Я отодвинула один из стульев и уселась за кухонный стол. Хан Ману выключил телевизор и сел напротив, аккуратно поставив костыли у стены. За его спиной была раковина, а над раковиной – небольшое окно.
Мне вспомнился рассказ детектива о шаркающей походке Хан Ману. Я хотела знать, что у него с ногой. Даже самый печальный исход не казался мне достаточным наказанием.
– Несчастный случай?
Он ответил, что нет, но не стал ничего уточнять.
– А что тогда с ногой?
– Операция.
– Что за операция?
– Просто операция. Болела.
– Ампутировали ногу?
Хан Ману беззвучно кивнул.
Он выглядел усталым и несчастным, и мне захотелось сказать что-нибудь резкое, чтобы не угас огонь моей ненависти.
– Это Бог тебя наказывает!
Он слабо возразил, пробормотав еле слышно:
– Да просто болезнь. Мне службу в армии из-за этого сократили.
На секунду я растерялась. В нарисованной мной картине не было места армии.
– Неважно. Главное, чтобы ты знал, что это еще далеко не конец. Боль твоя будет неиссякаемой!
Вздохнув, он обреченно склонил голову, показывая всем видом, что ему все равно, что я скажу, лишь бы поскорее закончила.
Его равнодушие еще больше меня распалило.
– Посмотри на меня!
Я расправила желтое платье, надетое специально для того, чтобы его напугать.
– Помнишь это платье?
Он поднял голову и стал разглядывать платье.
– Ты видел его на сестре в день ее смерти.
Хан Ману не отвечал.
– Опять будешь утверждать, что Хэон была в шортах? Ты прекрасно знаешь, что это не так.
Я заметила, что его глаза слегка ожили.
– Разве она была не в шортах?
Его лицо было похоже на дряблый соленый огурец, и мне захотелось ударить его по щеке, совсем как следователю, снова и снова выслушивавшему про шорты на допросе восемь лет назад.
– Думал, если утверждать, что она была в другой одежде, тебя не заподозрят в убийстве? Говоришь, видел ее в шортах, хотя она в жизни их не носила? Ты сам же себя и выдал. Мне ничего от тебя не нужно. Я не буду сообщать в полицию. Хочу лишь знать, кто и почему ее убил. Признайся, это ведь был ты?
– Вы не поверите, – медленно начал он, – но на самом деле я в тот день вообще ничего не видел. Хэ…
Он запнулся на имени Хэон, я сочла это за страх.
– Я не видел ее в машине. Смотрел только вперед, ждал, когда переключится светофор. О том, что в машине сидит ваша сестра, и о том, что она в шортах, мне сказала Тхэрим.
– Ты врешь! На допросе Тхэрим подтвердила, что видела в машине Хэон, но отрицала, что заметила шорты. И следователь мне сказал, что невозможно было разглядеть, во что одета Хэон.
– Он был прав.
– Что?
– Тхэрим тоже не могла увидеть. Но, тем не менее, она так сказала. Что ваша сестра в шортах. Тхэрим сидела у меня за спиной, держалась за меня и говорила об этом.
Он неожиданно улыбнулся. Я почувствовала, как по спине поползли мурашки. Как можно улыбаться в такой момент?
– Я очень хорошо помню. Когда светофор переключился и мы тронулись с места, Тхэрим сильнее ко мне прижалась и сказала про топ и шорты.
Он опять улыбнулся. Я не знала, что его радует во всем этом.
– Ты сам понимаешь, как глупо это звучит? Как она могла сказать о том, чего не видела?
– Я тоже удивился, как она смогла разглядеть. И переспросил. А Тхэрим огрызнулась и ответила, что ваша сестра сидит, прижав колени к груди, так что наверняка в шортах.
Несколько секунд я не могла осознать услышанное. Мой взгляд уперся в тумбочку у стены, заставленную лекарствами. Колени! Он сказал про колени! Сестра сидела, прижав колени к груди. Я прекрасно знала эту ее привычку. Не сосчитать, сколько раз я видела Хэон сидящей на диване в такой позе. Мы с мамой терпеть этого не могли. Если сестра точно так же уселась в машине, если она подняла колени, раздвинула и прижала к груди, человек, заметивший ее снаружи, наверняка подумал бы, что она в шортах. И Тхэрим тому доказательство.
Хан Ману продолжал говорить, но я ничего не слышала. Когда через какое-то время я опять стала осознавать происходящее, он все еще бубнил, словно объясняя самому себе. Он не хотел, чтобы следователь узнал о Тхэрим. Но тот все переспрашивал, точно ли Ману видел в машине девушку, уверен ли в своих показаниях. Допытывался о деталях. В результате пришлось рассказать и про распущенные волосы, и про топ с шортами. Все равно следователь не отставал. Просил подумать получше, убеждал, что он ошибается. Видимо, что-то не совпадало с показаниями Син Чончжуна. Так прицепился к шортам, что в конце концов пришлось упомянуть о Тхэрим. Все оказалось напрасно.
– Тогда почему было не рассказать про колени? – прервала его я. – Раз уж проговорился о Тхэрим, признался бы, что ничего не видел, что это она тебе сказала, даже нет – всего лишь предположила.
– Не знаю. Может, надеялся, что она сама все объяснит.
– Но она не говорила про колени на допросе. Просто заявила, что не видела шорты.
