я. И ручка, падла, не пишет. Сука. И в столовую надо идти, ибо дома жрать нечего, а в столовке сегодня яйца дают. Меня всё бесит! А на самом деле просто опять поднялся вопрос о моём переводе, и я поняла, что переводиться не буду. Так что эта чудо-книжечка рискует остаться недописанной, ибо в ШИЗО мне её не пропустят. Я не позволю себя больше никуда переводить! Пошли все в жопу! Всё надоело. Адью!
21 октября: 53 дня
Хроника боевых действий.
В субботу, вчера, уже после всех записей, в столовой столкнулась с Леной (бригадир лаборатории). И пока Ася с Анной ужинали, произошли следующие события.
Лена сказала мне, что переводная на меня уже есть, в понедельник я выхожу на работу вместе со швейкой, во вторую смену. Есть мне расхотелось. Стою, значит, я в тамбуре, прикидываю, как лучше к этому делу подступиться, покрасивее так, танцующей походкой и в ШИЗО… Идут с ужина строители:
– Наташ, ну ты приготовь к понедельнику эскизы, не забудь…
– Какие эскизы?! Власть переменилась! Красные в городе! Я иду в ШИЗО!
– … (Непереводимая игра слов на местном диалекте.) В общем, всё уже решено – со вторника меня переводят в художники, они (строители) за меня ручались, не делай глупостей и т. д. и т. п.
Ладно! Хорошо! Прусь к Ленке:
– Можно мне под каким-нибудь предлогом выйти на работу в понедельник с вами, с утра?
– Зачем?
– Поговорить с Мотей! (Мотвеевской.)
– ……. (дубль 2) и опять же не делай глупостей.
– Здесь мало кто знает мой дурной характер – на швейку не пойду ни на один день!
А Ася с Аней всё кушали…
Всё-таки приготовила я им сегодня эти чёртовы эскизы.
22 октября: 52 дня
Продолжение боевых действий.
В 8 утра я на ДПНК с сумочкой, типа на работу… Лена:
– Куда? На… тебе это нужно?..
В это время от картотеки:
– Чернова!
Просто пока все на меня ругались, нарядчики забыли переставить мою карточку из бригады лаборатории. И вот я совершенно официально захожу на фабрику.
Весело. Но безрезультативно. Разговор с Мотей не дал ничего (пыл-то уже остыл, жаль). В 10 часов с фабрики меня всё-таки выгнали, переводная всё-таки состоялась.
Сейчас уже дело к ночи. Сижу на швейке (пришлось выйти на фабрику второй раз за день). Берлад (местный бригадир) периодически пытается заставить меня работать. Ну это уж слишком! Я. Пишу. Дневник.
Плохо то, что я не знаю, подписан ли рапорт на завтра, на перевод в художники. Я уж не говорю о том, что, как я ни сопротивлялась, слово нарушить пришлось – все-таки я на швейке. Однако денёк вышел хардроковый. Сегодня я успела: поработать на двух работах и обговорить заказ на третью, за несколько часов между работами; получить диплом за ПУ, передачу и отоваровку. Уже здесь, на швейке, дописать сценарий. Один бой проиграть, один – выиграть, остаться с надеждой на победу в войне. А ещё за эти дни я успела узнать, сколько людей, оказывается, за меня переживают, чтобы я не наделала глупостей, не испортила себе чего-нибудь (чего?), ибо «…….» на самом деле мне говорили все встреченные мной в тот субботний вечер, пока Ася и Аня кушали.
А Аська в оконцовке на меня даже кинулась, и в течение получаса мы развлекали первую секцию вознёй хомячков и нечленораздельными звуками.
. . . . . . . . . . . . . .
24 октября: 50 дней
25 октября: 49 дней
Всё-таки это случилось!
Перевод, который делается за один день, был завершён всего за какие-то три дня. И вот, когда Берлад была уже на грани взрыва, а я – истерики…
И вот сижу я в некоем… помещении, потолок местами отсутствует, в центре свалены мешки с обрезками синтепона, на всём толстенный слой пыли, холодно – классическая строительская каптёрка. Строительская потому, что рапорт на меня подписали «для проведения строительных работ». Сегодня, пока не подвезли мою краску, буду малярить на общих основаниях. От меня этого, правда, никто не требует, но сидеть без дела что-то поднадоело.
26 октября: 48 дней
Вчера, зайдя в вечернюю смену на фабрику, наши девки из закройного увидели меня с побелкой в волосах, в понтовой стёганой жилетке, в краске и с кистью, стоящей на каком-то допотопном шатающемся столике…
А они-то думали, я художник… Я и сама думала…
Краску-то вчера привезли, а вот краскопульт, чтобы подготовить поверхность, так и не наладили. Я снова малярю! Но! Может быть, сегодня, может быть, завтра мне таки удастся поработать по специальности…
После вчерашнего ноет колено, а ведь, когда начну рисовать, по лесам лазить в три раза больше придётся. Будет хуже. Чёрт их знает…
Размышления по мотивам вчерашнего дня. Всякая шавка мечтает командовать. Умного человека здесь как раз выделяет отсутствие такого желания (вот я – умный человек ☺). А ещё меня радует, что эти же люди, о коих речь, может быть, как-нибудь возьмут почитать этот вот альбомчик и будут говорить: «Да, это так. Я тоже так думала».
