– О чем ты говоришь? – Она зажмурилась и втянула запах масла. От отца пахло так же, как от мотоцикла. Одно из самых ярких воспоминаний о нем.
– Принцесса, я пришел, чтобы попрощаться. Скоро годовщина с момента аварии, и я уйду в другой мир, чтобы встретиться с твоей мамой.
– И снова оставишь меня одну?! – отстранившись, Язва сердито посмотрела на него сквозь слезы. – Я совсем не хочу жить без тебя и мамы!
– Тогда живи ради этого паренька рядом. Благодаря ему я смог прийти к тебе и вот так обнять. Он любит тебя, доченька. Не упусти своего шанса, такая искренность мало у кого бывает, – отец смахнул ее слезы большими пальцами и поцеловал в лоб: – Прощай, моя хорошая. Живи своей жизнью. И постарайся не рисковать понапрасну. А еще будь помягче с Олесей, ладно?
– Ладно!
– И бросай наконец курить. Пообещай мне!
– Обещаю! – Язва уткнулась лицом отцу в грудь и шумно выдохнула: – Я люблю тебя, пап.
– И я люблю тебя, принцесса.
Язва открыла глаза с первыми лучами солнца. Ощущение покоя и легкой ностальгии охватили ее. Она повернулась на бок и посмотрела на спящего Костю. Полюбовавшись им, она придвинулась ближе и нежно поцеловала его.
– Ты счастливчик, Левицкий, – прошептала Язва, поглаживая его по щеке пальцем, – мой папуля тебя одобрил.
Улыбнувшись, она встала и собрала оставшиеся пачки сигарет. Раньше она курила назло родителям, потом – чтобы заставить мачеху понервничать. Теперь в этой вредной привычке не было никакого смысла.
Язва нажала на педаль мусорного ведра в туалете:
– Пока-пока. – И выбросила сигареты.
Протез
74
Родной подъезд казался незнакомым. Сосчитав до десяти, Костя не сдвинулся с места.
– Да идем уже. – Ярослава взяла его под руку и повела внутрь.
Они поднялись до четвертого этажа. В квартире было тихо. Костя скинул кроссовки и на цыпочках пробрался в свою комнату, чтобы взять рюкзак и переодеться.
Он уже почти ушел, когда из-за его спины донесся голос:
– Алену кормить не собираешься?
Костя вздрогнул, чуть не выронив рюкзак. Обернувшись, увидел мать в шелковом халате и с полотенцем на голове. Она сидела в его кресле, закинув ногу на ногу, и выглядела непривычно домашней.
– Ты до сих пор не приготовила ей завтрак? – спросил он, прочистив горло.
– Она мою «гадость» не ест, – ответила мать. – Иди, корми сестру.
– Сама корми. – Костя выскочил в коридор и накинул куртку.
– Обречешь любимую сестренку на страдания из-за собственного эгоизма? – Мать выплыла в коридор и посмотрела на гостью. – А это еще кто?
– Моя девушка.
– Рано тебе о девушках думать. После того, что ты натворил в музыкальной школе, тебе вообще рано обо всем самому думать! – разозлившись, она перешла на крик.
– Считай как хочешь. Я пошел. – Костя вытолкал Ярославу в подъезд, схватил ее за руку и побежал по лестнице.
– Дома больше не показывайся! Слышишь? Чтоб духу твоего здесь не было! – голос матери преследовал его до самой улицы.
– Отлично. Великолепно, – сказал Костя, наклонившись. – С ней говорить невозможно. Она как Медуза Горгона: взглянет – и я каменный.
– Это потому, что вы с ней похожи.
– Надеюсь, ты пошутила. Не хочу иметь ничего общего с этой женщиной!
– Хочешь ты того или нет, но рано или поздно повадки родителей пробуждаются в нас, – заметила Язва.
Попрощавшись с Ярославой, Костя пошел в школу. Весь день он не находил себе места, думал, правильно ли поступил, но все мысли о матери обращались в гневливое недовольство. После уроков он позвонил Лукавому и напросился пожить у него. Тот согласился.
– У меня нет вещей. Я взял с собой только пару учебников и тетрадей, да и то не все, – признался Костя, когда Лукавый пустил его в квартиру.
– Пф, по фиг. Возьмешь что-нибудь из моего. Заодно, может, стиль поменяешь, а то эти белые рубашки с накрахмаленным воротничком из тебя всю энергию высасывают. В нашей школе свободная форма, так почему ты все время в официальном? – спросил тот.
– Всю жизнь носил официальное. Я сказал бы, что привык, но мне вдолбили это в голову. Сложно избавиться от прежнего себя, – ответил Костя.
– Лан, не парься. Переодевайся, и пойдем, поиграем во что-нибудь.
Лукавый запустил приставку и дал другу геймпад, когда Костя вернулся из ванной.
– Файтинги, шутеры? Что нравится? – спросил он.
– А?
– Не знаешь?
– У меня не было времени на игры. Я играл только в «сапера» и «дурака» в далеком детстве.
– У, как все запущено, – присвистнул Лукавый. – Что ж, будем учить тебя развлекаться.
Костя вздохнул. Управление давалось ему с трудом, он проигрывал Лукавому и в какой-то момент хотел сдаться, но передумал. За час игры он привык к кнопкам и джойстику и теперь лупил игровых болванчиков в кооперативе, не умирая вначале.
– Ты быстро учишься, – похвалил его Лукавый.
