Глупая… как только могла допустить мысль о том, что могу стать для него этим светом, если я и сама – тьма?.. Что это было? Надежда? Для такой, как я? Надежда не может быть связана с палачом Лимба. И пусть в его власти не лишать мою душу существования – избавить её от проклятия не в его силах.
Возможно – это лучший исход. Возможно, Рэйвен станет не моим убийцей, а избавителем.
Пусть так и будет.
– Долго ещё? – говорю впервые за последние несколько часов, неуверенная, что палач слышит.
***
– Пришли, – останавливаюсь, чувствуя мощное скопление энергии в двух шагах от себя – участок, на котором через один час тридцать две минуты откроется окно в чистый сектор. У нас будет всего девяносто секунд, чтобы успеть войти в него. Но раз уж мы здесь, то об этом можно не беспокоиться. Беспокоиться можно о том, как, наконец, взять себя в руки и выкинуть к чёрту из головы всё дерьмо, которое всё больше и больше заставляет меня сомневаться в собственном решении.
Твою мать! Как будто у меня выбор есть!
Как будто я готов пожертвовать собственной свободой, ради какой-то прокажённой девки. Не убью её – всё, можно забыть о новом теле, обещанном мне Лимбом.
Чёрта с два я пойду на такие неоправданные жертвы ради прокажённой. Можно конечно рассчитывать на то, что когда проклятие сожрёт её душу окончательно, мне это плюсиком в карму зачтётся, и галочка в графе с её именем в списке жертв сама собой сотрется, но что если нет? Что если так и останется висеть не законченным делом, которое уже никогда не закончить?.. Так чего ради я должен так рисковать?
– Ещё полтора часа в запасе осталось. – Зачем я это только что сказал?!
Смотрит сквозь меня бездушным взглядом.
Прочищаю горло и оглядываюсь. Подумываю над тем, чтобы материализовать что-то вроде навеса от снега, но есть риск привлечь фантомов, которые будут совершенно некстати. Так что всё что могу – расчистить занесённый снегом участок под ногами и приземлиться за замёрзшую землю.
А Катари просто стоит. Чёрт бы её побрал – просто стоит и ни хрена не шевелится.
– И что… что там? Какой он? – спрашивает сломленным голоском, а я смотрю на её потрескавшиеся губы и испытываю грёбаное желание согреть их своими, каждую трещинку, каждый сантиметр синюшной кожи! Будь я проклят!
– Чистый сектор? – переспрашиваю равнодушно, ища спасение в этом дурацком разговоре. – Сама скоро увидишь Лимб в его первозданной чистоте.
***
– Материализация там не работает? – продолжаю спрашивать о том, что вообще не интересует. Просто чтобы не молчать. Просто чтобы не глотать желчь отчаяния волдырями покрывающую горло. Просто чтобы не тонуть в мыслях, лишённых права на надежду.
– Абсолютно чистый сектор, – отвечает нехотя, проводя рукой по волосам, и хлопья снега осыпаются на землю. – Промежуточный этап перед тем как сектор окончательно разрушится и материализуется заново. Спящая материя, не активная, ни черта там нельзя материализовать.
– И сколько он будет длиться? Этот этап, – с трудом шевелю онемевшими губами и смотрю на Рэйвена в упор, смотрю, как отводит взгляд, как не желает даже в глаза взглянуть очередной своей жертве.
Потому что ему всё равно. Потому что я – его бремя. Потому что настолько опостылела.
– Скорее всего, всю ночь, – отвечает на выдохе.
Что-то похожее на смешок вырывается из моего рта:
– Значит, до утра придётся сидеть рядом с моим трупом?
Вздёргивает лицо кверху, смотрит щурясь.
– Уже через несколько часов от твоего тела и следа не останется. Чёрт! Мы можем поговорить о чём-нибудь другом?! – срывается. Боже… как же я достала этого палача. Буквально закипает от злости стоит сказать лишь слово.
– Так и будешь стоять? – смотрит предвзято, как я содрогаюсь от порывов колючего ветра. А я не хочу говорить о том, как велика вероятность перелома конечностей, стоит попробовать присесть.
Стою минут десять, двадцать… не знаю, не различаю времени. Сознание уплывает, затуманивается, ноги держат с трудом, рук прижатых к бокам не чувствую, как и пальцев в сжатых кулаках. Моргаю делая над собой усилие – кажется, будто веки весят с тонну. И даже не слышу, как Рэйвен поднимается с земли и уже оказывается передо мной лицом к лицу. Смотрит с минуту, затем шумно выдыхает, будто раздражённый собственными действиями, снимает куртку и набрасывает на меня, застёгивая молнию под самое горло.
Тепло… Тепло от крутки нагретой его телом приносит боль. Его запах приносит боль. Его взгляд кулаком бьёт по сердцу.
– Дура, – фыркает, не находя ничего более умного и возвращается на своё место. Негромко ругается себе под нос, пока я стою столбом и неотрывно смотрю на него неясным взглядом. Резко подскакивает на ноги, вновь приближается и набрасывает мне на голову капюшон.
Кадык дёргается так сильно, будто ком застрял в горле – сглотнуть не удаётся, как ни старается. Не опускает руки, держит за края капюшона и пристально смотрит в глаза; впервые после того, что между нами произошло на болоте не пряча взгляд. Долго смотрит, пристально, а кадык как шальной дёргается, играя кривыми «лучиками» отметки «красного солнца». Облизывает губы и с силой прикусывает нижнюю, будто намеренно делая себе больно, будто боль – то, что ему сейчас необходимо.
