Молчит. Не двигается. Почти не дышит. Смотрит на меня растоптанным взглядом и едва заметно качает головой:
– Ну ты и стерва…
– Должно же мне было хоть что-то от матери передаться. – Выхватываю у него из руки тест и направляюсь к двери. Замираю, опустив ладонь на ручку, и бросаю на потерянного Томаса последний взгляд. – Вы отняли у меня любимого. Но я не позволю отнять у меня последнее, что от него осталось.
– А если это не от него осталось?..
– Для тебя это не станет проблемой.
– Да пошла ты, сука!!!
И я хлопнула дверью позади себя.
Не могу двигаться. Забыла, как это делается. Всё ещё стою посреди комнаты Томаса и смотрю, как он носится по ней, хватаясь за голову.
Дышать не могу. Моргать не могу.
Это невозможно… Это не может быть правдой.
Почему? За что?
Холодная рука берёт мою и крепко сжимает пальчиками. Большие серые глаза с длиннющими ресницами смотрят в мои, и я вижу в них своё мертвенно-бледное отражение. Эта девочка… Моя маленькая копия. С длинными чёрными волосами, в которые вплетены крохотные полевые цветы, в голубом платьице и туфельках цвета морской волны.
В тот день рождения я была счастлива…
– Пойдём, – тянет меня к двери – к той самой, которая привела меня сюда. – Времени мало. Пойдём. Там никого не будет, обещаю. Они ушли.
И вновь чёрная пустота закручивается вокруг тела. Слепит, вселяет ещё больший ужас, вытаскивает из души самые горькие, мучительные чувства.
Ребёнок?..
Это ведь был ребёнок.
– Это ты? – два слова падают с губ и разбиваются о тишину, которая длится слишком долго. Теперь я не хочу её слушать. Выбираю рой голосов в голове!
– Иди, – детский голосок звучит в спину и перед глазами вырастает другая дверь: широкая и стальная, с десятком мощных засовов. – Открой их. Ты должна увидеть.
– Кто ты?
– Я – то, что у тебя отняли, – отвечает девочка.
Блэйз. Вот что он сделал. Вот что они с Рэйвеном сделали!
Они убили не только меня… но и ту, что уже жила во мне.
– Почему? – шепчу, глотая солёные слёзы. – Почему?..
– Открой дверь, – спокойно отвечает девочка. – Хочу показать тебе.
Непослушные, деревянные пальцы открывают засовы, один за другим, с лязгом, который эхом проносится по пространству и молотом стучит в голове.
Открываю последний и замираю.
– Ты готова, – хрупкая ладошка вновь оказывается в моей, и дверь распахивается.
Голоса доносятся с широкого каменистого берега озера, окаймлённого густым кипарисовым лесом. Свинцовые тучи тяжело нависают над природным ландшафтом, роняя на землю первые дождевые капли, ветер колышет макушки деревьев, прогоняя с грязного неба последних птиц.
Девочка ведёт меня дальше по дорожке ожившего ночного кошмара. В этот раз я не бестелесное существо в собственной памяти. Я здесь. Чувствую, как камни врезаются в подошвы ботинок, вдыхаю наполненный озоном воздух, готовлюсь вновь пережить свою смерть.
Но всё не так. Я не одна на берегу неспокойного озера. Далеко на возвышенности плотным рядом припарковано несколько трейлеров и мини-автобусов. У кромки леса суетятся десятки людей, устанавливается видеоаппаратура, освещение, работают гримёры, шелестят бумажками сценаристы, на раскладных стульчиках ведут оживлённые беседы члены съёмочной группы и стучат зубами от холода. Кто-то разносит кофе.
– Съёмка? – выдыхаю тихо.
Это… съёмка?
– Лори, а ты пополнена, дорогая, – смеётся девушка с розовыми волосами, которую уже видела прежде, и пытается припудрить мне носик. Я отмахиваюсь от неё и получше кутаюсь в плед со звёздным узором. Выгляжу потрёпано и будто… так и надо. В образе, который был подобран для съёмок. Тёмные волосы разлетаются за спиной, глаза кажутся припухшими, на лице несколько грязных разводов.
– Начинаем через двадцать минут! – в рупор объявляет мужчина в кожаном жакете и равняется со мной. – Постараемся отснять всё с первого дубля, хорошо? На этот раз будешь только ты и оператор, просто не замечай его, у тебя всё отлично получится. Вон тот берег, – указывает вдаль, – будешь работать на нём. Мы останемся здесь. Всё, как ты просила. Понимаю, задача непростая, но ты уж постарайся, я и так пошёл тебе на уступки.
– Лори! Тут к тебе брат приехал! – кричит кто-то с возвышенности, и моё лицо мгновенно напрягается.
– О, Томас такой душа! – верещит девушка-гримёр. – Что это? Он заказал для нас фургончик с закусками? Какая прелесть.
– Двадцать минут, – недовольно поджимая губы, напоминает режиссёр и, сутулясь, удаляется.
Томас собственной персоной спускается к нам по вытоптанной дорожке и выглядит, как всегда омерзительно.
– Привет, – слащаво улыбается, поравнявшись со мной. – Вот это погодка.
– Чего тебе? – даже не гляжу в его сторону.
Девушка-гримёр неловко прочищает горло и спешит отчалить, а я смотрю ей вслед, куда угодно, лишь бы не на рожу Томаса и не на прилизанные гелем волосы. Замечаю тёмные круги у него под глазами, а белки кажутся воспалёнными, будто от недосыпа.
Ладошка девочки крепче сжимает мою, словно поддерживая.
