— Для чего нужны эти серверы? — спросил Пирс, чувствуя, что здесь спрятано что-то важное.
Роберт рассеянно глянул на них.
— Если этот зал — наше сердце, то там — наш мозг, наша память. В них содержится вся наша родословная — не только Гантов, но и тех, кем мы были в далеком прошлом. До самого начала нашего рода.
Грей хотел это услышать.
— Какого начала?
— Полумесяц и звезда. Наш первый символ. Некоторые древние документы связывают их с богом Ханаана, которому приносились человеческие жертвы.
Что ж, неудивительно.
— Этого бога звали Молох, его символизировали рога коровы или рога полумесяца. Очень похожий на него бог — Ремфан, которого символизировала звезда. Некоторые из историков верят, что наши корни восходят к Моисею, что он изгнал нас за поклонение полумесяцу и звезде. — Он обернулся и посмотрел на посох. — В Деяниях апостолов есть строки: «Вы приняли скинию Молохову и звезду бога вашего Ремфана, изображения, которые вы сделали, чтобы поклоняться им: и я переселю вас далее Вавилона».[31]
— То есть получается, что вы — потомки тех самых изгнанных идолопоклонников?
— Не знаю. Но род очень древний, и они сохраняют некоторые давние иудейские традиции, как…
За стеклянной стеной открылись двери лифта, и Роберт тотчас умолк. Из кабины вышла знакомая фигура. Высокая светловолосая женщина направилась к ним. Стальные глаза оценивали ситуацию. Она подошла к пульту и нажала несколько кнопок. Стальные стержни заблокировали стеклянную дверь.
Роберт попытался раздвинуть створки, но они не сдвинулись с места. Вероятно, кто-то предугадал его грядущее предательство.
Гант отступил от двери, осознав, что к чему. Посмотрел на Петру.
— Так ты из «Линии крови»… Почему мне никто не говорил?
— Нас легион, — ответила она. — И не всем нравилось твое руководство. Когда мы потеряли ребенка, который, если уж на то пошло, нам бесполезен, я позвонила тем, кому служу, и доложила обстановку. Ты грустил больше, чем следовало. Ставил семью выше клана. Рвал нить, которая выдержала столетия. Все! Теперь ты нам не нужен.
— Но я так много лет стоял во главе…
Она пренебрежительно усмехнулась.
— Если тело сильное, голову можно отрубить. Мы отрастим новую и станем еще сильнее. Тебя отодвинули в сторону. Ветвь Гантов отсекут, включая все плоды с нее. Мы очистим старое, чтобы дать дорогу новому. Никаких слез, главное — цель.
Ладонь Роберта, прижатая к двери, опустилась.
— Чистка начнется здесь. Через десять минут. Ровно в три часа пополудни, ты знаешь, какое это сильное число. Я включила оберег обеих лабораторий и этого хранилища веков. С этого дня «Линия крови» отрезает прошлое и сосредоточивается только на будущем. Бессмертие на расстоянии вытянутой руки. Абсолютная власть у нашего порога.
Петра уважительно поклонилась, что выглядело странным.
— Те, кого ты любишь, не будут страдать, — она не сводила глаз с Роберта. — Даже те, кого, по твоему мнению, мы не знаем.
Роберт метнулся к двери и забарабанил кулаком по стеклу.
— Не смейте! — крикнул он срывающимся голосом.
Петра отходила к лифту лицом к ним, хотя, похоже, видела не их, а совсем другое. Они уже стали прошлым.
Грей подождал, пока двери кабины закроются, потом повернулся к Роберту спиной.
— Похоже, вы безработный, — он приподнял закованные руки. — Может, пора их снять?
На лице Роберта отражались и горе, и злость.
Мне это знакомо, — подумал Грей.
Как только Роберт снял наручники, Грей задал вопрос, ответ на который боялся услышать:
— Что такое оберег?
Лицо Роберта посуровело.
— Термобарическая бомба. Она выжжет этот зал. Но в лаборатории… — Он покачал головой, его, похоже, замутило.
— Что будет с лабораторией?
14 часов 51 минута
Взревели сирены эвакуации, замигали огни, окрашивая подземные комнаты и коридоры в разные оттенки красного.
— Сейчас все рухнет вниз, — объяснил Филдинг, засовывая бумаги в портфель.
— Что рухнет? — переспросил Эдвард. Он старался держаться поближе к Филдингу. Остальные разбегались в разные стороны, захватывая с собой все, что можно.
— Большая часть комплекса расположена над высохшим подземным озером. В начале прошлого столетия проходчики нашли это озеро, вода в него поступала из подземной реки. Потом инженеры перекрыли реку и построили поддерживающую эстакаду над озером. Так что мы не в подземной лаборатории. — Он резко защелкнул замки портфеля и двинулся к компьютеру. — Мы на мосту, перекинутом через бездну. И они собираются взорвать опоры. Когда все рухнет, взорвут и дамбу подземной реки. Новое озеро разольется на месте наших могил, если мы не успеем смыться.
Эдвард шагнул к двери.
— Так пошли.
— Я не собираюсь бросать исследования… и свою работу, — Филдинг постучал по экрану. — Это будет их последнее испытание.
— Что вы делаете?
— Даю им шанс на спасение.
