— Но почему? — Лицо Ганта выражало недоверие и страх одновременно. Глаза его потемнели от гнева, и было ясно, что он вот-вот взорвется.
— Кому-то очень нужен этот ребенок. Полагаю, ваш внук стал продуктом некоего генетического эксперимента. Частью глобального исследовательского проекта, рассчитанного на десятилетия, если не больше. Включающего опыты над людьми.
Президент явно недоумевал.
— О каком эксперименте вы говорите?
— Пока не могу ответить со всей уверенностью. Нечто имеющее отношение к ДНК — это удалось подслушать Аманде. Но, опираясь на другие источники информации, я пришел к выводу, что эксперимент имеет отношение к генному инжинирингу, введению дополнительного белка в структуру ДНК. Возможно, ваш внук — первый в мире ребенок, в лице которого этот эксперимент удался.
Гант удрученно покачал головой.
— Но какова их конечная цель? Что они хотят сделать с моим внуком?
Пейнтер приберег худшее напоследок.
— Аманда считает, что они будут проводить эксперименты на вашем внуке. Или оставят его в живых… или же возьмут ткани… для более детального изучения.
Гант вскочил на ноги. Им владели гнев и страх одновременно.
— Что?! Как… кто, черт подери, эти ублюдки?
Пейнтер готовился ответить на этот вопрос, но куда больше его волновал другой.
Где они?
13 часов 42 минуты
Голубой хребет
Стетоскоп осторожно отняли от хрупкой груди новорожденного. На мониторе было видно крохотное сердце ребенка, оно слабо билось в грудной клетке. А кожа приобрела немного синюшный оттенок — это был признак кислородного голодания.
Доктор Эдвард Блейк объявил свой вердикт Петре:
— Очень слаб. И без того недоношенный, слишком малый вес; сохранить и вырастить, скорее всего, не удастся. — Он пожал плечами. — Или же тут сыграл свою роль стресс от транспортировки, отрицательно воздействовав на системы жизнедеятельности…
Петра тоже выразила свое разочарование — нахмурилась, поджала и без того тонкие губы. Здоровье и благополучие самого ребенка ее нисколько не волновали — они уже потеряли многих. Но после всех этих передряг в Сомали и Дубае им особенно хотелось преуспеть. А надежда эта таяла с каждым слабым вдохом и выдохом младенца.
Новорожденный находился в специальном инкубаторе с подогревом, лежал, укутанный в одеяльца. По вставленной в ноздрю канюле непрерывно поступал кислород. С помощью введенной в нос пластиковой трубочки в желудок можно было подавать медикаменты. Укрепленные на теле датчики позволяли следить за насыщением организма кислородом, за ритмом дыхания и сердцебиения, за кровяным давлением и температурой.
Эдвард покачал головой.
— Можно попробовать ввести периферийный катетер, затем использовать неинвазивную вспомогательную вентиляцию легких. Уж очень слабое у него дыхание.
Он должен найти способ стабилизировать состояние ребенка. Последние анализы ДНК показали значительное снижение ПНК в организме. Комплексы из тройных спиральных витков в жизненно важных тканях быстро разрушались. Но больше всего Эдварда беспокоило то, что он до сих пор не понимал, чем это обусловлено.
Одно из возможных объяснений — в организме ребенка происходит отторжение чужеродного белка, образующего тройную спираль. И, как следствие, ребенок заболевает, слабеет и может погибнуть.
Второе объяснение: ребенок не может выжить по вполне тривиальным причинам — слишком слабо развит, недоношен и прочее. И этот стресс, который испытывает его организм, спровоцировал вторичные метаболические процессы; началось разрушение тройных спиралей.
— Курица или яйцо? — спросил он младенца.
Может, тело твое слабеет от разрушения спирали?
Или же твой ослабленный организм губит тройные витки?
Скорее всего, комбинация этих двух факторов вызывает такой эффект.
Впрочем, не столь уж важно, какой из вариантов верен. Главное тут другое — им с Петрой грозят нешуточные неприятности. Организация не прощает провалов.
Эдвард окинул взглядом небольшое помещение без окон — палату, предоставленную им в этом тщательно охраняемом комплексе. На данный момент оборудование и условия не слишком соответствовали их целям. Исследования, проводимые в Берлоге, были предназначены в основном для военных целей — куда им до чудес, которые творились в подземных лабораториях Утопии…
Блейк оглядел квадратной формы палату, служившую ему временным убежищем и местом работы. Эвакуация с Утопии стала неожиданностью и проводилась второпях, у них было слишком мало времени, чтобы подготовиться. Многие ящики и коробки так и остались нераспакованными. Целое крыло в этом здании, предназначенное для устройства новой генетической лаборатории, пока пустовало. Несомненно, он, Эдвард, мог бы ее обустроить, но это займет время. А времени у ребенка не было.
Он снова взглянул на инкубатор.
По пути из Арабских Эмиратов стало ясно, что ребенок дестабилизирован. Эдвард распорядился, чтобы к его прибытию подготовили все необходимое для ухода за новорожденным, и малыша вместе с ним и Петрой срочно доставили сюда на вертолете. Но по мере того, как ребенок слабел, Блейк все больше осознавал печальное состояние дел. Одного оборудования недостаточно, а найти и вовремя доставить в эту охраняемую крепость опытный медицинский персонал оказалось невозможным. Особенно после того, что произошло на Ближнем Востоке и здесь, в Южной Каролине. Они потеряли там немало высококвалифицированных сотрудников.