Стругацкие, «Град обречённый»: «…с их упрощённой до непонятности психологией…»
27 октября: 47 дней
Вчера ограбила Михайловну на карандаши и всё-таки начала.
Сегодня с утра уже приготовила краски, сижу – жду конца проверки.
РАБОТАТЬ НЕ ХОЧУ! Вообще ничего не хочу.
Вчера посмотрела астрологический прогноз на почти прошедший октябрь. По ходу – это был лучший месяц в этом году.
Е… их в рот, такие года с такими лучшими месяцами!..
Голова моя тряслась, тряслась, да всё-таки отвалилась. Вон она: медленно катится по аллее… Прям так и катится с сигаретой в зубах, нарушая все возможные установки.
Вот что меня радует – это местные пацаны: бабья сучность пополам с мужской непосредственностью. И через раз: «Ну, я пошла… в смысле – пошёл!»
Уже закрасила почти четверть картины. Стою, значит, – любуюсь. Сзади подходит Аладов (преемник Моти), я его не вижу – не слышу. Какое-то время любуемся вместе, а потом вдруг синхронно как заорём:
Я: Я не хочу это рисовать!!!
Он: Красота-то какая!!!
Вот так и живём.
Завтра у Аськи днюха. Я – свинья, я так и не нарисовала ей «скорпиошадь» (это она Скорпион и Лошадь – человек, повёрнутый на гороскопах). Но сейчас я пойду добуду с какой-нибудь клумбы цветы. Точно помню – где-то ещё оставались…
28 октября: 46 дней
С днём рождения, Ася!
Впрочем, вернёмся к цветам. А дело было так.
Ночь, ближайший фонарь метрах в пятнадцати, за деревьями. Зрение у Аньки – минус два плюс «куриная слепота». Она становится на четвереньки…
– Ой, что-то желтенькое!..
И поползла.
Надо будет сегодня пойти глянуть при свете дня, что там осталось от клумбы?
Несколько раз я пыталась её урезонить, но она была непреклонна!
Вернулись мы где-то через полчаса. У Анны в охапке… в общем, что-то у неё в охапке. В секции светло. Итог:
У Аси на клеёнке большая куча мусора растительного и земляного происхождения, а на тумбочке в баночке маленький букетик цветов. Все довольны.
. . . . . . . . . . . . . .
30 октября: 44 дня
Книжка, которую мне подсунула Аська, – полное говно! Короче, иду в библиотеку. Библиотекарша наша – девушка на понтах, с кем попало не якшается, а значит, и книгу нормальную кому попало искать ей не резон. Но сегодня мне повезло – во мне была опознана звезда досуга десятого отряда, и я была принята за своего. И вот стою я и думаю: что б такое попросить, что наверняка есть, но на полке не выставляется. Решила я пройтись по классике (а классикой я называю иногда самые невероятные вещи) – библиотека, как и зона, создавалась в советское время, а значит, классика должна быть, просто, наверное, непопулярна, вот её и убирают подальше. Попросила я Хемингуэя, потом – Ремарка, потом – Гоголя, Тургенева… Короче, я, как всегда, из правильного предположения сделала неправильный вывод – классика в библиотеке всё-таки была: томик «Трёх мушкетёров», Большая Советская энциклопедия и стихи Пушкина…
А фамилию Хемингуэя пришлось вообще на листке записать – библиотекарша не могла понять, что я от неё хочу. Но это не помогло.
31 октября: 43 дня
1 ноября: 42 дня
Совсем девки рехнулись со скуки! Девки – это мы с Анькой. Мы с ней сегодня весь день после работы придумывали сценарий спектакля по зоновским канонам, но про зону, а потому не для зоны. В качестве дополнительной ржаки объясню, в чём фишка. Все спектакли, которые мы здесь ставим, должны соответствовать ряду жёстко прописанных правил, за несоблюдение коих с отряда снимают баллы или вообще спектакль не засчитывают:
– в спектакле не должно быть даже упоминания про какую-либо тюрьму или зону;
– продолжительность спектакля от 30 до 50 мин. (приколитесь, как я год назад ставила подходящий под это правило спектакль «Три мушкетёра»);
– никакой ругани, даже цензурной (а как мы парились с «Любовь и голуби» со знаменитой фразой «Сучка крашеная…»);
– (полный бред) актёры ни на секунду не должны поворачиваться к залу спиной (если надо отойти в глубь сцены – пяться!);
– никакого рукоприкладства, даже в шутку;
– даже разыгрывая сцены любви, актёры могут максимум держаться за руки;
– в нашей стране секса нет! Даже в упоминании.
И самый большой удар по моему тонкому вкусу – песни и танцы в спектакле не обязательны, но их всё равно туда запихивают: мол, от одной говорильни все позасыпают. Сами песни-танцы ещё ничего, но как это делается… Песни поются под караоке (представьте себе репертуар среднестатистического диска караоке). Подбираются они не по принципу «что подходит», а по принципу «что есть» и «что бы мне хотелось спеть». В песнях самым безжалостным способом переписываются слова, чтобы подогнать под спектакль и в соответствии с вышеперечисленными правилами. С танцами всё ещё проще – их просто пихают куда ни попадя, иногда как в том анекдоте: «Так грустно, так грустно, что хочется танцевать».
Вот приколоться бы потом и действительно написать этот спектакль! Наверняка на свободе найдутся придурки, которые захотят его поставить.