– Хоть что-то я умею.
Вечером пришла мать Лукавого, радушно приняла Костю в семью. Во время ужина он боялся пробовать еду из-за ассоциаций с маминой стряпней, а когда рискнул, не смог остановиться, пока не съел все.
– Это было очень вкусно. Вы потрясающе готовите, – высказался Костя. Его глаза заблестели от удовольствия.
– О, спасибо, милый, – улыбнулась мама Лукавого.
Костя прожил у них чуть больше недели. В среду вечером кто-то позвонил в дверь.
– Это ты! – послышался удивленный возглас матери Лукавого.
Костя выглянул в коридор. На пороге стояла его мать, сдерживающая отвращение, а мать Лукавого смотрела на нее, прищурившись.
– Слышала, у вас мой сын. Я хочу его забрать.
– Неудивительно, что он от тебя сбежал. У меня до сих пор от твоих криков голова болит, – сказала мать Лукавого.
– Зачем ты пришла? – Костя вышел вперед.
– Ты меня так и не разблокировал, поговорить с тобой во время учебы в школе я не могу, – губы матери дрогнули. Она обиженно посмотрела на него: – Алена отказывается ходить на танцы и ничего не ест. Ты должен вернуться и спасти ее!
– Я тебе ничего не должен, – негромко, но сухо отрезал Костя.
За полторы недели в гостях он узнал, какой может быть любящая семья. Лукавый научил его быть более решительным для встречи с матерью, и теперь, когда внутри все дрожало и скручивало от страха, внешне он походил на айсберг.
– Тогда должен Алене…
– Нет.
Мать нахмурилась, переступила с ноги на ногу.
– Вернись домой. Говорю по-хорошему.
– Ты не оставляешь мне выбора, а мне это не нравится. – Костя скрестил руки на груди, посмотрел на мать. Они отражали друг друга. – Я вообще-то тоже человек. У меня есть чувства, желания. Меня можно обидеть. Если ты проделала такой долгий путь, сама пришла сюда, то подбери правильные слова.
Его мать громко и манерно вздохнула.
«Ну, сейчас начнется, – подумал Костя, – разыграет трагедию и выставит меня виноватым».
– Прошу, пойдем домой. Я так устала от этих крысиных бегов. – Она протянула к нему руку. – Мне нужен только мой сын. Мой мальчик.
– Я тебе не верю.
Мать опустилась на колени.
– Смотри, до чего ты меня довел, – пробормотала она. – Пойдем домой, Костя. Я больше не буду заставлять тебя заниматься тем, что тебе не нравится.
Сжалившись, Левицкий взял мать за руки и помог подняться. Любой другой подросток смутился бы на его месте, но Костя переборол себя, решив, что не будет брать с матери дурной пример. Он хотел быть выше этого и потому сказал:
– Пойдем домой.
Лукавый
75
Лукавый позвонил Вику, когда гулял по улице. Рядом шла Ева и подслушивала разговор.
– Не против, если я к тебе приду? – спросил он. – Нужно поговорить.
– Конечно, залетай. Код от двери помнишь?
– Не уверен.
– Мой день рождения. Четырнадцать ноль два.
– Скоро буду. – Лукавый убрал мобильник в карман и взглянул на Еву: – Пойдешь со мной?
– Конечно! Я тоже хочу тебе кое-что сказать. – Они остановились на перекрестке. Лукавый ждал зеленого. – Не ходи к Вику.
– Почему?
– Тебе не нужно это делать. Просто поверь мне и забудь об аварии.
Лукавый пристально посмотрел на нее, повел челюстью. Когда светофор запищал, он пошел по пешеходному переходу.
– Почему ты просто не прислушаешься ко мне? – крикнула Ева, поспешив за ним.
– Потому что в аварии погибли люди. Мой брат, брат Тихой, отец Язвы. Они умерли из-за чьей-то тупости. Авария была неслучайной! И я это докажу.
– Кому? Пока не поздно, остановись.
Лукавый повернулся к Еве, пошел задом наперед. Зеленый сигнал светофора предупреждающе замигал.
– Всем, кто верит, что авария произошла из-за моего брата. Все шишки посыпались на него. А у него, к слову, уже должен был родиться ребенок. Он мог бы быть счастливым отцом, если бы не тот кретин за рулем, умотавший с места аварии, – Лукавый выплевывал слова, а Ева чувствовала его злость.
– Ты с этой аварией никак не связана, поэтому не лезь. – Он развернулся и вышел на тротуар, когда желтый сигнал сменился красным.
Ева осталась в потоке машин. Они проносились сквозь ее призрачное тело, превращая в разноцветную вертушку.
Когда злость развеялась, Лукавый позвонил Кате. Она не ответила. Он выждал несколько минут и позвонил еще раз. От беспокойства скрутило живот.
«А вдруг с ней что-то случилось, и мы об этом не узнаем?» – заволновавшись, Лукас направился к ее дому.
Он постучал в дверь, забыв про звонок.
– Кать, это я! Лукас! Открой уже, а? – взмолился он, прижимаясь лбом к кожаной обивке.
– Да не откроет она! – в коридор выглянул сердитый мальчишка лет четырнадцати.
Лукавый обернулся:
– Почему?
– Ее вчера увезли куда-то на скорой, – сосед задумался, – в роддом, наверно. Она за живот держалась.
– Вот блин, – Лукавый нервно прочистил горло, – спасибо.