Все неминуемо шло к тому, что придется нанимать штат со стороны. На это должно уйти какое-то время. А состояние ребенка оставалось критическим.
Проведение даже простейших предписанных процедур требовало не так уж много опытных сотрудников, но работать они должны были круглыми сутками.
— Нам нужды люди, — заключил Эдвард. — Опытные умелые руки. В данный момент я готов нанять хотя бы одного сотрудника, если он достаточно толков и работоспособен.
Петра кивнула в знак согласия.
— Я позвоню. Возможно, тот, кто нам нужен, уже здесь.
13 часов 45 минут
Доктор Лиза Каммингс расхаживала взад-вперед по камере. К завтраку на подносе она даже не притронулась. Ножка индейки и маленький пакетик «Доритос», чипсов по-мексикански. Не еда, а просто издевательство какое-то. Она оглядела камеру и в очередной раз пересекла ее по диагонали.
Ходить мешала боль в лодыжке после растяжения.
Стены из белого пластика, ни единого шва. Дверь из толстого полимерного стекла в стальной раме. Она прижалась щекой к стеклу, пытаясь разглядеть, что происходит за порогом камеры. Но ничего не увидела, кроме ряда точно таких же клетушек. И все они, похоже, пустовали.
Где же Кэт?
Беспокойство о ней просто снедало Лизу. И она снова принялась расхаживать по камере.
Обстановка здесь была весьма скудная — койка с матрасом из пенопласта да тумба из нержавеющей стали с раковиной. Единственный предмет роскоши — большой телевизор с плоским экраном, встроенный в стену. Но Лизе никак не удавалось избавиться от ощущения, что кто-то за ней наблюдает.
Или, возможно, это просто паранойя, мания преследования, побочное воздействие снотворных и успокаивающих, которыми ее накачали?
После того как их вчера остановили на дороге, четверо мужчин в штатском затащили женщин на борт вертолета. Связали Кэт и Лизу, затем ввели им внутримышечно какое-то лекарство. По режущей боли в глазах и онемению мышц ног Лиза догадалась, что то была какая-то разновидность кетамина.
Во время путешествия в себя она приходила всего раз — и поняла, что находится на заднем сиденье «Эксплорера». Кэт полулежала рядом с ней, тихо похрапывая, глаза закатились. Лиза была слишком слаба, чтобы двигаться, но все же извернулась, посмотрела в заднее окно. Мимо проплывали густые темные леса и скалистые обрывы, из чего она сделала вывод, что находятся они в горах. Лиза решила, что это горы Голубого хребта, но до конца уверена не была.
Потом она снова отключилась. Позже подумала, что, наверное, ей в какой-то момент сделали вторую инъекцию. На внутренней стороне руки остались две красные отметины от шприцев.
Лиза рассеянно рассматривала их через тонкую ткань халата. Кто-то раздел ее, а затем облачил в это бесформенное хлопчатобумажное одеяние, закрытое на спине. Надевалось оно через голову. Ей также выдали тапочки, не подходящий по размеру бюстгальтер и трусики. Вещи были чистые, но не новые. Кто-то носил их прежде — и при этой мысли она занервничала еще больше.
Что стало с теми людьми?
Внезапно телевизор загудел. Она уставилась на него. На экране возникло изображение небольшой больничной палаты. Прошли две фигуры в медицинском одеянии, все это очень походило по обстановке на НОИТ — неонатальное отделение интенсивной терапии.
А затем вдруг заговорил компьютерный голос — ровный, плоский, невыразительный:
— ДОКТОР ЛИЗА КАММИНГС, МЫ УЗНАЛИ, ЧТО У ВАС МЕДИЦИНСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И ЧТО ВЫ ЯВЛЯЕТЕСЬ ДОКТОРОМ НАУК ПО ФИЗИОЛОГИИ. ЭТО ВЕРНО?
— Да, — осторожно ответила Лиза, не видя причин лгать. Естественно, что они узнали, кто она такая, возможно, нашли на нее данные по отпечаткам пальцев.
— ПОЛЕЗНОСТЬ ЯВЛЯЕТСЯ ЗДЕСЬ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ, — холодно произнес голос. — У КАЖДОГО ДОЛЖНА БЫТЬ ЦЕЛЬ. А ПОТОМУ НАМ ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ВЫ ПОМОГЛИ НАМ В ДИАГНОСТИРОВАНИИ И ЛЕЧЕНИИ НОВОРОЖДЕННОГО, КОТОРЫЙ НАХОДИТСЯ ЗДЕСЬ, В ОТДЕЛЕНИИ. В ДАННЫЙ МОМЕНТ У НАС НЕ ХВАТАЕТ ШТАТНЫХ СОТРУДНИКОВ, ОСОБЕННО ОПЫТНОГО МЕДПЕРСОНАЛА.
Лиза обдумала предложение и спросила:
— С какой это стати я должна вам помогать?
— НО РАЗВЕ СПАСЕНИЕ ЖИЗНИ РЕБЕНКА — НЕ ДОСТАТОЧНО БЛАГОРОДНАЯ ЦЕЛЬ? А ВОЗМОЖНО — И СПАСЕНИЕ ЖИЗНИ ПОДРУГИ.
Изображение исчезло, и на экране материализовалась в точности такая же камера, как у нее. Только стены там были темно-красные. Все равно что смотреть через окно в соседнюю комнату. Впрочем, она могла находиться где угодно, совсем не обязательно рядом. Сидевшая на кровати женщина вскочила на ноги, ее изображение заполнило весь экран, к которому она приложила руку.