Лукавый прислонился затылком к подголовнику.
– Я не пил. Я совсем не пьян, – возразил он, подняв указательный палец.
– Тогда почему ты так долго спал? Я уже полгорода проехал.
– О чем ты? От клуба до дома пятнадцать минут на машине! – воскликнул Лукавый. В виске застучала боль. Он приложил к нему палец. – Какой сейчас месяц?
Дэн засмеялся.
– Ты что, Алан Пэрриш[7]?
– Серьезно, Дэн. Какой месяц?
– Февраль. А что?
– Останови машину! – Лукавый потянулся к рулю, но его приковывал к креслу ремень безопасности. – Твою мать, тупая фигня! – Он отстегнул ремень, крича брату, чтобы тот остановил машину.
Свет фар ослепил его. Удар. Визг шин. Треск стекла.
– …сынок, – голос матери оглушил, словно она приставила рупор к его уху и что есть силы в него крикнула. – Сынок!
– А? Что? – Лукавый заморгал, выпрямляясь. – Что не так, мам?
– Ты не просыпался. Я услышала, как трезвонит твой будильник, и зашла проверить. – Она вздохнула. – Если работа лишает тебя отдыха, лучше брось ее и как следует выспись! – Мать похлопала его по плечу. – Давай вставай и иди завтракать.
Лукавый чистил зубы с закрытыми глазами. Он открыл их, чтобы сплюнуть. Боковым зрением он заметил Еву, возникшую на крышке унитаза, и дернулся:
– Ты фто делаеф?
– Пытаюсь вспомнить, как чистить зубы. Так досадно! После смерти забываешь даже элементарные навыки, потому что они тебе больше не нужны, – вздохнула Ева.
– Ты же не подглядывала за мной в душе? – Лукавый посмотрел на нее с подозрением.
– Ой, точно! Я же теперь и это могу делать! – Он сделал страшные глаза, а Ева рассмеялась, прикрыв веки. Ее волосы покачивались в такт движению головы.
Лукавый чуть было не проглотил воду, смешанную с остатками пасты, но вовремя сплюнул. Он заметил в пасте розоватый цвет – белое смешалось с кровью, – но не обратил внимания. Электрическая щетка часто царапала десны.
– Не подглядывай за мной, – пробурчал он, вытирая лицо. – В ванной я хочу быть один.
– Хорошо. Буду подглядывать за другими.
– Эй! Вообще ни за кем не подглядывай! – Лукавый шлепнул ее полотенцем. Пушистая ткань прошла сквозь бедро Евы.
– С кем ты разговариваешь? – спросила мать.
– Это я сценку для школы репетирую! – ответил Лукавый. Ева прикрыла рот рукой, с интересом глядя на него.
– Ты же больше туда не ходишь, врунишка!
– Дай мне немного пространства, лады? Я скоро выйду.
– Не засиживайся на унитазе.
– Блин, мам! – К кончикам ушей Лукавого прилила краска. Его щеки оставались бледными, но всегда выдавали уши. Спасали от этого только прогулки по морозу и шапки – тогда никто не мог сказать, замерз он или смутился.
– Ты покраснел. – Ева расхохоталась.
– Уйди, а! – Лукавый помахал рукой в ее теле, и призрачная плазма обвила его запястье, как сахарная вата – палку.
Пока он ел пшенную кашу, мама поглядывала в окно. На улице разошелся сильный дождь, и она хмурилась.
– Что-то Павлика давно не видно. Ты не знаешь, как у него дела? – спросила мать. – Джульетта по нему скучает.
– Не знаю, у него телефона нет. Обещал в школе ко мне подойти, сказал, что живет недалеко. – Лукавый залпом выпил обжигающий чай и высунул язык, замахав на него руками. – Я его найду, не волнуйся.
– Уж найди, мальчик все же хороший. Книжку мне подарил. И сережки. Хочу ему тоже что-нибудь подарить. Подскажешь?
– Чтобы об этом говорить, мне нужно узнать его получше.
– Кажется, Павлик упоминал, что ему нравятся книги. Пойду, поищу на сайтах что-нибудь для подростков. – Она ушла в спальню. Вернулась с планшетом.
– Только не покупай ему всякую хрень.
– Что именно ты имеешь в виду под «хренью», молодой человек? – голос матери сделался строже. – Следи за языком, юноша!
– Не начинай. – Лукавый закатил глаза, съел все печенье и выпил теплой воды. – Сейчас в книжных много хлама продается. Найди ему что-нибудь добротное… Знаешь, например, коллекционное издание «Войны и мира»! Как тебе?
– Ну, – мать помолчала, листая электронный каталог, – учитывая тот факт, что он подарил мне «Трех мушкетеров», думаю, ему понравится.
– Спасибо за завтрак. – Лукавый поцеловал мать в щеку и вышел из кухни.
Малыш
36
Малыш хотел навестить Джульетту, но не успевал делать уроки и разгребать горы посуды. Родители то и дело ругались, иногда доставалось и ему. Павлик терпел, пока ссоры не переходили в побои. На улице уже стало слишком холодно, чтобы ночевать под открытым небом. Его старая куртка порвалась. Малыш пытался ее подлатать: с каждым подшиванием куртка уменьшалась, и к осени он не смог в нее влезть. Просить родителей купить новую Павлик побаивался.
В пятницу мать отпустила его погулять. Надев красный растянутый свитер, Малыш побежал к переходу. Он пришел туда раньше учителя и дожидался его, прыгая с ноги на ногу.
