Сноу достал МИППС, Позвонил Марлен Дютрон и узнал номер консьержки. Спустя несколько минут на экране появилось лицо их спасительницы:
— Месье?
— Мадам, вы только что помогли мне и моему другу. Мы упали у вас в подъезде…
— Ах, да-да!.. Вам оказали помощь?
— Спасибо, не волнуйтесь, мы были у фармацевтов, и они помогли. Мадам… — Сноу скосил глаз на информационную строку, где высветилось имя, — Дельгард, не могли бы вы проверить, все ли окна на лестнице у вас закрыты?
У консьержки удивленно расширились глаза:
— Вы угадали, месье. На втором этаже сломался замок, и окно распахнулось. Воды натекло! Вот сейчас как раз занимаюсь уборкой.
— Спасибо, мадам, до свидания!
Сноу выключил коммуникатор, не дожидаясь ответа консьержки, боясь лишних и ненужных вопросов.
— Вот так, наука, учись!
— Лихо, — согласно кивнул Айво. — Ничего не скажешь. Будем считать, что фантом — это и есть гипотетический убийца Добровольского. Хорошо, тогда возникает закономерный вопрос… вернее, вопросы. Первое: из-за чего или кого убит Добровольский? Второе: Каким образом он убит? Его отравили, умертвили медикаментозно…
— Это одно и то же, — усмехнулся Сноу.
— Согласен, — кивнул Блумберг. — И третье: почему взялись за нас?
— Это как раз самое простое. Мы засветились на расследовании внезапной смерти известного астронавта, можно сказать — легенды дальнего внеземелья — раз… — Айво собрался загибать пальцы, но Сноу остановил его.
— Подожди. До этого ты все говорил верно, но теперь я тебя немного подправлю и тоже посчитаю. Смотри. Первое: расследование ведем не мы, а парижская криминальная полиция; второе: то, что Добровольского убили — всего лишь наше предположение, причем основанное пока на одних допущениях и умозаключениях; третье… — Сноу не успел договорить.
— …третье и главное — это то, что мы нашли Хрустальный шар, — немного отрешенно глядя на Ричарда, закончил швед.
Он зачем-то повертел в руках бокал с полурастаявшими и округлившимися кубиками льда и поставил его на стол.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, что это такое?
— Нет, этого я сказать не могу. Но я знаю человека, который, по-моему, кое-что знает об артефакте.
— Кто?
— Коллега Добровольского, полковник Джонсон.
— Джонсон? Кто это?
— Он летал с Добровольским.
— С чего ты взял, что он что-то знает, Айво?
— Понимаешь, полковник после экспедиции на Вегу в 2268-71-х годах — это была, если мне не изменяет память «Галактическая-803» — был списан медкомиссией с Космофлота и отправлен в отставку. Чуть позже он издал мемуары, в которых описывает свои космические экспедиции в дальнее и ближнее внеземелье. Вот в его воспоминаниях я и вычитал один пассаж, который меня в свое время заинтересовал. Я даже собирался расспросить полковника по поводу его книги, но замотался и забыл, а сейчас, видимо, пришло время вернуться к вопросу. Дело в том, что он вскользь упоминает о какой-то библиотеке, причем применяет это понятие не в прямом, а в… переносном, что ли, смысле.
— Это как? — не понял Сноу.
— Как это объяснить? — швед замялся, подыскивая слова. — У меня создалось впечатление, что он говорит, вернее, пишет «библиотека», подразумевая не хранилище книг как таковое, а некое место, какой-то коллектор, где собрано… собрано… что-то собрано вместе. Не знаю, черт возьми!
— Дык, наверное, это еще одна байка астронавтов. Ты же сам знаешь, какие они суеверные и как любят всякие тайны и легенды. Помнишь, лет десять назад дело «Призрака Тритона»[15]? Здесь, полагаю, такая же туфта. Сплошные домыслы, предположения, а, главное, все загадочно и таинственно, но доказать ничего не возможно. Потому что кроме разговоров и слухов под этим ничего нет!
Сноу приблизил Индивидуальную планетарную единую карточку (ИПЕК) к сканеру дроида, который тут же сообщил:
— Ваша оплата принята! Наше «Кафе-бар Пасси» всегда с удовольствием ждет вас…
Но конокомовцы уже выходили из ресторана, не слушая заученную речь официанта, провожающего их взглядом своих красноватых телеобъективов.
— Коли ты так увлечён мемуарами Джонсона, то, наверное, знаешь, где он живет? — поинтересовался Ричард, не выходя из-под козырька кафе и грустно поглядывая на темную улицу, на которую по-прежнему низвергались потоки воды.
— Где-то в Голландии, — ответил Айво, доставая МИППС. — По-моему, в Зандворте. Сейчас я ему позвоню.
Джонсон ответил сразу, выслушал просьбу и предложил прилететь к нему сегодня же.
— Если вы сейчас в Париже, то до Зандворта вам лёту меньше часа, и я готов вас принять. А вот завтра — извините, никак не смогу. У меня весь день медицинские процедуры. Ну, так как?
Детективы переглянулись, Сноу неопределенно пожал плечами, как бы говоря «делай, как знаешь», и Айво ответил:
— Полковник Джонсон, мы вылетаем.
— Добро, жду вас у себя через час.
