Душу рвёт в клочья, трясёт как в лихорадке, ведёт в сторону, и руки Рэйвена крепко обхватывают за талию, властно удерживая на месте. В этом поцелуе нет и капли нежности. Его губы дарят боль: сумасшедшую, упоительную, терзают мои, мнут и полностью подчиняют себе. Язык вихрем кружит во рту, а я неумело отвечаю – просто не успеваю отвечать, теряю последние крупицы владения телом. Так себе это и представляла. Представляла ведь! Врала себе, что не желаю этого, в то время когда только и думала о том, каково это – неметь от жадных прикосновений его губ, как воск плавиться в его руках, дышать с ним одним воздухом, его выдох – мой вдох. Задыхаться.
Звериный поцелуй. Хищный, голодный. И потребность ощущать его вместе с солоноватым привкусом крови от жадных покусываний становится смертельно необходимым. Даже если прямо сейчас Лимб окончательно развалится на части, я этого даже не замечу.
Руки стальными капканами кусают тело, мнут его, двигаясь вниз по спине. Сжимает ягодицы и негромко рычит. Отстраняется буквально на секунду, чтобы для чего-то посмотреть мне в глаза, и эта секунда превращается в миллионы адских лет.
Слишком долго.
Непослушными руками обвиваю его пульсирующую шею и притягиваю к себе. Тянусь к губам, но Рэйвен обхватывает меня за запястья, заводит руки за голову и до боли в лопатках вжимает в стену.
Передумал. Вспомнил, кто я такая.
Паника накрывает с головой, такая пугающая, что хочется смеяться в голос этому потрясающему чувству! Чувству! Я чувствую! Хоть что-то чувствую!
Чёрные глаза топит огонь; вижу, как его колотит, как потряхивает от желания, а он для чего-то тянет… будто упиваясь своей властью надо мной. Дразнит. Всё его садистская натура. Пусть скажет, что не хочет этого так же сильно, как я. Пусть попробует сказать. Ни одному слову не поверю.
Смотрит, как рывками вздымается моя грудь, и уголок его рта дёргается в довольной ухмылке. Вжимает мои руки в стену удерживая одной большой ладонью, а второй плавно спускается вниз по лицу, скользит костяшками пальцев по скуле, по подбородку, проводит кончиками пальцев по шее и нежно берёт её в кольцо. Осторожно притягивает к себе, словно опасаясь вновь причинить боль, и касается губами, целует мягко и невесомо, а у меня ноги подкашиваются и веки дрожат в предвкушении.
Проводит языком до самой мочки уха и прикусывает зубами.
– Ещё не поздно убежать, – шепчет грудным голосом, от которого волоски на затылке встают дыбом.
Шумно и тяжело дышу, толкая его грудь своей, и даже не понимаю, что неразборчиво бормочу в ответ.
Кусает мочку сильнее, отпускает мои руки, которые будто и не мои двумя хлыстами падают по швам, и зарывается пальцами в волосы, сжимая в кулаке.
– Хочешь убежать?
– Ты знаешь ответ, – хриплю отрывисто.
– Хочу услышать, – проводит языком по раковине уха и из моего рта вырывается слабое:
– Нет…
– Не слышу тебя, птичка, – дразнит; слышу, в его голосе улыбку.
– Нет… Не хочу, – говорю громче, с нетерпением, и Рэйвен, обхватывая за ягодицы, рывком поднимает меня с пола.
Обвиваю ногами узкие бёдра, с наслаждением запускаю руки в копну белоснежных волос, давая волю желанию ощутить их мягкость, пропустить сквозь пальцы, сжать в кулаках, пока он осыпает мою шею ненасытными поцелуями, кусает, засасывает, оставляя синяки. Они станут для меня лучшим доказательством тому, что всё это было – не приснилось, не почудилось.
Опускает на грязный пол, нависая сверху, и одним рывком срывает с меня рубашку позаимствованную у Мори, так что пуговицы россыпью ударяют о стену. Подхватывает за голову и накрывает мои губы новым затяжным поцелуем, проталкивает язык в рот, сплетаясь с моим, прикусывает его зубами, и я не сдерживаю стона, практически хнычу и изнываю всем телом.
***
Дьявол, это сумасшествие. Бездна её голубых глаз пожирает с головой, отключает мозг, мир вокруг переворачивает. Готов смотреть на неё вечно. Умирать в этом взгляде: бесстрашном, видящем меня насквозь, желающем только меня. Взглядом, который целиком и полностью принадлежит мне. Моя птичка принадлежит только мне. Такая сладкая, красивая. Моя. Только моя.
Зверею, скользя пальцами по гладкой, влажной коже. До упора наполняю лёгкие её ароматом, жадно вдыхаю и не могу насытиться. С трудом контролирую этот больной хищный инстинкт сорвать с неё остатки одежды и отыметь ни о чём не думая. Но не хочу. Что-то во мне… что-то живое и клокочущее по рёбрам хочет как можно дольше упиваться её беззащитностью и покорностью. Ласкать её тело, пробовать на вкус до тех пор, пока каждый его сантиметр не окажется под моим языком.
Трогает мои волосы, а мне, чёрт, башню сносит от этого! Не бесит, не скручивает, а словно становится какой-то жадной потребностью. Зависимостью. Пусть трогает! Пусть делает что угодно, лишь бы продолжала смотреть на меня Этим взглядом. Каким никто и никогда не смотрел на палача. Взглядом, которого я даже не заслуживаю.
