– Ты или я?
– Нет! Мы – армахонты. Цивилизация!
– Понятия не имею.
– Какую память Егор сохранит о нас? Что он скажет об армахонтах?
– Я не понимаю тебя, Айлона! Он нас осуждает. Ладно. Это его личное дело. При чем тут…
– Ты должен мне помочь! Чувства здесь ни при чем! Решение по Пандоре по-прежнему в силе? Недавние события не повлияли на него?
– Да. Планета останется в стазисе. Мы не отключим установку, рискуя исказить временные линии Вселенной!
– Значит, Егора вернут туда? Я уже поняла, ты добьешься своего. Через двести пятьдесят тысяч лет он очнется и увидит другую Вселенную. Без нас. Я это чувствую. Но память цивилизаций, которые мы сейчас так бережно воспитываем, – она ведь сохранит наш образ?
– Наверное, – неуверенно ответил Гейбл. – Айлона, что с тобой происходит? Он тебя обидел? Задел? Да не обращай внимания! Он же дикое существо, отстающее от нас в развитии на четверть миллиона лет!
– Это не утешает.
– Так чего же ты хочешь?
– Изменить его мнение! Показать, что наш путь справедлив и оправдан! Разум, а не первобытные инстинкты должны управлять космосом!
– Хорошо, но при чем тут наниты? Ты хоть понимаешь, чего просишь? Кто разрешит имплантировать ему наносеть?! И для чего? В чем смысл?
– У него вживлен биоимплант! Хондийский нерв.
– Знаю.
– Но не представляешь, насколько это жутко на самом деле! Он видит мир как в кривом зеркале! Но удалить нерв невозможно! Только наниты способны его нейтрализовать!
– Ну да, согласен, – подумав, кивнул Гейбл. – Так ты хочешь устранить влияние хондийского нерва и показать ему нашу Вселенную?
– Да! Если иного выхода нет и Бестужев обречен вернуться в стазис, пусть он сохранит правдивую память о нас! Пронесет ее через время! Но без нанитов он не сможет усвоить того огромного объема информации, что необходим для понимания истинной доброты наших замыслов, справедливости нашей политики, величия наших целей и достижений!
– А если он попытается использовать возможности наносети?
– Где? В стазисе?
– Верно. – Гейбл поджал губы. – Нет, если честно, мне не нравится твоя затея! Давай так, я помогу, но на определенных условиях. Во-первых, мы дождемся общего решения. Если его вдруг захотят оставить среди нас, все выплывет наружу!
– Хорошо. – Айлона была настроена решительно. – Выдвигай предложение – вернуть его в стазис на Пандору. Я поддержу. Предок гостит на моей планете, и к моему мнению прислушаются. Вопрос будет решен быстро и окончательно!
– Отлично! – Гейблу нравилось, когда его инициативы получали поддержку. – Второе условие: мы никому не скажем об операции. Сохраним все в тайне. Я не хочу рисковать своим положением!
– Согласна.
– И третье. Мы терминируем нанитов, как только ты «откроешь ему глаза», втолкуешь, что ты там собралась втолковать.
– Он же погибнет! Извлечение нанитов невозможно!
– Я сказал: терминируем, а не извлечем. Есть у меня одно старинное устройство. Ликвидатор тестовых образцов. В древности не каждая имплантация проходила успешно. Сбойные колонии нанитов в таком случае просто нейтрализовывали без их физического извлечения. Они по-прежнему будут обращаться в его крови, но без программного обеспечения. Вреда здоровью никакого.
– Хорошо. Я согласна. – Айлона облегченно вздохнула. – Гейбл, я не забуду этой услуги!
– Романтический ужин?
– Посмотрим.
– Ладно. Я терпелив. Побалуй свое эго. Убеди его, что мы правы всегда и во всем.
Судьба не щадила пандорианцев.
Миг – и Егор оказался в совершенно другой обстановке, утратил способность двигаться.
Он стал игрушкой. Но своей цели добился – снова оказался тут, в Системе Изначальной.
Бестужев холодно наблюдал, как Гейбл и Айлона готовятся к операции, а его модуль технологической телепатии транслировал мысли в широком диапазоне частот связи, искал друга, но пока не находил его.
– Все будет хорошо. – Айлона подошла к изголовью, прикоснулась к его седым волосам. – Ты скоро выздоровеешь.
– А я болен? – спросил Егор.
– Имплантация хондийского нерва выполнена крайне грубо, – ответила она. – Кто тебя оперировал? И зачем?
– Нерв мне имплантировали в колониальном убежище. Это был единственный способ выжить. Льды таяли, – Егор отвечал сухо, отрывисто. – Вода была повсюду. Герметизация нарушилась. Еда закончилась. Мы умирали от холода и истощения.
Гейбл почувствовал, как по коже пробежали мурашки.
«Ужас, – в мыслях промелькнуло сострадание. – Досталось же ему».
– Но как вам помог нерв?
– В двух словах? – Неприязненная усмешка коснулась губ Бестужева. – Хондийский крейсер. Он был нашим шансом. Живой корабль, достаточно прочный, способный укорениться и производить биомассу. Но его предстояло захватить, а затем контролировать. Имплантированный нерв давал такую возможность.