Когда флаер набрал высоту, поднявшись в темное небо над облаками, и по стеклам кабины перестал хлестать неиссякаемый дождь, Ричард снял куртку, бросил её на свободное кресло и с удовольствием вытянул ноги, намереваясь покемарить. Однако ворочающийся и вздыхающий рядом Блумберг не давал заснуть. В конце концов, поняв, что поспать не удастся, Ричард посмотрел на шведа и спросил:
— Ну, и чего ворохаешься? Сам не спишь и другим не даешь.
— Послушай, Ричи, вот ты вспомнил давнишнюю историю «Призрака Тритона»… — вместо ответа проговорил швед.
— Да, вспомнил.
— А само дело-то читал, или так — только слышал о нем?
Ричард насторожился.
— А ты что, хочешь сказать, что выводы комиссии…
— Да. Не уверен я в заключении комиссии. Знаю я эти комиссии…
— Ты всегда сомневаешься в заключениях комиссий, Айво! Ладно, и что из этого следует?
— Ричи, ты помнишь дело?
— В общих чертах.
— «В общих чертах», — передразнил его Блумберг. — Я тебе сейчас напомню. Дело это необычное во всех отношениях и загадочное.
Глава 4
Совершенно секретно
Дознание по делу № 23-567/т
«Призрак Тритона»
Том 2
Стенограмма показаний
астронавта-инженера
Шона Локкерби
13 мая 2265 года
— Шон Локкерби?
— Я, ваша честь.
— Шон Локкерби, вас заслушивает не суд, а специальная комиссия КОНОКОМа, поэтому обращаться к нам следует «уважаемая комиссия». Ваше звание, должность, выполненные миссии?
— Инженер-астронавт второго класса Космофлота. Участвовал в экспедициях Меркурий-29, Церера-3 и Нептун-5.
— Ваша должность в составе экспедиции на Нептун?
— Инженер систем жизнеобеспечения спейсфлаера, посадочных модулей, орбитальных лабораторий и наземных станций.
— Шон Локкерби, комиссию интересуют события, произошедшие на спутнике Нептуна Тритоне во время экспедиции Нептун-5.
— Понял. Мне вот просто так — рассказывать?
— Да, инженер Локкерби. Если у членов комиссии возникнут вопросы, они их вам зададут по ходу вашего изложения.
— Хорошо, уважаемая комиссия. Значит, так. Спейсфлаер «Амулет» стартовал с лунной базы «Море спокойствия» 14 апреля 2263 года. До Нептуна мы добирались почти две недели. Но свободного времени в полете не было. Пришлось потратить массу усилий на приведение в порядок и самого корабля, и экспедиционного оборудования, которое, как мне кажется, кое-как побросали в грузовой отсек, нимало не беспокоясь о порядке загрузки и условиях перевозки, и, как следствие, о сохранности. К счастью, причиненный ущерб оказался минимальным, и экспедиция продолжила полет. Надо сказать, что район Нептуна уже достаточно изучен предыдущими четырьмя экспедициями, которые оставили на орбите и на спутниках всевозможные зонды, сигнальные бакены и другое научное и навигационное оборудование. Нашей экспедиции была поставлена задача не столько научная, сколько навигационно-логистическая. Мы должны были запустить на орбиту ретранслятор субкосмической связи «Молния» и орбитальную лабораторию «Визирь». На спутнике Нептуна Тритоне мы продолжили строительство наземной станции «Гелиос-10». К моменту нашего прилета станция состояла из жилого отсека и научного сектора. В перспективе предполагается, что она станет основной земной базой в системе Нептуна, и на ней постоянно будет находиться от десяти до двадцати научных сотрудников.
Прилетев на грузовом модуле на поверхность Тритона, мы попрощались с пилотом, который направился обратно на «Амулет», а сами перешли в жилую зону станции.
— Уточните, когда вы прилетели на Тритон и с кем.
— Я, инженер Лэй и биохимик Сингх приземлились на Тритоне 15 мая 2263 года. Остальные остались на «Амулете», там тоже работы хватало — никак не удавалось поставить на расчетную орбиту лабораторию.
— Продолжайте.
— Спасибо. В связи с тем, что на Тритоне нам предстояло провести не менее двух недель, мы заняли три из десяти пустующих кают и через несколько часов начали собирать технический сектор станции. В течение нескольких дней работа велась размеренно, но достаточно быстро. Мы вполне могли рассчитывать на то, что закончим установку сектора раньше срока по крайней мере на день, а то и на два. Но на пятые сутки случилось то, ради чего, собственно, вы меня и вызвали.
— Инженер Локкерби, вынуждены сделать вам замечание. Мы просим вас не комментировать решения комиссии, и не высказывать ваших предположений относительно ее намерений. Для этого существуют компетентные инстанции. Просим вас отвечать по существу на поставленные вопросы. Вам понятно?
— Да… извините. Да-а… Вот, значит, на пятый день всё и началось. Я работал снаружи на поверхности Тритона и руководил работой двух ремонтных дроидов. Неожиданно один из них слегка перенапряг растяжку каркаса, она резко распрямилась и, сорвав крепеж, улетела в сторону. Вы, надеюсь, представляете, какое слабое освещение на Тритоне. Солнце виднеется на черном небе в виде золотой маленькой горошины и его световой поток составляет лишь три процента от того, что получает Земля, а голубой отраженный свет Нептуна дает еще полтора-два процента освещенности. Поэтому место, где велись работы, оборудовано несколькими мощными прожекторами, а все вокруг теряется в синем сумраке. В связи с тем, что таких растяжек у нас в запасе было ограниченное количество, я пошел ее искать, захватив с собой переносной фонарь. К сожалению, в той стороне, куда улетела деталь, метрах в двухстах находится глубокое ущелье.