В то лето, когда шел чемпионат мира по футболу, я думала, что прозвище «красный дьявол» больше подходит мне самой – на лице вдруг высыпали огромные пылающие прыщи. Я ходила к дерматологу, однако лечение не принесло заметных результатов. Всем вокруг я сообщала, что хочу как можно полнее слиться с нашей командой, оттого и лицо такое.
День после окончания чемпионата объявили государственным выходным. В тот момент, когда ближе к вечеру раздался звонок, я возилась с гигиенической прокладкой в ванной. Я подумала, что звонивший скоро сдастся, но телефон продолжал и продолжал трезвонить. Тогда я наспех натянула трусики и, полусогнувшись от менструальной боли, как могла, поспешила взять трубку. Звонивший спросил, кто является опекуном Ким Хэон, я продиктовала телефонный номер магазина, где работала мама. Все так же страдая от боли, я вернулась в ванную и опять стянула трусики, чтобы поменять, наконец, прокладку, но вдруг резко подняла голову и уставилась на отражение в зеркале. Из зеркала смотрела девица, чье лицо было усыпано отвратительно набухшими красными прыщами, а внутренняя часть бедер вымазана кровью. Жуткая красная ведьма, настоящий кошмар. Я в который раз посокрушалась, почему так некрасива, и даже успела подумать, что здорово было бы стать красавицей, как сестра. Лишь когда я взглянула на пропитанную кровью прокладку, до меня дошло. На секунду перехватило дыхание. Кто и зачем искал опекуна сестры?
Вскоре позвонила мама и попросила проверить, дома ли Хэон. Я заглянула в комнату сестры и в гостиную, на всякий случай даже зашла к себе, а затем ответила, что Хэон куда-то ушла. Дрожащим голосом мама велела ни в коем случае не выходить, закрыться и сидеть дома.
Насквозь промокшая, она вернулась поздно ночью. Я не знала, что пошел дождь, и, увидев, как с маминой одежды на пол гостиной стекает вода, первым делом схватилась за швабру.
– Хеын убили.
Она сказала именно так. Я не ослышалась, мама отчетливо выговорила «Хеын», а не «Хэон». Этот голос, эти слова я буду помнить всегда.
Снова слышу, как мама зовет Хеын:
– И где же наша девочка Хеын? Вот где она спряталась!
Самое странное, что ни я, ни мама понятия не имели, что вечером предыдущего дня, 30 июня, Хэон ушла из дома и не вернулась. Я была уверена, что она весь день сидит в своей комнате. Чемпионат ее не интересовал, и финальный матч Бразилии с Германией я смотрела в одиночестве, а затем, по-быстрому сварив себе рамён, опять уселась перед телевизором, где показывали церемонию закрытия. Мама вернулась поздно, и хотя дверь не была заперта на замок, для нас это было обычным делом, так что у мамы и мысли не возникло проверить, дома ли ее дочери.
До сих пор не знаю, почему примерно в половине шестого сестра внезапно ушла. Она никогда не совершала пеших прогулок и явно не собиралась пройтись по магазинам, так как оставила кошелек дома. Еще невероятнее, что Хэон оказалась в машине Син Чончжуна. Если сестра не хотела чего-то делать, никто не смог бы ее заставить. Владелица химчистки, видевшая, как Хэон садилась в машину, подтвердила, что сестра сделала это добровольно. Но почему? Хотела куда-то поскорее добраться? Был определенный пункт назначения, куда она направилась, покинув машину примерно в семь? Хэон не взяла с собой денег, значит, не могла воспользоваться автобусом или метро. Если у нее была назначена встреча в парке, где позже обнаружили тело, почему она собиралась пройти все расстояние в пять длинных автобусных остановок пешком? Или встреча в парке была случайной? Кто забрал ее жизнь?!
Темное, как глубокий колодец, время, когда мы с мамой полностью отдавались нашему горю, в конце концов было исчерпано. Однажды мама принялась подбирать разбросанные по дому вещи и, долго всматриваясь в каждую, расставлять по полкам и раскладывать по шкафам. Я наблюдала за всем этим, пока не сообразила, что мама занялась уборкой. Она хотела навести порядок. Я попыталась присоединиться. Мой взгляд упал на небольшую бутыль со странно изогнутым горлышком с синей крышкой, валявшуюся у стены. Я подняла ее и некоторое время разглядывала. Что это и куда надо положить? Я вроде бы знала, но никак не могла вспомнить. Она была холодной и липкой. Только почувствовав исходящий от бутыли слабый запах, я поняла, что это лекарство и надо отнести его в домашнюю аптечку. Мне потребовалось несколько минут, чтобы распознать обычный болеутоляющий раствор.
Началось наше возвращение в реальность. По крайней мере, мне так казалось. Я думала, что все закончилось. Что теперь можно будет жить нормальной жизнью. Мама решила вернуться на работу в магазин, а я должна была дождаться окончания академического отпуска и опять пойти в школу.
Я ошиблась. Это не было настоящим возвращением.
