Командир вновь повернулся к помполиту.
– А вас, Иван Павлович, благодарю за корректировку бортовых самолетов. По сути, вы спасли корабль и город. Командование об этом узнает, будьте уверены.
Награда не просто обещана – вручена. Обращение по имени-отчеству в боевой рубке означает, что помполит для Лаврова отныне – свой. Не хуже, чем если бы закончил
Морской корпус. Помполит вскинул руку к козырьку. Уж это и в него, до боли гражданского, вколотили.
– Служу Советскому Союзу.
Именно так. Красный Флот не Красная Армия, что служит «трудовому народу». Когда-то русский флот шел в бой «за Веру, Царя и Отечество». Царь отрекся, Веру от службы отделили, но право служить Отечеству, ныне социалистическому, «старая школа» ухитрилась сохранить.
09.00. ЛКР «Михаил Фрунзе»
Римские новости пришлись на завтрак. Слушают везде -на боевых постах у машин и зениток, в буфетах и кают-компаниях. Не напрямую: немногие из советских моряков знают итальянскую речь. Переводит один из офицеров Ренгартена – выписывает русский текст на лист, а читает помполит. Почему так?
Потому, что Иван Павлович каждую фразу комментирует.
– Рим сообщает: «Сегодня, около двух часов ночи по римскому времени, английскому флоту нанесен удар, от которого он вряд ли сможет оправиться. Операция особого диверсионного подразделения итальянского флота увенчалась полным успехом. Подводными диверсантами уничтожены три из четырех линкоров александрийской эскадры.»
Патрилос оторвался от бумаги.
– А было их у англичан четырнадцать, – заметил он, – и семь в постройке. Минус три… У короля по-прежнему много. Еще у англичан три французских дредноута по гаваням занафталинены, в Портсмуте, Плимуте и на Большом Соленом озере в Египте. Захотят, отберут у лягушатников и введут в строй. Что до диверсантов – от них мы побережемся. Для нас, советских, дело привычное.
Снова взгляд в бумажку.
– «Именно уничтожены! Наблюдения, сделанные самолетами-разведчиками, не оставляют никаких сомнений в серьезных разрушениях».
Снова комментарий.
– Атака была ночью, самолеты-разведчики прилетали засветло, самое ранее, на рассвете. Значит, корабли не утонули, а сели на грунт. Как бы их ни отделало – можно поднять, починить. А чинить корабли британец умеет. Не сумеет сам, подгонит на верфь американцам. Как они работают – сами знаете, товарищи.
Еще бы не знали: только что в Норфолке их крейсеру машины до винтика перебрали. В Николаеве, верно, смогли бы сделать то же, но за полгода. Американцы управились за месяц, и теперь становится понятно, ради чего им платили бешеные деньги за сверхурочную работу. Чтобы «Фрунзе» успел в Салоники вовремя.
Помполит читает дальше.
– «Фотографии будут опубликованы в прессе».
Хмыкает.
– Когда корабль утоп, фотографировать нечего. Что у нас дальше? Вот: «По поступившим в последний час сведениям, последний британский линкор покинул гавань Александрии и перешел в Салоники – где тяжело поврежден нашими самолетами! Попадания подтверждены фотографиями пожаров!»
Пауза. Короткая – чтобы каждый успел понять, но ни один не успел ляпнуть вслух.
– Никакой этот линкор не британский. Это мы, товарищи. Это «Фрунзе», – сказал Патрилос и отодвинул листок с переводом. – Это на нас фашисты сбрасывали бомбы – на ясно различимые советские флаги и вымпелы, на корабль в мирной, традиционной русской окраске. Это наш горящий ангар с запасным разведчиком они сфотографировали. Публиковать будут, мазать наши раны типографской краской… Пусть! Нам, товарищи, стесняться нечего. Это от нас бежали их хваленые летчики, только не все успели. Мы подбили четверых. Один – работа зениток, три – истребителей-разведчиков. Как дрались наши братья-греки, вы тоже знаете.
Голос помполита стал тише.
– У нас есть потери. Нам придется хоронить троих хороших товарищей: авиамехаников Яна Вельтмандера и Степана Шатнова, командира авиагруппы крейсера, капитана третьего ранга Александра Нечаева. Вы знаете, как дрались наши самолеты! Благодаря их мужеству корабль цел и боеспособен, о чем фашисты не подозревают. Враг считает что наш крейсер тяжело ранен, торопится добить. Сюда спешат два итальянских линкора. Думают: загоним «Фрунзе» на дно – и займемся любимым делом фашистов, будем убивать беззащитных людей, расстреляем очередной город… Ошибаются, сволочи. Мы готовы к бою – и у нас к фашистам большая злоба. И испанская, и своя, родная…
Патрилос шумно выдохнул. Вновь взялся за бумагу.
– И что там дальше треплет Рим? «Итальянский королевский флот отныне господствует на Средиземном море!»
Он скрипнул зубами – так, чтобы по трансляции расслышали.
– Нет. Не господствует! Потому что есть мы!
Экипаж слушает помполита. Ничего нового он не говорит, комсоргов и парторгов Иван Павлович уже созывал, линию партии до них довел. Линия простая, понятная, доходчивая. «Кровь за кровь, смерть за смерть. Врагов больше, но бьют не числом, а умением. Итальянцы привыкли бегать от англичан – пусть научатся удирать и от русских». Вспомнили Ушакова, капитана Белли, припомнили итальянское участие в осаде Севастополя.
