Неважно. Нужно заканчивать и сматываться отсюда. Мороз оперся локтями на дверце лендровера, хотя раскаленный металл прожигал кожу. В бинокль он поглядел на далекую цель. Перекрестье черных нитей он наводил точно между прикрытыми, прекрасно видимыми глазами старого льва.
Мороз поднял ружье и медленно начал сгибать палец на спускном крючке. Он не любил спортивных обманок, поэтому отключал ускоритель, позволявший сделать выстрел легчайшим касанием пальца. Ему нравилось чувствовать нарастающее сопротивление, миг, то самое мгновение, когда уже не помнишь о том, чтобы спрятать язык, и выстрел происходит уже как бы без участия воли.
Он был готов. Но вместо мягкого пинка почувствовал удар по плечу.
- Не так! – резко крикнул де Вет. – Из автомобиля мы не стреляем!
Седовласый сдержал так и лезущие из горла ругательства. Хрен с ним, подумал он. И так все псу под хвост, нужно побыстрее грохнуть этого линялого и вонючего льва и возвращаться домой. И так же никакого удовольствия. Но он сдержался. Де Вет ведь не должен знать, что все это путешествие – одно сплошное недоразумение, что его клиенты возвратятся в бунгало и будут лишь тяжело молчать, избегая того, чтобы поглядеть друг другу в глаза. Они будут считать часы до того момента, когда на пыльной взлетно-посадочной полосе усядется "цессна", которая возвратит их к цивилизации.
Проводник старался. И Дед испытывал уважение к его труду. Он не собирался спорить, решил оставаться послушным клиентом. Таким, как те в старые добрые времена, английские лорды, американские миллионеры. Ну или хотя бы папаша Хемингуэй.
Мороз потянул за ручку, не говоря ни слова, толкнул дверку. Он боялся того, что если не поспешит, Матильда выскочит с каким-нибудь злорадным комментарием. К сожалению, он не ошибся.
Поначалу услышал фырканье, не очень-то понятное, но, вне всякого сомнения, оскорбительное.
- Ты чего, де Вет, подурел? – спросила девица, прежде чем Дед успел отреагировать. – Мы же, блин, и так браконьерствуем? Ведь это же гребаный национальный парк, ты чего, забыл?
Африканер даже отдернулся, после чего долго поглядел на девушку. В первый момент он хотел резко ответить, но ему удалось сдержаться. Вредная и самоуверенная засранка, только и подумал он, почувствовав удовлетворение от того, что мгновенно удалось оценить подругу клиента. Одну из тех, для которых все паршиво, а любовник в возрасте, весьма часто в иных обстоятельствах вполне себе нормальный мужик, танцует вокруг таких на задних лапках.
Походило на то, что он не ошибся, хотя, следовало признать, что седой и так держался неплохо, не позволял залезать на свою коротко остриженную, отмеченную шрамами башку. Ему даже удавалось одернуть сучку, когда та начинала быть уж совершенно несносной. Де Вет сдержал злорадную гримасу. Он не желал доставлять излишних неприятностей клиенту, к которому уже успел почувствовать симпатию.
- У всего должны иметься свои принципы, meneer Морозов. – Африканер встал рядом с клиентом, демонстративно обращаясь к нему, как будто бы девицы вообще не существовало. – В противном случае… Иначе нет удовольствия.
Дед Мороз кивнул. Он глядел на недалекий холм, на чуть-чуть более светлое пятно львиной шкуры, которая едва выделялась на коричнево-желтом фоне из грязного песка и высохших зарослей. Ведь удовольствия, забавы и так нет, подумал он. Этот хренов засранец с вылинявшей гривой даже башку поднять не желает, настолько уверен в своей безопасности. В конце концов, это ведь национальный парк. Много лет никто уже не охотится на львов, да и зачем? Совсем другое дело kifaru, несчастные создания, которых природа снабдила безотказным лекарством от импотенции. Растертый рог носорога был желанным товаром, очень-очень многие богатые придурки верили в его эффективность. Настолько, чтобы охота на крупных животных становилась выгодным делом для прекрасно организованных и вооруженных до зубов банд.
Но лев? Дед вытер вспотевший, покрытый пылью лоб. А вот интересно, задумался он, сколько еще имеется идиотов, которых еще притягивает романтика охотничьих приключений, таких, о которых писал Хемингуэй. Ведь то уже далекое прошлое. Нет уже чарующих сафари, нет палаток и раскладных кроватей, нет туземных проводников, которые после удачной охоты подают тебе теплый джин. Нет даже зверья, которое следует настойчиво выслеживать в сорокоградусной сухой жаре саванны. Имеются ленивые скоты, привыкшие скалиться в объективы камер японских туристов и выпрашивать чего-нибудь вкусненькое, словно медведь Йоги в парке Йеллоустоун.
При мысли о медведе лоб Деда пересекла морщина. Погоди, сукин сын, подумал он, твое время тоже придет. Если только сам раньше не сдохнешь от жареного картофеля и гамбургеров. Если я успею тебя пристрелить, как этого вот вылинявшего и ленивого скота на холме.