Филдинг наклонился к микрофону, а зеленые огоньки уже замигали на всех роботах. Он отдал приказ, обращенный ко всей своей армии:
— ВЫЖИТЬ!
Под ногами Эдварда что-то затарахтело. Он попятился к двери. О чем думал Филдинг, оживляя эту орду?
— Это всего лишь включились генераторы, — успокоил его Филдинг, берясь за ручку портфеля. — Активация и прогрев занимают восемь минут. Уйти мы успеем.
Эдвард бросился к двери. Обернувшись, увидел, как что-то прыгнуло с рабочего стола на спину Филдинга и закрепилось между лопатками. Один из его новых гексаподов. Исследователь забыл, что активировал его ранее и оставил в ждущем режиме.
Филдинг закричал, попытался стряхнуть металлическое чудовище, но его тонкие ножки, острые, как хирургические инструменты, вошли глубоко и держали крепко.
Эдвард пятился к двери. Филдинг рассказал ему о новом поколении роботов, которое он называл улей. В его картофелеобразном теле размещался рой маленьких роботов.
Филдинг кинулся к Блейку.
— Сбросьте его! Сбросьте!!!
Но Эдвард отходил все дальше, хотя и не отрывал взгляда от Филдинга. И теперь, прочно закрепившись на спине жертвы, робот выплевывал из своего чрева маленьких роботов. Они разбегались, как муравьи, вниз по спине, вверх по шее, на плечи, грудь, руки и ноги.
— Нет, нет, нет!.. — кричал Филдинг, кружась на месте, зная, что будет дальше.
Маленькие роботы замерли, словно по команде, затем начали вгрызаться в его плоть.
Звериный крик боли вывел Эдварда из ступора. Он бросился бежать. Знал, почему они вгрызаются. Крупные роботы реагировали на выделяемое телом тепло, мелкие — на бьющееся сердце. Они вгрызались в тело до тех пор, пока сердце не прекращало биться.
И, судя по крикам, которые преследовали убегающего Эдварда, произошло это не сразу.
14 часов 52 минуты.
Минуты шли, а Грей лежал на боку, потирая затекшие кисти. Государственный секретарь Соединенных Штатов, наклонившись над его головой, доставал затычку с «С-4» из слухового канала, используя египетское костяное шило возрастом в три тысячи лет, позаимствованное с одного из выставочных стендов.
— Похоже, что все. Во всяком случае, большая часть.
Грею не хотелось находиться здесь при взрыве термобарической бомбы. Такие заряды создавали взрывную волну, по мощности сравнимую с атомным взрывом, и разогревали воздух до температуры пять тысяч градусов.
— Хорошо.
Грей перекатился на спину и принялся извлекать динамик и взрыватель. Для этого воспользовался маленькими щипчиками. После пары неудачных попыток ему удалось за что-то зацепиться и вытащить все. В ухе звенело.
Грей торопливо собрал мину. Дверь из закаленного стекла музейными экспонатами не разбить. Он прилепил пластиковую взрывчатку к левой створке, с обратной стороны выгравированного креста, и предупредил Ганта:
— Отойдите.
Передатчик Роберт ему уже отдал. И вот оба они спрятались за выставочными шкафами, и Грей нажал на кнопку. В замкнутом пространстве по барабанным перепонкам ударило так, что мало не показалось. Грей закашлялся от едкого дыма, поднял Роберта на ноги, помахал перед ним рукой. Затем увидел, что дверь из закаленного стекла разнесло вдребезги, превратив ее в груду синевато-белой крошки.
Оба практически оглохли, так что Пирсу пришлось кричать, чтобы слышать собственный голос:
— Пошли отсюда!
Он с сожалением оглянулся на исторические сокровища, которым предстояло погибнуть. Взгляд его остановился на Бачал Изу, посохе Христа, — но тот хранился под пуленепробиваемым стеклом. И у Грея не было ни времени, ни сил, чтобы спасти его.
С тяжелым сердцем он смирился с тем, что посох придется оставить.
Роберт едва стоял — ноги подкашивались, — но позволил себя увести. Вызвал лифт, набрав код, приложил ладонь к сканеру. Пока они ждали, Гант смотрел на задымленный музейный зал.
— Может, мне следовало умереть. После всего, что я натворил…
Грей понимал: надо как-то подбодрить своего спутника.
— Роберт, я должен вам кое-что сказать. Насчет вашего брата, Джимми, и его дочери, Аманды.
— Сказать что? — у Роберта перехватило дыхание.
— Они оба живы.
Роберт дернулся, резко повернулся к нему.
— Что?
Пока спускалась кабина и открывались двери, Грей в общих чертах обрисовал ситуацию.
— Так что теперь надо подумать о сыне Аманды. Вы упомянули, что он здесь.
Роберт насупился. Кабина уже шла вверх.
— Был здесь, но его снова похитили.
На этот раз Грей резко повернулся.
— Кто?
Роберт объяснил:
— Это сделала пленница. Врач. Женщина, засланная в нашу клинику по искусственному оплодотворению.
Грей схватил его за плечо и всмотрелся в глаза.
— Лиза Каммингс?
— Вы ее знаете?
— С ней была другая женщина?
— Да. Они обе находились в лабораторном комплексе, вместе с моим внучатым племянником. Но он в десяти милях отсюда. Мы не успеем даже связаться с ними.