здевательские взгляды, бросаемые ему Квятеком.
- Хочешь что-то сказать? – спросил наконец капитан. На Карпинского он и не глядел, а безразлично смотрел в запыленное лобовое стекло.
Поручик хотел сглотнуть слюну. Не удалось, слишком засохшим было горло.
- Иди ты нахрен, - только и прохрипел он.
Квятек отпустил руку, которой держал руль, и вытянул из-за сиденья бутылку с водой. За спиной пленника он подал ее Борейко. Тот открутил пробку, подсунул ко рту поручика.
- Притормози, - бросил он капралу. – А не то он зубы выбьет.
Квятковский коротко фыркнул и прибавил нецензурный комментарий. Но притормозил.
Карпинский подавился водой и раскашлялся. Вода стекала с пересохших губ, капала по подбородку и шее, смывая пот и пыль, образуя грязные полосы.
- Хватит! - фыркнул он наконец. – Благодарю, - прибавил он иронично.
Капитан какое-то время молчал.
- Анджей, я знаю, что ты встречался с американцами, - начал он. – И все это не случайно, вот не поверю я, что как раз на вашем пути стоял "блэкхок". Они здесь редко летают, я знаю, можешь мне поверить. Здесь я сижу уже полтора года. И ты нас сдал, вот что.
Поручик хотел усмехнуться с превосходством, но только скривился, когда заболела лопнувшая губа.
- Ничего с тобой не случится. – Капитан все так же глядел прямо перед собой, на серую полосу пустынной дороги. – И ты, наверняка, догадываешься, что долго все это уже не протянется. Посидишь в безопасном месте, мы тебя выпустим, когда уже не будешь мешать. А вот насколько это место будет безопасным, это зависит уже только от тебя. И тоих дружков. Так что будет лучше, если ты расскажешь, что тебе известно. И сколько знают они.
Карпинский какое-то время молчал, обдумывая предложение. Оно ему никак не нравилось, вот только все пошло не так, как ему бы того хотелось. К счастью, осталось еще кое-что, о чем эти не знали. И теперь все зависело от обстоятельств.
Наконец он решился.
- А почему ьы я должен был все вам рассказывать? – попытался он еще раз разозлить Борейко. Поручик надеялся на то, что если капитана вывести из равновесия, он будет менее осторожным. А вот это уже ему было нужно для реализации наскоро придуманного плана.
- Ведь это измена, Борейко, - продолжил он, жестко и с презрением. – Ведь я и вправду являюсь прокурором, и, честное слово, не могу подсчитать тех параграфов, в соответствии с которыми всх вас следует расстрелять. Напоминаю, что уже более года мы официально находимся в состоянии войны.
Тут он злорадно ухмыльнулся.
- Договоренности с неприятелем, это раз, - продолжил Карпинский. – Сознательный обман союзных войск. О торговле и воровстве даже не буду упоминать, в условиях постоянной реализации преступного действия… Заговор, потому что ведь и тот лысый хрыч тоже во все это замешан…
Наконец-то капитан глянул на поручика.
- Ты уж прости, - неодобрительно покачал он головой. – Наша война уже закончилась. Это частное предприятие.
- Нет, это ты уж прости! Таким образом ты никак не выкрутишься. Я знаю…
- Сколько ты знаешь? – вошел в слово капрал, который наконец-то решил вмешаться. – Говори, а не то…
- Не то что? Убьешь меня? Мог бы и раньше, вонючка. И даже пробовал, я же знаю, что договаривался с тем косоглазым козоебом! Но ты не убьешь, потому что боишься!
Вездеход затанцевал по дороге, когда капрал отпустил руль и попытался схватить поручика за рубашку. Тот неуклюже заслонился руками в наручниках.
- Квятек, курва! – резко отозвался Борейко. – Ты сейчас всех нас нахрен поубиваешь!
Капрал чуточку остыл. В руль он вцепился в самый последний момент и теперь бубнил под носом самые грязные ругательства.
- Говори, - уже спокойным голосом бросил капитан.
Да чего уж там, подумал Карпинский.
- Вы продали Саддама.
С растущим удовлетворением он заметил взгляды, которыми обменялись его преследователи.
- И что, - так же спокойно подтвердил Борейко. – Продали. Потому что таковой как раз у нас имелся и не мог пропасть понапрасну. Все сходится, тот грязнуля и изменник, был человеком подставленным. Потому что для иракцев была награда, а нам – дерьмо на палочке. Потому как, якобы, поимка Саддама входила в наши служебные обязанности. Грязнуля получил свой участок на кладбище, мы – бабло, и все остались довольны. Кроме Саддама, естественно[35].
Квятковский глумливо загоготал.
- А задаром пускай Дьюбья[36] сам Саддамов хватает!
- Это точно, - очень серьезным тоном прибавил Борейко. – Все на этой войне зарабатывают. Нефтяные концерны. Каждый босс по отдельности. Так почему бы не мы?
Поручик покраснел.
- Потому что… - начал было он и замолчал.
- Потому что это наша почетная обязанность? Защита всего мира от угрожающего всем и вся ислама? Бог, тот соответствующий, ессно, честь и отчизна[37]? Анджей, ты же сам видишь… А я ебу эту войну. Ты, если подумаешь, тоже.
