Сейчас проснусь. Но с этой мыслью отбросила одеяло, встала на холодных плитках, почувствовала дрожь. Блин, какой же этот сон реальный, промелькнуло в голове. Сделала один неуверенный шаг, второй. Схватила дверную ручку. Колокольчики все еще звенели, заполняли всю голову, казалось, окружая со всех сторон. Jingle bell...
Нажала на ручку, дверь жалобно заскрипела, словно кот, которому наступили на хвост. Несмотря на заполняющий все и вся серебристый звон колокольчиков, услышала, как храп дядьки на мгновение прервался. Мгновение тянулось долго, отмеряемое глухими ударами сердца. А когда показалось, что прошла целая вечность, застонали пружины, дядька чего-то пробормотал и снова захрапел с регулярностью кварцевых часов. Девочка почувствовала облегчение, стекающее с волной тепла. Все еще окутанная звоном колокольчиков, она решительно толкнула дверь.
Русская гирлянда не могла давать такого сияния. Рахитичная сосенка сияла всеми цветами радуги, рефлексы играли на иголках. Даже котами не воняло, ноздри заполнил бальзамический аромат смолы, и что-то вроде запаха недавно зажженных свечек, теплый запах плавящегося воска.
Лицо девочки озарилось. Широко распахнутыми, восхищенными глазами всматривалась она в ёлку. И в того, кто, повернувшись спиной, пригнулся под ней.
А пригнулся под ней некто, одетый в длинную, подбитую беленьким мехом красную куртку. Из-под шапки, тоже красной, с помпоном, выскальзывали длинные, серебристые волосы. Святой Николай бурчал что-то под нос, копаясь в огромном, забитом чем-то мешке. Тоже красном. Пузатом, до краев наполненном всякими сюрпризами.
Она уже не была жестоким подростком. Уже не хотела быть Матильдой, с большим пистолетом. Снова была маленькой девочкой, маленькой Анечкой. Вновь, как много-много лет назад, как едва-едва помнила. Когда еще с ними был папа...
Она широко улыбнулась, радостно, губы сами собрались, чтобы повторить песенку колокольчиков. От восхищения даже хлопнула в ладоши.
Наклоненная над мешком спина бормочущего Николая дрогнула.
- ...мать! – закончил он с разгона, громче и четче. Медленно обернулся. Увидав девочку, скривился.
- ...мать! – повторил он. – Ну вот, снова...
Колокольчики замолкли. Она видела лицо Николая, удивленно отметив, что тот вовсе не круглощекий, румяный и добродушный. Глядя на иссохшую, бородатую физиономию, его можно было принять за Осаму бен Ладена. Если бы не шапка со смешным помпончиком. Но... но вот все кроме того совпадало. Куртка... мешок... И подарки.
- Случаем... – робко проговорила она, вытянув руку.
- Стой, где стоишь! – рявкнул Николай. Его глаза блеснули очень жестко. Будто глаза Осамы. Отступила, улыбка застыла на ее лице.
- Ладно, не бойся, - неискренне усмехнулся Николай. – Ну да, я – Святой Николай, Санта Клаус... – быстро прибавил он, видя изгибающиеся в подковку губы. Нельзя так резко, отчитал он себя, еще перепугается...
Улыбка постепенно вернулась на лицо Ани. Это всего лишь сон, подумала она. Ну да ладно, пускай продолжается...
- Ты принес мне подарки?
Николай явно спешился. Он отвел глаза и начал копаться в мешке.
- Дааа... – буркнул он в ответ. – Только все это уже и так никому не....
Вовремя прервал. Лишь бы не перепугать.
- Что ты сказал?
Да ладно. Рука Санты, копающаяся в мешке, нашла разыскиваемый предмет. Он крепко схватил его и медленно повернулся. Пора, чем быстрее, тем лучше. Нужно идти дальше, только-только загорелась первая звезда, работы еще навалом. Быть может, следущую не спартачит.
- Я должен тебя убить.
Поверила сразу же. Должна была поверить. С лица Николая глядели холодные, неподвижные глаза Осамы бен Ладена. Вообще-то, глядели они из-под смешной шапочки с помпончиком, но и над стволом тупоносого револьвера. Как минимум, .45 АСР, невольно отметила она, несмотря на охвативший ее паралич. Слишком много боевиков она видела.
- Я должен тебя убить. Ты меня видела, так что я должен.
Он все еще держал ее на мушке, целясь в самый центр груди. А он в этом разбирается, отметила Аня какой-то частицей разума, той самой, что еще не была до конца заполненной парализующим страхом. Из такого револьвера стреляют в самую широкую часть цели.
- Принципы такие... – прибавил Санта, совершенно ненужно, свободной рукой копаясь в мешке с подарками.
Колокольчики замолкли. Вместо них был слышен только гадкий звук, скрип нарезки глушителя, навинчиваемого на ствол. Уж в этом Санта разбирался.
Под стволом револьвера болталась привязанная к нитке карточка, украшенная щекастым ангелочком и объемными елочными ветками. Можно было прочитать сделанную от руки надпись: For Michael with love, Merry Christmas – Mamma. По-английски, но с явным сицилийским почерком.
Санта Клаус уловил ее взгляд.
- А, ну да, - сказал он. – Майкл в этом году вел себя хорошо. Для Тесси у меня розга...
Это все сон, облегченно подумала она. Это отразилось на ее лице.