– Прости, я опоздал, – сказал Костя. На плече у него висел футляр со скрипкой, а в руках он держал два пакета: один – большой и раздутый, а другой – с лист А4. – Вот, возьми это, – Костя поставил перед Малышом крупный пакет.
Павлик заглянул туда, достал что-то темно-синего цвета. Это оказался пуховик с капюшоном, достающий ему до колен.
– Это мне? Правда?! – Он смотрел на Костю во все глаза. Тот кивнул.
Павлик застегнул молнию. Когда на голове очутился капюшон, он разревелся и обнял Костю.
– Спасибо, – шмыгнул носом, – эта куртка очень теплая!
– Это моя старая куртка. Я не знал, подойдет ли она тебе. Не люблю выкидывать хорошие вещи. – Костя потрепал мальчишку по капюшону. – Хватит плакать. Лучше учись.
Малыш закивал. Слезы высохли, и теперь его глаза блестели от любопытства.
– Это тоже тебе, – Костя показал ему пакет поменьше. – Мне эти учебники уже не нужны, я их перерос. А тебе они в самый раз. Для начала проверим твой музыкальный слух и освоим азы.
Костя достал скрипку из футляра, взял смычок.
– Слушай внимательно, – сказал он и сыграл незатейливую мелодию. – Напой, что слышал.
Павлик ни разу не сфальшивил.
– Хорошо, – Костя протянул ему инструмент. – Держи. Попробуй взять ее так, как держал я.
Малыш с энтузиазмом ткнулся в подбородник, потянулся за смычком.
– Пока без него, – покачал головой Костя. – Ты правша?
– Да.
– Значит, правильно держишь скрипку. Левая рука у тебя главная, ее называют рукой-основой. Ею ты держишь скрипку у грифа, но не плотно к нему, – Костя поправил хватку Малыша. – К подбороднику слишком сильно не прижимайся, ты же не будешь спать на скрипке.
Павлик внимательно следил за учителем, запоминая каждое слово.
– Рука-основа не должна прислоняться к телу во время игры. Немного расслабь пальцы, – Костя поставил их в правильное положение, и Малыш смотрел на них, пока у него не заболели глаза. – Возьми и посмотри, как тебе будет удобнее. – Костя отдал ему смычок.
Малыш крепко сжал его.
– Расслабь руку, – подсказал Костя.
Павлик замер. Когда он привык к позе и напряжение спало, его лицо засияло в свете тусклых переходных ламп.
– У меня получается! – воскликнул он.
– Ты только начал. – Костя забрал у него инструмент, кивком указал на маленький пакет. – Достань учебник и читай вслух. Ты ведь не знаешь нот?
– Не знаю.
– Тогда будем их учить. Я буду тебе играть, а ты повторишь, и так до конца часа.
Время занятия пролетело для Павлика словно миг. Только он моргнул, как Костя сунул скрипку в футляр.
– Ой, так быстро, – пробормотал Малыш.
– Прости, у меня мало свободного времени, – сказал Костя. – Встретимся здесь в это же время на следующей неделе.
– Хорошо.
– Изучи первый учебник и принеси его с собой. Там есть еще нотная тетрадь, ее тоже захвати. Ты можешь посмотреть обучающие ролики дома на «Ютьюб»?
– У меня нет компьютера, – вздохнул Павлик. – Буду ждать нашего следующего урока.
Он помахал Косте, тот едва кивнул головой, и они разошлись. Навещать Джульетту было уже поздно, поэтому Малыш пошел домой. На пороге его встретила мать.
– Ты где шляешься? – строго спросила она. – Я уже собралась тебя искать.
– Извини, мам. Я…
– Это еще что такое? – Она прикоснулась к его пуховику. – Какой теплый! Откуда он у тебя?
– Друг подарил.
– Точно друг? Может, ты воришкой заделался?
– Нет! – вскрикнул Павлик, втянув шею в плечи.
– Не бойся, отец сегодня дома ночевать не будет.
Малыш разделся и оставил куртку на вешалке.
– Хороший у тебя друг, ничего не скажешь. Куртка дорогая, брендовая. Может, познакомишь меня с ним? – Мать улыбнулась.
Малыш не ответил, настороженно глядя на нее.
– Не бойся так, я тебя не сожру. Что в пакете?
– Так, мелочи. Ничего интересного. – Павлик спрятал пакет за спиной.
– Ну и ладно. Не хочешь со мной говорить, тогда сам себе ужин готовь! – вспылила мать. – Совсем от рук отбился, ничего не рассказываешь, что-то скрываешь, откуда-то куртку брендовую припер!
Она села на низенькую скамью для обуви и расплакалась. Малыш виновато поджал губы. Повесив пакет на дверную ручку, он встал рядом с матерью на колени и погладил ее по голове.
– Мама… мамочка, ну ты чего? – осторожно спросил он.
– Никто в этом доме меня не ценит, а я ведь тоже живой человек! – всхлипнула она.
– Я люблю тебя. – Малыш поцеловал ее в щеку. – И папа тебя любит. У нас просто… случилось горе.
Мать покачала головой, обняла сына, и они раскачивались, пока у него не заурчало в животе.
– Ты прав, – сказала она. – У нас случилось горе. Нам нужно учиться жить дальше. Иди, переоденься и приходи ужинать.
Тихая
37
Тихая отсчитывала шаги от дома до остановки, от остановки до кафе. Ее объяло нехорошее предчувствие, и она хотела проснуться где-нибудь в другой реальности.