Линия жизни — страница 54 из 57

Хлебнув чистого спирта и запив его компотом из сухофруктов, я растрогался и, положа руку на сердце, заверил ответственную Ирину Петровну, что все недостатки, допущенные на объекте, будут устранены незамедлительно. Она же, в свою очередь, до того прониклась ко мне признательностью и уважением, что спустя весьма непродолжительное время эти чувства переросли в нечто более сильное и, я бы сказал, интимное.

От окружающих наши отношения мы скрывали под грифом служебной надобности и производственной необходимости.

Всё это, конечно, шутка. А если серьёзно, на тот момент мой брак был уже простой формальностью, и, как это часто бывает, держался по одной причине: я не оставлял семью потому, что у меня были несовершеннолетние дети. Что такое стать сиротой при живых родителях, сам знал не понаслышке, и уготовить подобную участь своим детям не хотел и не мог, хоть и давно понял, что мы с Надей не подходим друг другу по многим критериям. Но взялся за гуж – не говори, что не дюж. Родил – воспитывай. И раз мы связали свои жизни, должны были нести эту ношу как минимум до совершеннолетия детей.


12 июня1991 года Ельцин выиграл всенародные выборы на должность Президента РСФСР и катализировал процесс, названный впоследствии «парад суверенитетов».

19 августа 1991 года группа политиков из окружения Горбачёва объявила о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Они потребовали от находившегося на отдыхе в Крыму президента Горбачёва введения в стране чрезвычайного положения или временной передачи власти вице-президенту Геннадию Янаеву. ГКЧП поддержали две союзные республики – Азербайджанская и Белорусская ССР, остальные акты ГКЧП отвергли.

Уже в первый день событий Ельцин, выступая с танка перед Белым домом, назвал произошедшее государственным переворотом, затем обнародовал ряд указов о непризнании действий ГКЧП.

Вернувшийся в сентябре с Западной Украины Игорь, который ездил в санаторий, рассказывал, как всего за одну ночь в центре города-курорта Трускавец – «жемчужины Украинских Карпат» – снесли памятник Ленину. Вечером он ещё стоял, а утром – как не бывало.

В сентябре девяносто первого мы с близкими по руководящему цеху товарищами зарегистрировали ТОО «Фобос», целью которого было занятие коммерцией, хотя у меня язык не поворачивается называть эту деятельность коммерцией. Скорей уж, спекуляцией – именно так это и трактовалось по советским законам, но пришли другие времена, и ты, ничего не производя, а торгуя разной дребеденью, считался коммерсантом – представителем новой формации.

Учредителями данного общества были: Сычёв Геннадий Александрович – директор депо; Слава Пахомов – мой друг и подельник по забору, а в то время – заместитель начальника Автотехснаба, которым руководил Прудников Юрий Александрович; Толик Ижболдин – главный инженер одной строительной организации, его друг – главный инженер одной энергетической фирмы на Уралмаше и я. Как видим, публика вполне достойная.

Задачей моих партнёров было снабжать меня различными материалами, механизмами и прочим, а моя – организовать сбыт всего этого изобилия, благо в те тяжёлые времена всё было дефицитом и пользовалось спросом. Впоследствии как-то так сложилось, что и доставать и реализовывать пришлось мне одному, за редким исключением.

Но этого всего было недостаточно. Пытаясь расширить диапазон коммерческой деятельности и нарастить объёмы, вспомнил о Прибалтике. После моей командировки туда ещё в бытность главным инженером депо я оставил о себе неплохое впечатление.

Старые знакомые откликнулись практически мгновенно и приехали на новом «РАФ»е, полностью забитом женским бельём Рижского производства – в то время одним из лучших в бывшем Союзе.

«РАФ» был продан ими практически сразу и с приличным наваром, а вот остальной товар – оставлен мне на реализацию. Буквально под честное слово! Определили только сумму, которую необходимо вернуть.

Найти магазин для реализации этого богатства не составило труда, и всё было продано в одно мгновенье! Многие, наверное, помнят эти магазины начала девяностых – прообразы современных супемаркетов, на полках которых рядом с продуктами мирно, как в сельпо, уживались трусы и ботинки, книги и стройматериалы.

Позже – после развала Союза и закрытия границ – из Прибалтики пришло ещё два контейнера: с обоями. На тот момент у меня уже были небольшие оборотные средства, поэтому за товар я рассчитался быстро. Гораздо сложнее оказалось оформить растаможку. Дело это было новое и совершенно незнакомое. К счастью, оказалось, что одна из подруг Ирины с недавнего времени работает в таможне. Ничем особым помочь она, конечно, не смогла, но подсказала, в каком направлении нужно двигаться и куда обратиться. Всеми дальнейшими вопросами по декларированию и таможенному оформлению товара занималась уже Ирина.

С реализацией тоже не всё пошло гладко, но об этом после.

Жизнь на два фронта влекла за собой дополнительные расходы, а, следовательно, требовала дополнительных средств, ведь ущемлять интересы семьи я себе позволить не мог, да и рост заработной платы не успевал за обесценивающимся рублём. Неожиданно помог случай.