– Скажи, что-нибудь, – требует жестко, рывком притягивая меня к себе за капюшон. – Скажи что-нибудь. Сейчас! – теплом дышит в лицо, так что кожа покрывается мурашками, оживает. – Чёрт. Не молчи!
И вот теперь тело даёт свободу дрожи. Не от холода, нет. От близости, от ясности его лица: напряжённого, требовательного. Язычки пламени играют в чёрных глазах, глубоких, как два омута, опасных.
Чего он от меня хочет? Могла бы рассмеяться – уже бы сделала это. Дрожа и плача в его руках, ненавидя и проклиная палача Лимба, давясь остатками ложной надежды, в которою он позволил мне поверить. Но разве давал повод? Нет… я сама его себе придумала. Идиотка.
– Отвечай, – яростно шипит в лицо, играя желваками на скулах. – Отвечай, сказал!
– Что… – уголки губ приподнимаются в отравленной улыбке, натягивая трещины. – Что… сказать?
Вижу, как его ломает. Бросает маятником из стороны в сторону. Даёт мне новую ложную надежду.
Ему всё равно. Плевать. Рэйвену плевать на меня. Всё это самообман.
– Скажи хоть что-нибудь!!! – орёт взбешённо, хватает за плечи и швыряет в снег, обжигающий ладони.
– Твою мать! – запускает руку в волосы и несколько раз сумбурно разворачивается вокруг себя. Резко приближается, хватает меня за ворот куртки и грубо притягивает к себе, вздёргивая на ноги. – Совсем нечего? – шепчет, будто упрекая в чём-то. Будто я нанесла ему оскорбление, за которое нельзя простить.
– Совсем нечего сказать?!! – ревёт, глядя огромными бешеными глазами.
– Есть, – хриплю тихо, и лицо Рэйвен застывает маской безумия. – Я готова.
Если бы не знала, кто передо мной, решила бы, что мои слова его задели, больно ранили, выпустив всю кровь до последней капли. Лицо перекошенное гневом вмиг осунулось, губы расслабились, морщинка между бровями бесследно исчезла, как и погасли язычки пламени в глазах. И вновь стало холодно, больно, паршиво, будто душу вывернули наизнанку, ломает кости одним его взглядом, прибивает к земле.
Его руки падают вниз, а взгляд тяжелеет. Тот самый взгляд, каким он смотрел на меня в казино в одном из секторов. Взгляд говорящий лучше слов: «Прокажённая дрянь не имеющая права на существование».
Отшвыривает меня от себя, разворачивается и замирает. Лицо вновь наполняется эмоциями. Противоречивыми: удивление, недовольство, облегчение.
– Ну а ты переживала, – обращается ко мне, но глядит в ту сторону, где снег неспешно заметает две дорожки наших следов.
Пытаюсь проследить его взгляд, но ничего не вижу кроме бескрайного пустыря снега убегающего к самому горизонту. Смотрю долго, молча, пока на фоне белого полотна не вырастает одинокая чёрная точка, быстро увеличивающая, обретающая человеческие очертания.
Мужчина лет сорока с шапкой снега в тёмных волосах напористым шагом, будто снежная пурга совсем нипочём, стремительно приближается к нам. И даже не знаю, что больше вводит в заблуждение: одинокий путник бесстрашно шагающий в руки палача, или же облегчение на лице Рэйвена.
– Лори вернулась, – говорит он, глядя на приближающегося заблудшего. – Говорил же, что не заставит себя долго ждать.
***
– Лори? – настолько глупой, как сейчас, вряд ли себя когда-либо чувствовала.
Смотрю на потрёпанного, замёрзшего до чёртиков заблудшего, пытающегося отдышаться у ног Рэйвена и забываю, когда в последний раз моргала – просто не могу себя заставить, готова бесконечно смотреть на мужика с белым, как снег лицом и широкой счастливой улыбкой на лице, и пытаться осознать, что он – и есть Лори.
– Молодец, что нашла меня, – обращается к Ней, или к Нему, Рэйвен, присев на корточки и по-отцовски опустив руку на плечо. – Придётся ждать здесь до завтрашнего утра, я не могу взять тебя с собой в чистый сектор, твоя… м-м… привязанность к этой анафеме стала неоправданно большой. Так что будешь сидеть здесь и ждать моего возвращения, а потом мы пойдём и найдём для тебя нового фантома, поняла?
Мужчина вываливает изо рта язык и, сверкая довольным взглядом, кивает.
– Привычка. Слишком долго была волком, – бросает на меня мимолётный взгляд Рэйвен и вновь поворачивается к… Лори? – Спрячь язык. Противно.
Мужчина послушно сжимает зубы.
– Лучшего тела найти не могла? – вздыхает Рэйвен, придирчиво оглядывая заблудшего с ног до головы. – От тебя воняет.
Что-то похожее на жалобное поскуливание вырывается изо рта мужчины и моё терпение лопается:
– Что всё это значит?
Рэйвен выдерживает паузу, будто решая: стоит вообще отвечать на столь глупый вопрос, или можно сделать одолжение. Несколько раз хлопает заблудшего по плечу и делает шаг ко мне.
– Это Лори, – говорит, будто ничего проще не существует.
– Мы… мы сейчас о твоей волчице говорим, да? – в ступоре смотрю то на палача, то на довольного заблудшего на снегу.