– Да, это мне известно. От следователя.
– Почему же смолчал и после этого?
– Именно потому, что она ничего не сказала. – Хан Ману улыбнулся в третий раз. – Решил, раз у нее есть причины…
– Какие?
– Ну… Какие угодно. Она же не просто так молчала. И я не хотел подводить. Ей и так несладко пришлось. Следователь ее тоже долго допрашивал, цеплялся к каждому слову. Успокоился, только когда она сообщила, что топ был желтого цвета.
– Это ты от нее узнал? Вы встречались после ее допроса?!
Он помолчал.
– Да. – Снова пауза. – Один раз. Тхэрим приходила в ресторанчик, где я подрабатывал. Про это я тоже не рассказывал следователю.
Внезапно он взглянул на меня так, словно собирался поведать великую тайну.
– Я увидел ее на улице, когда уходил домой. Она сказала, что целых полчаса ждет меня у дверей.
Его лицо почти сияло, глаза прояснились, даже морщины разгладились.
– Тогда она и рассказала про допрос. И что смолчала про колени. Потому что женщинам стыдно говорить про поднятые и раздвинутые колени. Неприлично. Она хотела, чтобы в полиции ничего не узнали. Вот поэтому я…
Тхэрим, Тхэрим, Тхэрим… Когда Хан Ману говорил о ней, его лицо уже не походило на сморщенный огурец. Оно разглаживалось и сияло. Оставалось удлиненным, но казалось более круглым. Как дыня. Или как колени моей сестры.
Хан Ману указал пальцем на платье и спросил:
– Так она была в платье? Не в шортах?
Я не ответила. Не хотела вслух подтверждать, что сестра, одетая в платье, сидела в неподобающей позе. Он больше не спрашивал. Когда я встала со стула, он взглянул с удивлением. Было похоже, не ожидал, что все закончится так быстро.
Я спускалась по лестнице, чувствуя, как у меня дрожат ноги. Колени… Мне ни разу не приходило такое в голову. Сестра привыкла сидеть правильно, когда была в школьной форме, но в другой одежде за собой не следила. Даже не пыталась. Тем более что практически все свободное время она проводила дома. В тот день Хэон ушла в домашней одежде – желтом свободном платье без рукавов и шлепанцах. И без нижнего белья. Такой ее и увидел Син Чончжун. Она села в машину и устроилась в излюбленной позе… Представляя это, я почувствовала головокружение и зажмурилась. Чтобы не закричать, закусила губу. Только сейчас я поняла, почему мама так жестоко наказывала Хэон.
Я приходила к нему еще несколько раз. Снова и снова задавала одни и те же вопросы, снова и снова выслушивала одни и те же ответы. Я успела выучить его историю наизусть, так что, если он запинался, подсказывала нужное слово, а если пытался использовать другое выражение – поправляла. Иногда мы просто молча сидели рядом. Я знала, что выяснила все, что могла, и тем не менее мои визиты не прекращались. Я разыскала Хан Ману с уверенностью, что наша встреча все для меня прояснит, но в итоге ничего не изменилось – я по-прежнему не знала, как жить дальше.
Это произошло в мой пятый визит. По обыкновению, Хан Ману открыл дверь и безропотно впустил меня. Не успев войти в гостиную, я услышала звонкий женский голос, спрашивающий, кто пришел. Оказалось, что дома была его младшая сестра. Я знала о ее существовании – ведь это она пыталась подтвердить его алиби – но раньше мы не встречались, и столкновение наяву привело меня в замешательство. Она выглянула из кухонного угла. Круглое лицо, большие глаза – результат пластики двойного века. Совершенно не похожа на длиннолицего брата со щелками вместо глаз. Разница такая же ощутимая, как была и у нас с Хэон.
Она бросила на брата вопросительный взгляд, но тут же догадалась сама.
– Зачем вы опять пришли?
Я растерялась.
– Что молчите?
– Я хотела починить обувь и по пути…
– Обувь? А мы здесь при чем? – Ее глаза округлились еще больше.
– Тут рядом мастерская…
– А, эта. Но к нам-то зачем пришли, спрашиваю.
– Я не имею ничего против вашего брата. Просто хочу поговорить.
Я попыталась пройти из коридора в комнату, но сестра Хан Ману преградила мне путь. Она была такой маленькой, что даже мне, невысокой, приходилось смотреть на нее сверху вниз.
– Поговорить о чем? Ману ведь все уже рассказал.
– Просто поговорить. Не о сестре.
– Не смешите меня. Вы все утверждаете, что пришли просто поговорить, но не верите ни одному слову, только все извращаете. Надоело.
– Я же не из полиции.
– Но тоже ведете расследование, разве не так? Разнюхиваете, строите теории, в чем же отличие?
Вздохнув, я протянула ей пакет с небольшими дынями.
– Это вам.
– Мы не нуждаемся.
– Пожалуйста, разрешите хотя бы присесть, я очень устала.
Она не ответила, но посторонилась. Я поставила на кухонный стол пакет с дынями и села на стул. Крайний слева, куда садилась с первого дня. Взгляд обратился к окну над раковиной. Сестра Хан Ману вернулась к прерванному мытью посуды, намеренно громко гремя тарелками. Я опять отметила, какая она маленькая – нижний край низкого окна находился выше ее головы.