Срываю через голову футболку и чувствую, что сдохну, если сейчас же не почувствую Её всем телом. Избавлюсь от на хрен здесь не нужного лифчика, просто рву его и припадаю губами к твёрдому соску.
Ох, чёрт, какая же ты вкусная… Горячая, податливая. Играю языком с твёрдым камушком её груди и кусаю зубами, не контролируя силу, и птичка громко стонет, выгибая спину.
«О, да, нравится, сладкая? Это только начало.»
Некий первобытный инстинкт напрочь срывает крышу, топит с головой. Трясёт, мать вашу, так сильно, что её хрупкое тело подпрыгивает в моих руках. Тянется ко мне… и вот только от этого её жеста накрывает с новой силой, как под наркотой… наверное… не знаю, никогда такого не испытывал. Сколько заблудших шлюх не трахал, ни разу не превращался в желеобразную массу, как от каждого прикосновения моей птички.
Неистово целую плечи, скольжу языком по ключице, прикусываю шею зубами, сминаю в ладони упругую грудь, катаю пальцами твёрдый сосок и бл*ять с ума схожу от каждого её стона, рычу про себя как бешеный зверь, сдерживаюсь, чтобы прямо сейчас не наброситься и не сожрать. Пометить. Сделать своей!
Она всегда была моей. С самой нашей первой встречи в подсобке театра.
Она позвала меня. Моя Лори позвала меня.
***
Он не торопится. В этот раз не играет, нет, а словно сам себя мучает, оттягивая желанный момент. Издевается над собой и ещё больше надо мной издевается.
С ума схожу от его ласк, от каждого жадного поцелуя и требовательных движений рук – словно не может насытиться моим телом. Целует везде, пробует на вкус, слизывает капельки пота и будто упивается ими, а у меня голова идёт кругом, пульсация между ног невыносима, кровь в ушах шумит так громко, что даже дыхания нашего не слышу. Зато чувствую, как мощными толчками вздымается его грудь, как перекатываются тугие мышцы спины под моими ладонями, и я не могу насытиться этими ощущениями. Мне мало. Я просто больна всем, что делает со мной Рэйвен, готова стонать так неконтролируемо громко, чтобы во всём Лимбе слышали.
Впивается пальцами в живот и скользит вниз, одновременно накрывая мой рот ещё одним безумным поцелуем. А я отвечаю: также дико и отчаянно, как это делает он. Цепляясь за каждую секунду этой ночи и плевать насколько это неправильно. Плевать, кто он, а кто я. Плевать, что Лимб с нами сделал.
Расстёгивает мне ширинку и нетрепливо врывается под трусики, раскрывая горячие складки. Кружит пальцами вокруг напряжённого комка нервов, и я выгибаю спину от накатывающего экстаза, впиваюсь ногтями в спину и с силой кусаю его нижнюю губу, так что Рэйвен утробно рычит мне в рот. Ему нравится. Конечно ему нравится видеть моё подчинение, понимать насколько он властен надо мной, чувствовать насколько важен для меня сейчас – единственный во всей вселенной, кто позволяет мне чувствовать.
Вижу, как уголки губ приподнимаются в ухмылке, от того, что моё тело дрожит всё больше приближаясь к оргазму, а мышцы сокращаются, туго обхватывая пальцы двигающиеся во мне быстрыми толчками. Чувствую, как его голодный взгляд огнём растекается по телу; наблюдает за тем, как изгибаю спину от его ласк и судорожно хватаю ртом воздух, цепляясь пальцами за горячую шею. Резко, глубоко, двигается во мне, скользит языком по телу, кусает за мочку и негромко рычит сквозь сжатые зубы.
***
Чёрт. Я сейчас сам кончу. Просто взорвусь на хрен, одновременно с ширинкой, которая вот-вот лопнет. Одновременно с терпением, которое оказывается у меня есть! Одновременно с моей птичкой, которая уже на грани. Цепляется за меня дрожащими пальцами, выгибает спину ко мне навстречу, а я кружу языком вокруг сладкого соска и врываюсь пальцами в горячую плоть, резко, жёстко, сжимаю клитор и вижу, как её накрывает. Как ногти с треском кожи впиваются мне в спину, как веки подрагивают, а распухшие губки дрожат от удовольствия и судорожно глотают воздух. Слышу её крик перетекающий в протяжный стон. Её трясёт, мышцы сокращаются вокруг моих пальцев, а веки слабо приоткрываются.
– Устала, птичка? – шепчу ей в губы, кусая нижнюю.
Бормочет что-то и головой пытается качать. Тянется к моему животу, скользит пальцами по наэлектризованной коже, так что пробивает током, так что хочется попросить её сделать это ещё раз – вот это простое предвкушающее движение, означающее, что мы ни друг против друга, а на одной стороне. Нет принуждения, нет борьбы, есть только желание горящее в её глазах и моё неистово бьющее в груди сердце, до которого она одна смогла дотянуться. Змея убившая ворона. Змея возродившая его из пепла.
Я мог бы веками это отрицать, если бы Катари не сделала первый шаг. Я бы мог до конца своего существования оставаться законченным идиотом, если бы хотя бы капля страха мелькнула в её взгляде. Капля презрения за то, к чему я её подтолкнул. Но сейчас, когда она смотрит на меня Так, когда впервые в её мёртвых глазах сверкают искорки жизни я готов орать, как ненормальный о том, что вырву глотку каждому, кто сделает ей больно. В том числе и себе!
Неумелыми пальчиками пытается расстегнуть мою ширинку, и я готов улыбнуться этому умиляющему действию, но не хочу смутить её. Чёрт… это я-то об этом думаю?!