И тут до Деда дошло что-то загадочное. Он не предполагал, чтобы у де Вета имелось много клиентов на сафари. Тем более, на такие, как сейчас – короткая, но тяжкая поездка на трясущемся лендровере прямиком к высмотренной ранее, доверчивой зверушке. Никакого романтизма, никаких эмоций, да и трофеи мизерны. Тем временем, оснащение африканера выглядело ухоженным, а дополнительное оборудование, пускай и прикрытое брезентовым чехлом, будило уважение. Дед мельком глянул на проводника, который стоял рядом с ним и все еще гневно сопел. И он все понял, еще до того, как африканер успел открыть рот.
Colonel Питер де Вет тоже отправился в путешествие в собственную молодость, в сентиментальную поездку во времена, когда львы были львами, а мужчины – мужчинами. А прежде всего, женщины не вели себя словно надувшиеся соплячки. Это только случайность, стечение обстоятельств, что богатый бизнесмен Морозов наткнулся на белокожего охотника. На бывшего белокожего охотника, ведь таковые принадлежали к виду, которому уничтожение угрожало в большей степени, чем гребаным носорогам, над которыми все так тряслись. Де Вет наверняка занимался сейчас чем-то совершенно другим. Но он тут же воспользовался случаем, чтобы хоть на мгновением вернуться в старые, добрые времена.
Дед похлопал африканера по мускулистому, поросшему светлым волосом предплечью.
- Вы правы, colonel, - сухо заметил он. – Сделаем это, как следует. В противном случае, забавы нет. Подойдем к нему близко и застрелим.
Оба стареющих мужика улыбнулись друг другу. Они не обратили внимания на презрительное фырканье Матильды, дошедшее до них из-за их спин. Господи, ну кто будет обращать внимания на самоуверенных засранок?
Все произошло именно так, как и следовало. Сухая трава шелестела, когда ее раздвигали голенища высоких сапог. Где-то в зарослях драла горло kanga, дикая перепелка. Дед шел первым, с готовым к выстрелу штуцером, сзади, в паре шагов ступал де Вет со старой, заряженной крупным калибром двустволкой фирмы Холланд. Нет ничего лучше крупнокалиберной дроби из гладкоствольного ружья, чтобы остановить атакующего раненного льва.
Все было, как надо. Чистое небо, желтоватое от несомого ветром пустынного песка. Разбросанные по саванне резные зонтики акаций, стада зебр и антилоп-канн, словно светлые и коричневатые точки, значащие посеревшую зелень. Вкус пыли и соль собственного пота на губах.
Даже старый, вылинявший скот повел себя пристойно. Он поднял тяжелую башку и зарычал, словно бы его удивила непривычная наглость туристов.
В трубке прицела перечеркнутая нитками грива выглядела весьма даже буйной. Палец незаметно преодолел легкое сопротивление спускового крючка. Дед даже не услышал выстрела, только почувствовал удар в плечо. И через мгновение, не дольше, чем нужно для одного удара сердца, громкий звук, с которым пуля ударила в цель.
Светло-коричневая туша свалилась, словно ей подсекли ноги. Сзади де Вет с громким сопением выпустил воздух.
- Piga, - сказал он, непонятно почему, на суахили. – Simba kufa.
Дед не повернулся, он все так же глядел на цель, которая стала всего лишь добычей. Но поблагодарил улыбкой, которую африканер даже и не увидел. Он хотел услышать именно эти слова, все это время ожидая именно их.
Мороз машинально дослал новый патрон и защелкнул замок штуцера. Он уже хотел было пойти к холму, как можно быстрее осмотреть добычу, натешиться ею. Но его удержал де Вет.
- А вот на всякий случай засади-ка ему пульку за ухо, Пауль. – В голосе проводника прозвучал приказ. – Знаю, что ты попал в него как следует. Но большую часть охотников, которых я знал, убили как раз мертвые львы.
Хм, скорее уж такие, которых считали мертвыми, улыбнулся про себя Дед. Но дискутировать он не собирался. Послушно поднял ружье, быстро прицелился и выстрелил. Совершенно зря, он это прекрасно понимал, достаточно было увидать реакцию уже мертвого тела на попадание. Но все должно было произойти как следует, и он сам должен был быть хорошим клиентом, выполнять указания профессионального охотника.
Тем более, как до него дошло мгновение назад, молчаливый африканер даже потрудился запомнить, как его зовут. И узнать, что имя "Павло", вписанное в паспорте, по-голландски звучит "Пауль".
Он повернулся, поглядел африканеру прямо в глаза.
- Спасибо, Питер, - очень просто сказал он.
Де Вет ответил улыбкой. Чуть ли не в первый раз он рассмеялся от всего сердца, во весь рот. Ему тоже нравилась эта охота. И этот странный клиент ему тоже явно понравился.
- Не за что, bwana simba, - ответил он. – Пошли, поглядим, что ты там подстрелил.
близи он выглядел хуже, как будто бы смерть отобрала всяческое достоинство. Грива была редкой, шкура покрыта лишаями, на животе прямо черная от жирных, опившихся кровью клещей. Поднявшиеся губы открывали пожелтевшие, истертые клыки. Глаза уже зашли дымкой, на них садились жужжащие мухи м блестящими металлической зеленью, хитиновыми панцирями.
Де Вет концом двустволки ударил лапу с выдвинутыми в предсмертной судороге когтями.