– Как дела? – и даже улыбка моего сводного брата кажется натянутой, фальшивой донельзя. Запускает руку в волосы и наводит полный бардак в идеальной укладке. Кивает на мой живот.
– Чего тебе? – повторяю жестче. – Что тебе здесь надо, Томас?
– Что? – невинно вскидывает брови. – Ничего такого. Поддержать приехал. Слышал, съёмка будет непростая. Самоубийство, верно?
– Проваливай, – отрезаю и направляюсь вверх по склону.
Но Томас тащится следом, и девочка тянет меня за ним.
Этот подонок вдруг останавливается и меняет направление, двигаясь к моему гримёру.
– Как у неё дела? – спрашивает, сверкая обворожительной улыбочкой, и девушка-гримёр тут же заливается румянцем.
– Не очень, – отвечает смущённо. – Как всегда нервная.
– Таблетки пила?
– О, так приятно видеть, как ты волнуешься за свою сестру. Всем бы такого брата.
Томас кивает на сумку в руках девушки и та встряхивает ею, вытаскивает несколько прозрачных пузырьков с белыми таблетками и принимается расставлять на раскладном стуле.
– С этими лекарствами такая морока, – вздыхает, сверяясь с каким-то листом бумаги. – Зачем ей столько назначили? Всё так плохо?
– Она пьёт их? – интересуется Томас, хмуря брови. – Не забывает?
– Разумеется. Я ведь контролирую, – застенчиво улыбается.
– Хорошо. Потому что я очень за неё волнуюсь.
Девушка высыпает из каждой баночки по таблетке и бросает в пластиковый стаканчик.
– Две этих и одна… Нет. Одна вот эта. Всё верно.
– Спасибо тебе, – сверкает зубами Томас и подмигивает, благодаря чему у девушки краснеют даже уши. – Спасибо что заботишься о Лори.
– Ну… это моя работа. Менеджер доверил мне приём лекарств, так как, думаю, я единственная, кого Лори ещё хоть как-то на дух переносит.
– Может… ты и обо мне тогда позаботишься? – Томас потирает ладони и ёжится от холода. – Ну и погодка… Принесёшь мне кофе? А я… угощу тебя кофе как-нибудь вне работы. М?
И секунды не проходит, как девушка-гримёр с улыбкой Чеширского кота уже семенит вверх по склону, а Томас, проведя её взглядом, вытаскивает из кармана баночку с таблетками точно такой же формы и заменяет на свои абсолютно все, что находились в стаканчике. Его трясёт – от шарма и следа не осталось. Руки дрожат, зубы стучат, а глаза суетливо зыркают по сторонам.
– Вот твой кофе, Томас, – с обожанием протягивает девушка, вручая ему стакан из которого вылетают завитки густого пара.
– Спасибо, – отвечает ей улыбкой Томас. – Оставишь номерок?
Пальчики девочки с силой сжимают мою бесчувственную ладонь и тянут в другую сторону. Иду за ней на автомате, абсолютно не давая себе отчёт в происходящем.
Это слишком. Всё это – слишком для меня.
Я не готова. Я не могу.
– Лори, – тихонько зовёт девочка, и я с ужасом смотрю в её глаза. – Это прошлое. Всё это уже было.
– Он… он отравил меня? Нас… отравил? – не слышу собственного голоса, продолжаю идти за девочкой, пока не оказываюсь на берегу. На том самом берегу, с которого начинается мой кошмар.
– Ты выпила их. Те таблетки, – девочка смотрит на неспокойное озеро, которым овладевает природная стихия, и её ручка вскальзывает из моей.
Тяжёлые дождевые струи ударяют по лицу, как настоящие, чувствую их холод, их силу, прибивающую к земле, и неотрывно смотрю на ребёнка, который… мой?
Одинокая камера с одиноким оператором уже вовсю работает на берегу, снимая девушку, которая кричит по сценарию, рвёт на себе волосы и ударяет ладонями об острые камни. Поднимается на ноги и, виляя из стороны в сторону, бредёт к воде, подбиваемая порывами ветра ударяющими в спину.
Замечаю какое-то движение в озере и не сразу понимаю, что в воде находятся два аквалангиста и ещё один оператор с камерой в защитном футляре. Но они далеко, не мешают съёмке – всё, как режиссёр обещал.
Оборачиваюсь и смотрю на съёмочную бригаду, среди которых наготове кружат медицинские работники с чемоданчиками, и задаюсь вопросом:
– Почему они ничего не сделали?
– Потому что из-за таблеток твоё сердце работало на пределе, остановилось слишком быстро, – звучит голос девочки. – Не выдержало перепада температуры, вода была слишком холодной. Нас всё ещё снимали… когда мы умирали.
Глава 35
Пустота кажется спасительной. Тьма, поглотившая с головой, возвращает способность думать, зашивает рот, подавляет крик ярости пробивающийся к выходу.
Он убил нас. Томас! Убил меня и ребёнка, что жил во мне! Дышал во мне!
Ударяюсь коленями о гладкий пол, дрожу так сильно, что слышно клацанье зубов. Пытаюсь не сойти с ума, пытаюсь не поддаваться ярости отравляющей тело.
Чувствую. Чувствую, как никогда прежде! Я переполнена самыми пагубными, жестокими, не присущими человеку эмоциями! Монстр порождённый проклятием царапает изнутри когтями, приказывает выпустить его и позволить уничтожать каждого на своём пути, чтобы дать волю злости, ненависти, и всей этой адской смеси чувств, что бурлят во мне.