Дорога сузилась, теперь она делалась самой обычной, изрытой колеями тропой в каменистой пустыне. И кто здесь ездит? – подумал мимоходом капитан. И он знал, что будет лучше над этим не задумываться. Ладно, пришла пора еще более раскрыть карты.
- И ты уже знаешь, что он не был настоящим? – задал он вопрос поручику. – И потому-то союзники такие разъяренные.
Прокурор машинально кивнул в ответ. Да, они много знают, подумал он, с этим не поспоришь. Теперь отвернуть внимание.
- Я знал об этом еще раньше, - сказал он, надеясь, что его голос звучит неубедительно, что создается впечатление, будто бы он говорит под принуждением. – Мне сказал Даулинг, резидент ЦРУ. Он был в муедире морского пехотинца, если помнишь.
Борейко помнил. Это один из тех, кто без предварительного согласования посещал польскую базу. С самого начала мы верно догадывались, невесело констатировал он. Следствие по делу Михаляка и правда было лишь прикрытием, а что, ход неплохой, признал он про себя. Если бы не Морозов и его контакты…
- Вы на кое-что случаем напали. На двойников. И вместе с Морозовым, кстати о птичках, известным в Штатах гангстером, начали крутить шахеры-махеры. Но пересолили.
- Это как же? – буркнул Квятек.
Карпинский ответил коротким смешком.
- Слишком их много, придурок, - с сожалением в голосе ответил он.
- Борейко, скажи ему… - отшатнулся капрал. – Пускай думает, что говорит, а то я ему приложу.
- Заткнись, - осадил его капитан.
На лице Увятека тут же появилось выражение незаслуженной обиды. Но он заткнулся.
- Потому-то я тогда осмеял тебя, когда этот троглодит…
- Борейко, - только и мог просительно простонать капрал.
- Когда показал мне, вроде как случайно, двух Саддамов. Ведь тогда я уже знал.
Поручик ненадолго замолк, но продолжал про себя извергать ругательства.
- Что, хотели из меня психа сделать? – с горечью спросил он наконец. – Думали, что я полечу к Морковке, рапорт подам?
И все же парень оказался понятливым, подумал капитан. Неожиданно он почувствовал укол стыда.
- Два Саддама! – фыркнул Карпинский. – Один больше похож на настоящего, чем другой! А ведь лепила-айболит тоже в сговоре, а? А ну давайте я догадаюсь: нервный срыв на фоне психических боевых потрясений и солнечного удара? Два Саддама… А может я еще и Элвиса видел?!
- Откуда… - в голосе капрала зазвучало неподдельное изумление.
- Заткни рот, Квятек, - посоветовал ему уже неизвестно в который раз Борейко. Но и он сам выглядел потрясенным.
Они уже и не разговаривали. Капралу приходилось внимательнее следить за дорогой, которая так только называлась. Они ехали по тракту, обозначенному лишь глубокими колеями, тойота подскакивала на выбоинах.
Поручик подозревал, что они приближаются к цели. А у него все еще оставался один козырь.
- Остановитесь-ка ненадолго, - хрипло попросил он, когда дорога свернула в гущу все более высоких каменистых выступов. – Отлить хочу.
Склонившийся над рулем капрал бросил Борейко вопросительный взгляд. Тот кивнул. Карпинский с шипением выпустил воздух, пытаясь не показать, насколько он напряжен. Пока что все шло хорошо. Проблема была в одном.
Вездеход резко затормозил.
- Мне что, его еще и проводить? – спросил капрал.
- Да… - услышал он в ответ. – Или нет, все пойдем. Нужно ноги размять.
Квятковский глядел, мало чего понимая.
- Да оставь ты эту таратайку, никто ее не украдет, - нетерпеливо буркнул Борейко и вышел первым, с размахом захлопнув дверь.
Еще лучше, подумал Карпинский.
Лн подсунул капралу под нос свои связанные руки.
- И чего? – неохотно бросил тот.
- Разрежь, - спокойно сообщил ему поручик.
Квятковский замялся.
- Или тебе хочется моего подержать, - злорадно прибавил пленник.
Широкое лицо капрала побагровело от злости. Он сунул руку в карман, щелкнуло лезвие пружинного ножа. Через мгновение армированная кевларом полоса упала на пол кабины.
Поручик растирал онемевшие запястья.
- Ты давай скорее, - со злостью заметил Квятек. – А не то штанишки намочишь.
- Радуйся, что не твои, - без раздумий ответил на это Карпинский. Вроде как случайно, он оперся на свой вещмешок, который его противники забыли обыскать.
Спутниковый телефон был маленьким, одна из самых миниатюрных моделей Моторолы. В сложенном виде – не большее пачки сигарет. Как заверял офицер из блэкхоука, чтобы выслать сигнал, достаточно было нажать любую клавишу.
Посторонний наблюдатель мог бы подумать, что трое военнослужащих, в наилучшем согласии отливавшие под отдаленной от тракта небольшой скалой, находятся в наилучшем согласии.
Царила тишина. Солнце стояло уже низко, небольшие холмы отбрасывали длинные тени. От белой тойоты все трое отошли уже на приличное расстояние, при случае хотелось и ноги размять. И, как верно догадывался Карпинский, от цели они находились уже недалеко. Так что можно было и не спешить.