А потом увидела глаза Бабы Яги. И еще заметила, что у Деда Мороза вдруг затряслись руки.
И наконец до нее дошло. Потому что увидала ее такой, какой видел ее он – прекрасную, черноволосую девушку, моложе даже, чем она, Матильда.
Девушка лишь усмехнулась и вышла прогуляться. В ее голове отпечатался озабоченный и извиняющийся взгляд Деда, радость в глазах пани Ягоды. Да какой там пани – просто Ягоды.
Козел подошел поближе, от него, вроде бы, даже меньше воняло. Матильда почесала ему шею.
- Ты только ничего особого не воображай! – сказала она. И рассмеялась, увидев разочарование в желтых, слезящихся глазах.
СОКРОВИЩА ПУСТЫНИ
Рядом с контрольным пунктом – будкой, обложенной мешками с песком и окруженной мотками колючей проволоки - концертины – стояла только лишь "тойота лэнд крузер". Когда-то белый, теперь припорошенный желто-серой пылью, разбитый пикап-вездеход. На его возвышенный досками борт опирался солдат. Выглядел он живым отрицанием всех на свете уставов, без пуленепробиваемого жилета, только лишь в застиранной майке цвета хаки. На его арамидовом шлеме прямо на пятнистом чехле фломастером был намалеван пацифик. В явном противоречии с этой мирной символикой оставался "калашников", свисающий с плеча солдата.
Увидав все это, молодой поручик только выругался. Тихо, но страстно. Он сбросил тяжелый мешок на потрескавшееся бетонное покрытие и оттер покрытый потом лоб.
Нет, не так он себе представлял собственное прибытие в польский стабилизационный сектор. Он ожидал… Собственно говоря, он и сам не знал, чего ожидать. Но уж наверняка не того, что его чуть ли не пинками высадят из "блэкхока" и оставят одного посреди базы.
Хрен бы их всех побрал, ничего не понимая, подумал он. Вообще-то ему удалось по-настоящему переговорить с военными полицейскими, от которых узнал, что за прибывшими офицерами из Кэмп Бэбилон, как правило, присылают транспорт. Вот только никто уже не мог сказать, а где этот транспорт ему теперь разыскивать, и как тот должен выглядеть. Хуже всего было то, что поручик не был уверен в том, а был ли кто-либо предупрежден о его прибытии. Судя по организационному бардаку, который он сам имел возможность наблюдать по дороге, шансы на это были минимальные.
Несмотря на жару, неожиданно его передернуло как от озноба. Вновь перед глазами встала опадающая рампа "геркулеса", за которой поначалу он видел только пыль, поднятую вращающимися винтами. Тот самый момент, когда пыль начала редеть, и то, что увидел в первую очередь. Тягач с прицепом, заполненный алюминиевыми продолговатыми ящиками. Обратный груз для транспортного самолета. Словно бы в долбанном кино, мелькнула мысль. Потом он мучился - мучился, но никак не мог вспомнить названия фильма. Даже сейчас он его не вспомнил.
Он тихо выругался. Со стоном наклонился, поднял свой вещмешок.
- Курва мать! – уже громко повторил он.
В глазах опирающегося на тойоту солдата мелькнул интерес. На мгновение он прервал свое занятие, заключающееся в плевках в смятую банку из-под пепси. Довольно точных плевках. Он смерил поручика взглядом.
Тот ответил безучастным взглядом. Наверное, какой-то болгарин или украинец, подумал он. Ведь, мать его печалится, польский солдат просто права не имеет так выглядеть. Или так вести себя в присутствии офицера.
Национальности он разглядеть не мог. Все носили здесь одинаковую униформу, арамидовые шлемы по образку американских, пятнистые штаны. Штаны у всех были одинаковыми, хотя, наверняка, не всегда доведенные до состояния столь цветущей неряшливости, как у стоящего возле автомобиля типа.
Пускай и с внутренним содроганием, поручик все же решил спросить. А вдруг этот солдат "а-ля швейк" знает хоть какой-то человеческий язык, подумал он. Хотя это мало вероятно.
С трудом волоча свой багаж, он направился к вездеходу. Из памяти при этом пытался выкопать давно забытые русские слова. Поручик автоматически предположил, что так будет легче всего договориться. Еще он пытался увидеть какую-нибудь эмблему, нашитый на униформе флаг, быть может, чего-нибудь нарисованное на кузове… Не увидел.
Солдат бесстрастно приглядывался к подходящему из-под края шлема.
- Ээее… - нерешительно начал поручик. И тут же прервал. Из-за машины донесся голос: могучий шнапс-баритон.
- Борейко?!
- Чего? – бросил солдат, даже не повернув головы.
– Ну чё, того долбанного старого перца еще нет?
Покрытое старательно поддерживаемой трехдневной щетиной лицо неряхи скривилась в злорадной усмешке.
- Имеется. А ты заводи таратайку, трогаем.
Прежде чем поручик успел побагроветь от ярости, из-за тойоты выбежал другой неряха. Без шлема, зато он имел жилет. Прямо на голом торсе. Как раз подтягивал ленты-липучки.
- Чего, сказать не мог? – глянул он со смесью злости и укора в глазах.
