27 июня 1937 года ВЦИК принял постановление о присвоении Шмидту звания Героя Советского Союза.
А из лагеря папанинцев приходили воистину сенсационные сообщения, заставлявшие совершенно менять существовавшие в науке взгляды на природные условия полюса.
В этом районе, прежде считавшемся безжизненным, гидробиолог П. П. Ширшов обнаружил разнообразную флору и фауну.
Глубины в центре Арктики оказались, по измерениям Е. К. Федорова, намного больше, чем предполагалось, — свыше четырех километров.
Уже первые недели работы станции заставили сбросить с макушки планеты гипотетическую шапку холодного воздуха — постоянный антициклон. Наблюдения показали, что над полюсом так же часто, как над средней Россией, проносятся цепочки циклонов.
В глубинных слоях океана папанинцы обнаружили теплые струи Гольфстрима. А прежде ученые считали само собой разумеющимся, что так далеко это течение не забирается, потому и не признавали существенного влияния Атлантики на природу Центрального Арктического бассейна. Теперь роль Атлантического океана обозначилась четко и рельефно.
Но если Гольфстрим распространяется по глубине до самого центра Арктики, то поверхностная вода, как бы подпираемая снизу теплыми струями, должна постоянно стекать в пролив между Гренландией и Шпицбергеном. Так образуется холодное течение, определяющее направление дрейфа многих ледяных полей в районе полюса, вытаскивающее айсберги на оживленные морские дороги Северной Атлантики.
Сведения, добытые четверкой папанинцев, позволили, наконец, ясно представить игру природных сил в районе полюса. Прежние концепции о взаимоотношении здесь ветров, течений, направления дрейфа трещали, как льды во время торошения. Но ведь именно на этих концепциях основывались планы работы станции — представление о том, как будет перемещаться льдина зимовщиков по арктическим морям. И здесь дело, конечно, не в чьем-нибудь недомыслии, неумении заглядывать в будущее, близорукости. Других-то концепций просто не было! Для того и высадили папанинцев на полюсе, чтобы узнать, что там на самом деле происходит.
Однако от вновь открытых закономерностей прямо и непосредственно зависела судьба самих исследователей. И добытые ими сведения ничего доброго четверке папанинцев не обещали.
Уже к концу 1937 года стало ясно, что их льдина медленно вертеться вокруг полюса не будет, как это предполагалось. Ей предначертан другой путь — на юг, в Гренландское море. А значит, и заранее заготовленные варианты снятия зимовщиков не годятся.
В Главсевморпути срочно разрабатывались новые планы операции.
Но Арктика готовила еще более неприятный сюрприз: скорость дрейфа оказалась во много раз больше, чем предполагалось. В июне льдина проходила в сутки около полутора миль. Довольно резвое движение. Но ученые считали, что к зиме дрейф пойдет намного медленнее, ибо мелкие льдины смерзнутся в огромные поля и течение не сможет быстро передвигать эти махины.
Вышло все наоборот. Скорость дрейфа росла от месяца к месяцу. В августе — две с половиной мили в сутки, в ноябре — уже четыре.
И тут еще новость: сменилось направление дрейфа — с юго-восточного на юго-западное. Это значило, что льдина поплывет не по центральной части Гренландского моря, где на ее пути не было бы никаких препятствий, а в непосредственной близости от самой Гренландии — там же, как и во всяком прибрежном районе, происходят постоянные сжатия льдов и торошения.
В начале января 1938 года станция была заброшена в мелководный район — неподалеку от величайшего острова планеты. Глубина теперь падала день ото дня: уже не прежние 4000 метров, а 230 метров, 200, 160.
И при этом столь же постоянно росла скорость дрейфа. 6 января Федоров зафиксировал рекордный рывок льдины: всего за 43 часа было пройдено 30 миль. А скорость 10 миль в сутки (почти в 7 раз большая, чем в июне!) стала обычной.
Положение складывалось тревожное. Ни один из вариантов снятия папанинцев со льдины не был рассчитан на такое быстрое перемещение. При этом сильно всторошенные льды у побережья Гренландии не позволяли использовать тяжелые самолеты. Да и возможность найти площадку для легких машин вызывала сомнения. Ледоколу тоже было нелегко пробиться сквозь торосистые зимние льды.
Между тем льдину зимовщиков много раз крушило и ломало. От того огромного поля, на котором в мае хватило места для посадки и взлета тяжелых машин, остался лишь небольшой обломок. Он то странствовал в тесном окружении таких же льдин, бившихся и напиравших друг на друга, то плыл, постоянно подтаивая, по чистой воде.
Для Шмидта наступили дни, пожалуй, еще более трудные, чем в период челюскинской эпопеи. Ведь тогда он сам был на льдине, сам руководил жизнью лагеря и сам рисковал вместе со всеми. Теперь он находился в Москве, а четверо зимовщиков боролись за жизнь среди льдов у далекого берега Гренландии. Главсевморпуть стал штабом операции по снятию папанинцев.
В Ленинграде и Мурманске готовились к выходу судна, поднимались на борт самолеты-разведчики.