« Фрунзе» для того и строили – не только показывать флаг у дальних берегов, но принять бой. Где угодно, с кем угодно. На это натаскивали экипаж. Что такое итальянские эскадры для корабля, который, было, ушел от атлантического флота
Соединенных Штатов Америки, да еще разукрасил тому на прощание рожу? Это, конечно, были учения, и «Фрунзе» откровенно свезло, но на удаче политсостав внимание не заостряет. Если кто и скажет, что крейсеру подфартило, отвечают суворовским: «Раз везение, два везение – помилуй бог, надо же когда-нибудь и умение!» Ведь это «Фрунзе» потопил франкистский крейсер! «Фрунзе» играл в гляделки с немецким карманным линкором – стволы в стволы, в упор. У наших за спиной шло четыре транспорта, два своих и два американских. Немец требовал досмотра. Наши заявляли, что возле Овьедо – советская карантинная зона, здесь проверкой судов на предмет контрабанды смеют заниматься только корабли под флагом со звездой, серпом и молотом. И – прошли. Сквозь визиры чужих прицелов, сквозь вой бомбардировщиков над головой, сквозь торпедные веера «неопознанных» подводных лодок. Везение? Или – лучший корабль Советского Союза плюс лучший же экипаж?
Одно плохо: сегодня врагов многовато. Настолько много, что Яннис Патрилос заранее обдумывает, как заодно с собой любимым вытащить побольше народа. Людям помполит говорит правду: что советский корабль – не одинокий рейдер. Есть поддержка – греки. В небе дрались – ух как! На море, глядишь, покажут себя не хуже. Вот в то, что помощь союзников что-то изменит, Яннис не верит.
Люди чуют неискренность помполита, и по палубам расползаются слухи, что у греков на отряде, несмотря на народное правительство, из комсостава не вычищены фашисты. Вдруг предадут?
Сам отряд кильватерной колонной тянется вон из гавани. У эсминцев из задних труб попыхивает черным. Бывалые люди объясняют: греки прогревают котлы, что держали холодными даже при авианалете. Чтобы уворачиваться от бомб, полный ход не нужен, двадцати семи узлов, что «Ольга» с «Георгиосом» дают на двух котлах, вполне достаточны. Если прогревают все – значит, готовятся к торпедной атаке. Шесть эсминцев против линейной эскадры! Самоубийцы? Ну, а кто начинает войну воздушным тараном?
Это же греки!
Один из греков, правда, советских, только вышел из радиорубки. Бросил взгляд на идущие на траверзе эсминцы. Новых, тридцатых годов постройки – два, остальные четыре – времен империалистической войны. Под контр-адмиральским флагом «Базилисса Ольга», от нее отделяется катер.
Новое явление на палубе: Косыгин примчался встречать высокого гостя. Надо бы присоединиться, военный совет без Янниса Патрилоса не обойдется. Он уже понял, что на «Фрунзе» его назначили затем же, зачем на «Комсомолец». Чтобы, когда отгремит последний залп боя, с линейного крейсера выжил хоть кто-то.
09.30. ЛКР «Фрунзе», адмиральский салон
«Фрунзе» строили как корабль представительский. На долгое десятилетие, до спуска новых линейных крейсеров он должен был стать лицом Советского Союза в далеких водах. Значит, официальные визиты, приемы, посещения высоких особ… Никак нельзя ударить лицом в грязь! Вот и появился у носовой надстройки еще один этаж, а в нем -просторный и удобный зал. Сейчас в нем оглядывается очередная иностранная делегация: греки.
Что видят? Ковры, удобную мебель, отнюдь не стальную, крашеную, под подволоком хрустальные люстры. Рояль… Под ножки заботливо подсунуты подушечки: чтобы не расстроился от залпов главного калибра. Рачительный на крейсере старпом: и о рояле позаботился.
Командиры щеголяют дипломатической формой. Мундиры смахивают на фраки, из-под них выглядывают белоснежные, жесткие от крахмала рубашки. Галстуки, правда, черные – все же не прием у английского короля, но вместо кортиков прицеплены сабли. У командира корабля эфес обкручен алым темляком – греки постарше сперва вспоминают об анненском оружии офицеров царского флота, и лишь после о почетном революционном оружии времен второй русской Смуты. Новая власть наградила будущего командира «Фрунзе» до того, как ввела ордена.
Воздух в салоне дипломатический, выхолощенный. Чистый. Фильтры отсекли и утреннюю прохладу, и пряный запах берега, и кисловатый – порта. Залей корабль сверху ипритом – здесь ничего не изменится. Тут господствуют чуть заметные ароматы доброго табака, злого, на греческий манер, кофе и, пожалуй, красного вина.
Чувствуется: здесь много и выспренне говорили, здесь изощренно хитро думали, здесь тает на языке вкус решений, что определяют судьбы наций. Решений, приправленных кровью так же, как спичи – бокалами с сафьяновым Абрау… Или такие ощущения – от внимательного взгляда портретов?
Здесь нет тех, кто некогда вел русский флот к победам. Нет Петра и Апраксина, Ушакова и Спиридова, Сенявина, Лазарева, Нахимова. Здесь те, благодаря которым флот выжил в лихолетья. Сергеев. Альтфаттер. Беренс. И, конечно, Галлер.