- Мог, - усмехнулся первый. – Но ты бы и так задницу бы заранее не сдвинул, так зачем трудиться? Заводи шарманку, не будем же мы гостя тут на солнце держать. Он еще не привык, может и обезвоживание случиться…
Водила наконец-то справился с завязками пуленепробиваемого жилета.
- Есть… - оскорбленно протянул он. – Пан капитан…
Поручик остолбенел. Он как раз собирался начать наводить порядки, блеснуть казарменным трехэтажным матом. Заставить этих швейков на пузе поползать, чтобы ума набрались. Но сейчас ему осталось лишь со свистом выпустить воздух, который уже набрал в грудь.
Небрежно опиравшийся о борт автомобиля солдат был офицером. К тому же – старшим по званию. Тот же дружески усмехнулся:
- Добро пожаловать в зону, пан поручик.
В кабине тойоты было тесно. Водитель сам был здоровенным мужиком, да и капитан Борейко – не дохляком. В кабину он втиснулся вслед за поручиком, который сидел теперь в средине, держа на коленях свой вещмешок уставного цвета хаки. Он старался держаться подальше от рычага смены скоростей, что не всегда удавалось. Тогда управлявший машиной капрал чего-то злобно ворчал себе под нос, настолько громко, что его было слышно сквозь рык двигателя с прогоревшим глушителем. И с настолько выразительной миной, что не было никаких сомнений – никакие это не комплименты. При этом от него исходил интенсивный запах пота.
Ручной пулемет на корпусе вездехода остался без обслуживания. Когда машина мчала по узким улочкам Карбалы, он болтался туда-сюда, свисающая патронная лента позванивала о металл.
С момента выезда никто не проронил ни слова. Поручик с любопытством глядел по сторонам, только сидел он не в слишком способствующем этому положении, а единственный работающий дворник протер на лобовом стекле всего лишь небольшой полукруг в желтой пыли. Все, что он сумел заметить, это запыленные пальмы, парочку мрачных туземцев, внешность которых и так была ему прекрасно знакома по телевизору. И еще кое-что – останки разбитого хамви[24], от которых все еще шел дым. Поручик даже высунулся, пытаясь увидеть хоть что-то большее. Не успел, они ехали слишком быстро.
- Спокойно, - заметил Борейко с иронией, заметив гримасу на лице недавно прибывшего. – еще наглядитесь, ничего особенного.
Ему приходилось говорить громко, чтобы его слова можно было слышать сквозь рев двигателя и скрежет деталей.
- В третью роту? На место Михаляка?
Поручик выкручивал шею, чтобы увидеть хоть что-нибудь еще через маленькое окошко в задней части кабины. Только ничего не было видно, если не считать клубящейся за вездеходом пыли.
- Что? – спросил он наконец, когда уже повернул голову. – Нет, не знаю, на месте следовало узнать…
Он старательно затягивал завязки своего вещмешка. Казалось, эта деятельность поглотила его полностью.
Тойота резко затормозила. Поручик полетел вперед, на панель управления машиной. Туго набитый мешок сваллся на пол.
Двигатель закашлялся и заглох. Водитель выглянул в окно, тут же прозвучали сложносвязанные маты. Борейко пожал плечами. Одной рукой он держался за рукоятку над дверью. Между колен у него торчал ствол калашникова, опирающегося прикладом о пол.
- Держаться надо, - поучил он молодого с издевательской усмешкой. – В противном случае коллега морду разобьет.
Босоногий, смуглый пацан сгонял с дороги худющего ослика. Ему были безразличны ругательства, выплевываемые в его адрес водителем-неряхой. В ответ он лишь скалил в усмешке белые зубы.
- И за что я, по-вашему, должен держаться? – буркнул поручик, уже справившись с мешком. Борейко кивнул.
- Ну да, тут ты прав. – Он пригляделся. – Коллега Карпинский, - наконец-то он прочитал надпись на нашивке. До того ему даже как-то и не хотелось.
Поручик деланно улыбнулся.
- Анджей, - сказал он. – Мы же вместе служить будем, так зачем же эти церемонии.
- Щетинистый капитан вновь лишь пожал плечами.
- Можешь обращаться ко мне "Борейко".
Капрал чуть ли не до половины высунулся в боковое окошко и продолжал поливать сопляка. Пацан стоял в паре шагов и радостно скалил зубы. Ослик наконец-то решил уступить дорогу тойоте.
- Да хватит уже, капрал, - буркнул наконец-то Борейко.
Ноль на массу.
- Это он выговориться должен, - плюнув на все, пояснил капитан. – Сукин сын ужасный, но водила классный.
Карпинскому показалось, что капитан снова над ним подтрунивает. Все это ему никак не нравилось: явное отсутствие дисциплины, видимая на каждом шагу распоясанность. И что-то от этого неодобрения отразилось в его взгляде.
Борейко внимательно приглядывался к поручику.
- Ты жить любишь? – спросил он неожиданно.
- Чего?
- Ну, жить. Долго и счастливо. – Глаза офицера, набежавшие кровью от длительного пребывания на солнце, злобно прищурились. – А потом еще и вернуться на своих ногах, а не в алюминиевой банке?
Поручик молчал. Что-то до него уже начинало доходить.
- Тогда делай так же, как мы. – В голосе Борейко звучала скука. – Сначала погляди, а потому же заводи казарменные порядки. Здесь не Оржиш,