- Не обольщайся, малая, это реальность. Я такой же реальный, как Майкл Корлеоне, и как ты сама. А точнее – такой же нереальный. Это же рождественская ночь, ночь чудес...
Он похотливо хихикнул.
- Звери говорят людскими голосами, Санта Клаус таскает подарки. Только лишь в эту ночь. А вот это...
Он поднял револьвер, рукоятка которого была обклеена специальной пленкой. Отпечатков не останется, беспомощно подумала она... Господи Иисусе, да что я... Ведь... Ведь он сейчас...
- Ну да, - из глаз Николая исчезли веселые огоньки. – Сейчас я тебя прикончу...
Он сплюнул.
- Прикончу, и за работу... Блин, как же я ненавижу ночь на Рождество.
Вновь она глядела в вылет ствола, на сей раз он целился между глаз. Маленькая, черная дырка на конце цилиндра глушителя. Интересно, какая же это сволочь так хорошо вела себя, чтобы заслужить глушитель под ёлочку?
Ствол опустился, теперь он нацелился между грудей, маленьких, едва видимых девичьих грудей. Словно загипнотизированная, Аня всматривалась в исхудавшее лицо Санты, видела, как его язык неспешно облизывает узкие губы.
Короткая, доходящая до средины бедер рубашонка, маленькие, съежившиеся соски, просвечивающие сквозь тонкий материал. Настолько тонкий, что просвечивают трусики. В глазах Николая блеснуло нечто, напомнившее дядьку-педофила. Он еще раз облизал губы. А может сначала...
Она уловила его взгляд. И вместо страха появилась злость.
- Ну, стреляй! Делай свое и сматывайся!
Она не помнила, из какого это фильма.
Ствол вновь был направлен между глаз. Она его разозлила.
- Ладно, малая, не забывай, это только бизнес. Ничего личного.
Левой рукой она нащупала что-то на столике. Угловатые формы пепельницы. Тяжелой, хрустальной – дядька притащил после последнего взлома, никак не мог отучиться оставлять добычи дома. Заболтать, потянуть время...
- А...
Нажим на спуск сделался легче. В глазах Николая появилось нетерпение.
- Слушай, малая, у меня нет времени, работа ждет. Подарки надо развезти... Ладно, знаю, последнее желание... Только скорее.
Он опустил руку с оружием.
- Повязки на глаза у меня нет, - прибавил при том. – А сигареты детям вредны...
Тут он злорадно захихикал.
- Хоте... – засохшее горло не слушалось. Не смогу, отчаянно подумала она, не скажу. Ни звука не издам. Пускай уже все это заканчивается. В пустых глазах Санты блеснули злые огоньки.
- Ты только не уссысь, - добродушно посоветовал Николай.
Издевка подействовала.
- Вот скажи мне... – о чем же его спросить? Про что?
- Вот скажи... скажи, как ты входишь в дом, где нет дымовой трубы? – неожиданно выпалила она. Сама не знала, с чего это ей пришло в голову, такой уж любопытной никогда не была. Пальцы стиснули пепельницу.
О чудо, Санта явно смешался. Он еще больше опустил револьвер, отвел взгляд.
- Следующий вопрос, - буркнул он.
- Э нет! – с триумфом воскликнула Аня, зная, что случайно попала. – Это же последнее желание, ты обязан ответить! Таковы принципы!
Она этого не знала, выстрелила вслепую. И вновь попала.
- Принципы им... – буркнул Николай. – Но ведь это же служебная тайна...
- Погоди, какая еще тайна? – по-кошачьи фыркнула она. – Ты же и так меня убьешь... Говори, или...
Черт, попала же, малая, вредная сучка. Знает же, что ответить обязан. Чтоб ее...
- Какой там был вопрос? – Теперь уже он хотел потянуть время, хотя и не знал, а зачем.
- Как ты входишь в дом, где нет дымохода?
Тот помолчал, отводя глаза от ее настойчивого взгляда.
- Через сральник, - выпалил наконец. Худые щеки побагровели. – Через сортир! Потому так вас, говнюков, и ненавижу! И работу эту ненавижу!
Он поднял взгляд, опоздав на мгновение, уловил лишь блеск летящей пепельницы, радужное сияние ёлочной гирлянды. Он был быстр, успел нажать на курок; револьвер выпалил, тихонько кашлянув, со стенки посыпалась штукатурка и обломки бетона. Револьвер на паре метров сносил на добрые полметра вправо и вверх, мама Корлеоне всегда любила делать покупки на распродажах.
Пепельница трахнула Санту в лоб и рассыпалась на мелкие осколки. Еще до того, как те упали на пол, девочка рванула в сторону. Лишь бы добежать до дверей, выскочить на лестничную клетку... Грохнулась навзничь, попробовала вскочить.
Он стоял над ней, снизу выглядел огромным. По худому лицу стекала кровь из рассеченного лба. Шапочку с помпончиком где-то потерял и теперь выглядел как вылитый Осама.
- Не хотела по-доброму, будет по-плохому, - глухо произнес он. – Теперь будет в пузико, в желудочек или там в печеночку. Сказать ничего не успеешь, умрешь еще до того, как тебя найдут. Но не скоро...
Он поднял револьвер. Аня уже хотела закрыть глаза, как вдруг...
- Э, на это меня не обманешь, - смех прозвучал словно сдавленный хрип. – Только не на эту древнюю штучку, только не на взгляд за мою спину. Нет там нико...