2 февраля Кренкель передал: «В районе станции продолжает разламывать обломки полей, протяжением не более 70 метров. Трещины от 1 до 5 метров, разводья до 50. Льдины взаимно перемещаются по горизонту, лед 9 баллов, в пределах видимости посадка самолета невозможна. Живем в шелковой палатке на льдине 50 на 30 метров… Привет от всех. Папанин».
Еще с осени Шмидт искал судно, чтобы выслать его в Гренландское море. Но ни у Главсевморпути, ни у других ведомств не было в то время корабля, готового к трудному арктическому плаванию. Весь ледокольный флот после окончания летнего сезона ремонтировался в доках. И как ни старались сжать сроки ремонта, все же выходило, что кончится он только в марте.
После долгих поисков одно судно все же нашлось. Но это был не ледокол и не ледокольный пароход, а небольшой гидрографический бот «Мурманец». Он вышел в поход 11 января, с огромным трудом пробился под парусами через штормовое Гренландское море и стал патрулировать у кромки ледяных полей. «Мурманец» мог помочь папанинцам лишь в том случае, если бы их льдину выбросило на чистую воду.
В течение января Шмидт прилагал все усилия к тому, чтобы ускорить выход в море судов, способных бороться с тяжелым льдом. На судоремонтных заводах Ленинграда и Мурманска денно и нощно сидели представители Главсевморпути. Они объясняли сложившееся положение, выбивали запчасти, помогали оснащать суда всем необходимым для похода. Новые сообщения со льдины заставили работать еще быстрее, еще напряженней, хотя, казалось, снарядить суда в более короткий срок невозможно. Дальнейший ход операции можно проследить по дням.
3 февраля из Мурманска выходит ледокольный пароход «Таймыр», на борту которого три легких самолета-разведчика.
5 февраля на помощь папанинцам отправляется подводная лодка.
7 февраля через Гренландское море пробивается ледокольный пароход «Мурман».
8 февраля папанинцам снова приходится трудно. Штормовой ветер опять ломает льды. Сорваны легкие шелковые палатки, в которых приходилось жить последнюю неделю, перевернуты нарты с оборудованием, трещат антенны радиостанции. Утром, когда ураган стихает, перед зимовщиками открывается величественный вид на горы Гренландии. До берега всего 50–60 миль.
Буря основательно потрепала и покорежила идущие на помощь папанинцам суда. Им пришлось потерять сутки, уйдя с курса и штормуя носом на волну.
Сообщения об этих событиях Шмидт читает в Ленинграде. Он вылетел сюда, чтобы ускорить отход ударной силы Главсевморпути — ледокола «Ермак». 8 февраля ледокол выходит из дока. Но надо погрузить топливо. Шмидт обращается за помощью к военным морякам. Две тысячи краснофлотцев всего за 14 часов перебрасывают на борт ледокола три тысячи тонн угля.
9 февраля «Ермак» под командованием капитана В. И. Воронина уже штурмует льды Финского залива. На его борту выходит в море Шмидт.
10 февраля «Таймыр» в Гренландском море достигает кромки льдов, устанавливает радиосвязь с папанинцами и движется к лагерю.
12 февраля Кренкель ранним утром будит своих товарищей криком: «Огонь на горизонте!» Он первым увидел прожектор «Таймыра».
15 февраля на ледовые аэродромы возле борта «Таймыра» и борта подошедшего вслед за ним ледокольного парохода «Мурман» спущены самолеты-разведчики. К лагерю папанинцев вылетают пилоты И. И. Черевичный и Г. П. Власов. Однако из-за внезапного снегопада ни одному из них не удается сесть на подготовленный зимовщиками аэродром. Власов опускается на лед возле «Мурмана». Второй самолет— маленькая амфибия — на базу не возвращается. Папанинцы предлагают остановить все работы, пока не станет известна судьба самолета-амфибии.
17 февраля опытный полярный летчик Власов совершает посадку на аэродром папанинцев и передает им подарок от моряков «Таймыра» — пиво и мандарины. В тот же день Власов обнаруживает во льдах машину Черевичного и вывозит ее экипаж. Во время поисков амфибии летчик проводит разведку льдов.
По его указанию намечен маршрут судов к большой полынье, открывшейся неподалеку от лагеря папанинцев.
18 февраля «Таймыр» и «Мурман» общими усилиями пробиваются сквозь льды.
19 февраля в 14 часов оба судна, преодолев последние перемычки, швартуются к льдине в двух километрах от лагеря. Моряки по льду добираются до станции. Под большим торосом, над которым укреплен флаг СССР, зимовщики встречают экипажи ледокольных пароходов. В 16 часов Кренкель передает в эфир последнее сообщение с дрейфующей станции «Северный полюс». Папанинцы поднимаются на борт «Таймыра». Сюда же доставлено из лагеря все имущество станции.
21 февраля четверка зимовщиков пересаживается в море на борт ледокола «Ермак», где их встречает Шмидт.
Подводя итоги всей операции, Папанин через несколько лет писал: «Осуществился самый невероятный вариант снятия: корабли почти вплотную подошли к льдине. И это, конечно, не было делом случая. Только огромный опыт наших полярных моряков и полярных летчиков позволил провести ледокольные корабли почти к берегам Гренландии, где в это время года никогда раньше не бывали суда. Ведь сама мысль о возможности проникнуть на судах в этот район многим казалась утопической и нереальной».