В то неспокойное время многие пытались как-то подработать. Мои братья Толя и Валерик, которые уже обзавелись семьями и воспитывали по двое детей, устроились ночными сторожами в офис «Союза ветеранов Афганистана», который тогда располагался в самом центре города на улице Добролюбова. Организация была создана для защиты прав воинов-интернационалистов и поддержки семей погибших военнослужащих.

В 1991 году СО РСВА развернулось: на площади Советской Армии афганцы заложили мемориал «Чёрный тюльпан», основали газету «Ветеран Афганистана», а при педагогическом институте, где на факультете физического воспитания и военной подготовки училась целая группа афганцев, открыли музей «Шурави».

Так как Влера и Толик зарекомендовали себя исключительно с положительной стороны, «афганцы» по протекции Толика согласились принять на работу их двоюродного брата Олега из Полевского – сына Васи и Оли, у которых жили мои братья после смерти матери.

Олег к тому времени окончил военное училище, но прослужил недолго, попав под сокращение. В Советском Союзе вовсю шла гонка разоружений. Вслед за выводом войск из Афганистана, 12 сентября 1990 года канцлер ФРГ Гельмут Коль и президент СССР Михаил Горбачев подписали договор, по которому все советские войска, дислоцированные на территории Германии, должны были покинуть ее с конца 1990 по 1994 год. Военные стране были не нужны! А Олег, несмотря на то, что был ещё довольно молод, уже успел жениться и обзавестись ребёночком. И семью надо было кормить!

Деньги за работу охранника, естественно, платили небольшие, но ни в какое другое место кузен устроиться не мог или не хотел, а потому начал подворовывать то, что ему поручалось охранять. Как в «Фитиле» – киножурнале советских времён: кто что охраняет, тот то и имеет.

В перечне товаров, экспортом которых было разрешено заниматься «афганцам», была медь. Вот на ней-то и остановил свой томный взгляд наш застенчивый воришка.

В одну из ночей, когда он дежурил на пару с Толиком, а тот отлучился поспать – такое практиковалось – Олежа загнал на территорию СВА машину и загрузил в неё всю лишнюю, как он посчитал, медь.

Утром, обнаружив пропажу, «афганцы» взяли Толика с дневной работы и учинили следствие в сочетании с акцией устрашения. Излишне говорить, что Олежа из города исчез, найти его не представлялось возможным, и только спустя несколько лет кузен объявился на северах.

Толику дали срок – надо сказать, довольно приличный – для того чтобы он либо доставил виновника на расправу, либо погасил ущерб. Поскольку гасить было нечем, в один прекрасный день братишка и возник на пороге моего кабинета. Упав в кресло и утирая слёзы, Толик просил помочь ему в поисках вороватого кузена: «Владик, они со мной такое сделают…Я просто не выдержу…» – закончил он.

По предположению Толика виновник его бед умотал к жене: она проживала у родителей в Казахстане – в городе Рудный. Ехать предполагалось на машине, купленной мною у шурина. Благодаря своей тёще, которая работала в горкоме партии Чайковского, он сумел достать новый автомобиль, а мне продал свою шестёрку. Самое интересное, что машину пришлось собирать буквально заново: поменять все крылья – они сгнили до дыр – и провести капитальный ремонт двигателя, который жрал масло чуть меньше, чем бензин.

После вынужденной продажи своей первой машины я так и не сумел купить ничего взамен, и только этот случай помог мне хоть как-то решить вопрос. Надо ли говорить, что взял я эту шестёрку по цене нового автомобиля: даже изъезженные машины в то время дешевле не продавались, а новые – с рук – стоили два с лишним номинала.

Кстати, слово «номинал» вошло в широкое употребление именно во времена перестройки. Продавая или покупая какую-либо вещь, обычно называли её «государственную» цену – номинал – а количество этих самых номиналов обозначало реальную стоимость: два номинала, три номинала. «Продаю по номиналу» значило: за что купил, за то и продаю.

Но я снова отвлёкся, а, между тем, Толика надо было срочно выручать. В ближайшие выходные мы с братом ринулись в Казахстан – на поиски проклятого расхитителя «афганской» собственности.

Половина дороги была мне знакома: как-то с Федей и братом Валерой мы ездили по просторам Казахстана в поисках дикой вишни – в урожайные годы в лесных колках её бывает огромное количество.

В Рудный прибыли поздно вечером, но кузена дома не оказалось. Жена, по всей видимости, тоже не была расположена выдать место схрона. Оно и понятно: что ждало бы любимого супруга, появись он на базе у «афганцев»? А страдания, в общем-то, постороннего Толи её не трогали. Кстати, в дальнейшем любимый супруг достойно отблагодарил жену за стойкость: бросил вместе с ребёнком. Но это так, к слову.

Утром, не солоно хлебавши, тронулись в обратный путь. Где-то в середине дня, проезжая через Кустанай, решили заскочить на базар – посмотреть, чем богат этот солнечный край. Удивлению не было предела: мясо и изделия из него были представлены в изобилии, от которого мы уже давно успели отвыкнуть, а цены – в два с лишним раза ниже, чем в Екатеринбурге – так с недавнего времени стал называться Свердловск.