Дрожит… Как же я кайфую от того, как эта маленькая сучка дрожит в моих руках! Сопротивление закончено? Больше не станешь трепаться? Готова признать поражение, которое всегда было очевидно? Закончила строить из себя отважного котёнка? Готова получить лучший предсмертный подарок из всех, что только могла себе представить? Потому что я сделаю это! Трахну тебя прямо сейчас, и плевать, кто ты вообще такая! Потому что бл*ть, если не сделаю это сейчас, меня разорвёт к чёртовой матери!
Да и какая вообще разница, кто она такая, если всё что мне от неё нужно, это тело? Тело. Не больше и не меньше.
***
Вдох. Судорожный, громкий, словно через трубочку, впихиваю в кислород в лёгкие, борюсь за каждый глоток.
– З-забыл кто я?.. – предсмертное бормотание. Колени подкашиваются от слабости, накрывает волной панического возбуждения от каждого его прикосновения.
Не отвечает, продолжает опалять кожу горячим дыханием. Или это тело горит? Плавится в его руках, как парафиновое, становится мягким и податливым; не различаю температуры. Слабо понимаю, что происходит. Всё что осознаю – наркотическую зависимость от психопата стоящего сзади, так близко, что чувствую, с какой силой его сердце колотится о рёбра. Сердце, которого нет, проводит через меня каждый удар, каждый проклятый удар эхом отзывающийся по телу.
Неуверенно, или дразня, не знаю… пальцами поддевает резинку трусиков и рвано выдыхает, касаясь горячей, влажной плоти.
– Твою мать… Какая ты мокрая, – поцелуи шипами вонзаются в шею, выгибаю её негромко постанывая. Кусает зубами до блаженной боли, оставляет синяки, рычит, как голодный зверь.
Раздвигает нежные складки и врывается в меня двумя пальцами.
Боже… Не сдерживаю громкий стон, выгибая спину. Лицо к небу и ничего не вижу, взгляд ослеплён вспышками взрывающего во мне фейерверка. Толчками двигается внутри меня, грубо, жёстко. Не мне принося удовольствие – удовлетворяя свои потребности, ставя на мне новое клеймо СВОЕЙ прокажённой девки.
Хрипло стону от свирепых ласк, ноги подкашиваются, и Рэйвен крепче подхватывает меня за талию, продолжая впиваться губами в шею, скользить языком по раскалённой коже оставляя на ней огненные дорожки. Прикусывает мочку уха до вспышки боли в голове, опьяняющей, лишающей остатков разума.
Бессознательно поднимаю руки, тянусь к нему. Хочу ощутить его желание, коснуться жилистой шеи, зарыться пальцами в волосы.
Как глупо.
– Не трогай, – рычит с угрозой, обхватывает мои запястья, прижимает руки к спине и вновь врывается в меня пальцами.
Тело… Всё что ему нужно – моё тело.
А кто-то говорил о большем?
– Стой, – шёпотом по ветру. И громким неубедительным стоном: – Стооой…
– Заткнись! – сжимает запястья до хруста костей, вытаскивает руку из моих трусиков и гремит пряжкой своего ремня. – Замолчи. Не говори ни слова. Просто молчи!
Тело… Всего лишь тело.
Глупая, а на что рассчитывала? Он даже в губы поцеловать меня брезгует.
Хочется смеяться. Безумно, надрывно, до хрипоты в горле.
Ему даже голос мой слышать противно. Всё, что я есть – омерзительно противно!
Всё кроме тела.
– Отпусти.
– Просто заткнись! – гремит напряжённым голосом. Надтреснутым, болезненным.
Вот до чего довёл себя.
Вот до чего я позволила ему себя довести.
Шаг в сторону:
– Оставь меня в покое.
Обхватывает за талию, рвёт на себя, второй рукой сжимает шею: больно, грубо, жестоко.
– Заткнись, я сказал, – ненавистно шепчет, щекоча ухо дыханием. – Делай, что сказал!
Слёзы жгут глаза. Сука, как же вы вовремя! Как раз когда я сама ноги перед ним практически раздвинула! Что, теперь сожалеть будем?! Реветь будем?!
Хватает меня за предплечье, когда пытаюсь повернуться к нему разгорячённым лицом, заглянуть в две чёрные бездны жестокости и разврата, всё ещё дрожу от возбуждения, закипаю от бессилия и гнева. Теперь не только палач презирает душу прокажённой – теперь я сама себя презираю.
Разворачивает меня обратно, грубо вжимая в свою грудь.
– Не смотреть, – свирепо шепчет. Сдёргивает вниз мои штаны, толкает на колени. Слышу, как с характерным звуком расстёгивается молния.
Опускаю голову, глотая вырвавшиеся слёзы, сдерживаю всхлипы, сжимаю в кулаках скользкую грязь.
– Если тебе так противно, почему бы сначала не убить меня, а потом трахать сколько тебе влезет?!! – ору гортанно и громко, всхлипываю от рыданий. – Не придётся слушать меня и в глаза смотреть не придётся!!!