– Кошмар. – Айлона следила за показаниями какого-то древнего устройства. – Тебе нереально повезло. Нерв мог убить. Вообще непонятно, как он прижился?
– И что теперь со мной не так?
– Все! – Ее глаза округлились от удивления. – Он стал твоим симбионтом! Гейбл, – она обернулась, – взгляни! Две нервные системы переплетены очень тесно. Боюсь, я ошибалась. Простая инъекция наномашин не поможет. Они не распутают этот клубок!
– Нужно попробовать.
– Очень рискованно. Его организм изменился под влиянием нерва. Есть химическая зависимость от хондийских метаболитов. К тому же мутировавшая часть нервной системы тесно связана с кибермодулями его имплантов, а они несовместимы с современными сетями наномашин.
– Ну так усовершенствуем их! Я справлюсь. Введем две колонии нанитов. Одна воздействует на нерв, другая на кибермодули.
– Перепрограммируем их?
– Усовершенствуем, программно и аппаратно.
Бестужев слушал их диалог, стараясь подавить наиболее сильные эмоции. Они говорили о нем, находясь рядом, не обращая внимания, обсуждали, каким способом убить нерв, не спрашивая, а хочет ли он этой операции?
Здесь и сейчас ему открывалась истинная суть цивилизации армахонтов. Они считали себя выше таких мелочей, как этика. Им плевать на системы ценностей. Достаточно уверенности, что совершаемые действия во благо, и неважно, кто перед ними – человек или другое разумное существо, индивид или космическая раса, судьбу которой они решают.
У армахонтов есть цель – контролировать все и вся. Выстроить Вселенную без войн, в зародыше устраняя причины возможных конфликтов, перетасовывая цивилизации, формируя население секторов пространства по признаку идентичности, понятному лишь им.
Они не помогают. Даже сейчас – не помогают. Решают интересную для них задачу. Обеспечивают себе превосходство, возможность манипулировать моим сознанием, чтобы вложить в меня, как в капсулу, нужные воспоминания, – он слабо, едва заметно усмехнулся, – запрограммировать и отправить в стазис.
– Так мы работаем или нет? – спросил Гейбл.
– Да, – ответ Айлоны прозвучал решительно. Она отбросила сомнения. Ее не волновало, что после операции Бестужев станет кем-то другим, потеряет большую часть себя. Как уже потерял однажды, согласившись на имплантацию нерва, но тогда это требовалось для выживания, а сейчас?
Сейчас ситуация ничем не отличается.
«Я последний, кто может все изменить».
Вспомнилось стылое подтопленное колониальное убежище, рев воды, окаемка минеральных солей на сырых стенах, жуткая лаборатория, где втайне от всех морф, подменивший Русанова, планировал судьбу землян и пандорианцев.
«Хватит. Я больше не буду марионеткой. Пусть думают, что они управляют ситуацией.
Пусть делают, что задумали.
Я выберусь».
Мысли гасли. Сознание ускользало во тьму. Он боролся, скорее инстинктивно, чем в силу необходимости, ловил обрывки фраз, вопреки усиливающемуся воздействию на разум все еще видел злобные, крохотные огоньки индикационных сигналов на блоках древней (по меркам армахонтов) аппаратуры.
Он делал это ради всех.
В недрах города на техническом уровне сервы открыли мобильный ремонтный комплекс.
Внутри, удерживаемый силовыми захватами, находился андроид.
Техника, живущая сама по себе, крайне опасна. Еще опаснее техносфера – единение миллионов машин, работающих вне зависимости от воли своих создателей.
Мало кто понимает степень этой угрозы, но она объективно существует, усиливаясь с каждым днем, с каждым новым шагом, пройденным по пути необузданного прогресса.
Армахонты осознали это слишком поздно, когда созданные ими комплексы терраформинга начали стирать миры, уничтожая цивилизации, словно ластик, меняющий лик Вселенной.
Конечно, андроид послал запрос в сеть, продолжая анализировать полученные данные, конечно, подразумеваются не те цивилизации, что уже проявили себя, а иные, только зарождающиеся формы мыслящих существ, порой настолько чуждые и непонятные, что их сложно заметить.
Армахонты поняли ошибку, но выводы, сделанные ими, несли зародыш предстоящего краха.
Если Егор Бестужев формулировал выводы осторожно, а понимание сути вещей приходило к нему на уровне интуиции, то андроид оперировал достоверными данными, полученными из сети древнейшего рода вселенной.
Ремонтно-диагностический комплекс завершил работу – он реставрировал человекоподобную машину, усовершенствовал кинематику, обновил ядро системы, но не посмел прикоснуться к нейросетям.
– Егорка? Слышишь меня?
Слабый отклик модуля технологической телепатии транслировал искусственному интеллекту угасающие мысли Бестужева.
Он здесь! На планете! В пределах радиуса действия систем связи!
Андроид освободился от силовых захватов, выбрался из технической камеры, не прерывая ни на секунду контакта с сетью.
Ему инсталлировали новую операционную систему, внедрили колонии нанитов, расширили объем оперативной и постоянной памяти, оптимизировали ядро системы, увеличили быстродействие, установили модули совместимости.