Вскоре мама отправилась в Суд по семейным делам. Сказав, что хочет поменять имя дочери, она получила бланк заявления и перечень необходимых документов. Вернувшись домой, мама красивым почерком заполнила заявление, не пропустив ни одной графы. Причиной смены имени она указала изначальное решение назвать дочь Хеын, чему помешали обстоятельства: «поэтому хотя бы сейчас надо исправить», – добавила она.
Служащий, которому мама отдала заявление, попросил предоставить Свидетельство о семье, оформленное на Хэон и значившееся в перечне документов. Мама ответила, что Свидетельства нет, потому что дочь умерла. Шокированный служащий переспросил, действительно ли мама хочет поменять имя умершей. Мама подтвердила. Служащий сказал, что это невозможно. Мама не собиралась сдаваться. «Какая разница, жив человек или умер, неужели так трудно сделать бумажку?!» – обрушилась она на чиновника. Служащий попытался объяснить, что дело не в его нежелании: даже если маме каким-то чудом удалось бы получить разрешение на смену имени покойной, новое имя нельзя было бы зарегистрировать, потому что умершего просто не существует. Кроме того, у несуществующего человека нет никаких документов, где можно было бы использовать имя. В чем же смысл затеи? Мама отвечала, что это не его забота, пусть выпишет разрешение. Служащий отказал, заявив, что это не в его компетенции, и повторил, что имена умерших не меняют. После этого, побледневший от стресса, вернул маме деньги за пошлину. Уставившись на купюру пустым взглядом, мама еще некоторое время бормотала, что тут не могут сделать даже самой простой вещи, когда у человека случилось горе. Со слезами на глазах, словно ребенок, не выпросивший конфету, она забрала деньги и ушла.
С того дня мама, можно сказать, открыла собственное агентство по семейным делам. Решила сделать все возможное буквально своими руками. Достав бумаги и книги сестры: учебники, тетради, записные книжки, она везде исправила ее имя. Вынула каждую фотографию с изображением Хэон из альбома и на обратной стороне написала: «Хеын». Имя сестры было стерто ластиком и вписано заново даже в расходные книги, которые мама вела после смерти отца. Школьная одежда и школьные принадлежности, где были нашивки или наклейки с именем, тоже сменили владельца.
Заводя разговор о сестре, мама, как правило, тщательно выговаривала новое имя, особенно первый слог, но, повторяемое слишком часто, оно превращалось и в Хэын, и в Хиын, и в Хыын. В такие моменты я думала, что в прогрессирующем безумии виновата вовсе не мама, а служащий, что отказался принять заявление. Не только отказался, но еще и спросил, в чем смысл затеи. По какому праву? Стоило принять заявление, и ничего этого не случилось бы…
Однажды что-то заставило меня проснуться, и, открыв глаза, я увидела маму, сидевшую рядом и пристально меня рассматривавшую. Не знаю, как долго она так сидела. Хотя я проснулась, мама со страдальческим выражением продолжала вглядываться в мое лицо. Точно так же она смотрела бы на содранный заусенец на пальце. Неожиданно я поняла, что мама ищет во мне Хэон. Она хотела видеть совсем другое лицо. Ее недоумение было почти ощутимым: почему я вижу тебя, а не ту, кого хочу видеть?
Давным-давно, вглядываясь в лицо Хэон, мама светилась надеждой и гордостью – теперь, когда она смотрела на меня, ее глаза выражали противоположные чувства. Я поняла, что возвращение в реальность было иллюзией. Мы не сможем вернуться, если только не избрать самый безумный путь. Иначе нас ждет жалкое будущее, в котором мы с мамой будем похожи на пациентов с психическим расстройством: такие и рады что-нибудь сделать, но сил им хватает только на то, чтобы беспомощно трясти головой.
Мама не могла измениться сама и поэтому одержимо меняла имя сестры, я же не могла ничего изменить в Хэон и поэтому решила взяться за себя. Я совершила бы задуманное, даже если мама попыталась бы меня остановить, но она не пыталась. Более того, чуть ли не подталкивала. Всегда избегавшая больших трат, она сказала, что оплатит операции.
Началось странствие по клиникам пластической хирургии. Сначала мне подправили глаза и губы, затем сделали коррекцию лба и носа. Последними я перенесла три операции, изменившие скулы, нижнюю челюсть и контуры подбородка. Послеоперационные страдания были для меня в радость. Лишь с тампонами в ноздрях или орошая слезами ненормально распухшие щеки, я могла ощущать душевное умиротворение и представлять, что такое же внутреннее спокойствие когда-то испытывала Хэон.
Только через два с половиной года после смерти сестры я отважилась сходить в парк, где нашли ее тело. Я приехала на метро, вышла на остановке неподалеку от нашей старой квартиры и оттуда добралась до парка на автобусе. Парк оказался совсем небольшим. От центральной дорожки влево уходила извилистая тропинка, на которой в отдалении стояла деревянная скамья, выкрашенная в коричневый цвет. Слева от нее торчала непонятная алюминиевая коробка размером с дорожную сумку – вероятно, распределительный электрощит, а сзади тянулась зеленая проволочная ограда высотой в человеческий рост. Стылая земля, кое-где покрытая травой, в направлении ограды шла под уклон – если играть здесь в мяч, он постоянно скатывался бы к ограждению.