– Ваш клиент может находиться под угрозой.
– Мой клиент в безопасности. Мой клиент за решеткой.
– Это ведь женщина? – вставила Собел. – Вы постоянно говорите «клиент», избегая слов «он» или «она».
– Мы сейчас беседуем не о моем клиенте. Если вам нужно имя дилера, то это Гектор Арранде Мойя. Он в федеральной тюрьме. Как я понимаю, обвинение предъявила администрация по контролю за применением законов о наркотиках, отделение в Сан-Диего. Это все, что я могу вам сообщить.
Собел занесла все это в блокнот. Хотелось верить, что я накидал им довольно информации, чтобы увести в сторону от дела Руле и от гомосексуального аспекта.
– Мистер Холлер, вы когда-нибудь бывали в кабинете мистера Левина? – спросила Собел.
– Неоднократно. Правда, в последний раз уже несколько месяцев назад.
– Вы не возражаете пройти с нами в ту комнату? Может, обнаружите что-нибудь из ряда вон выходящее или заметите, чего не хватает.
– Он еще там?
– Жертва? Да, он на том же месте, где его нашли.
Я кивнул. Я не был уверен, что хочу видеть мертвого Анхеля Левина. Внезапно я почувствовал, что обязан увидеть его и должен сохранить в памяти это зрелище. Оно понадобится, чтобы подпитывать то мое решение и мой план.
– Ладно, я пойду.
– Тогда наденьте вот это и не прикасайтесь ни к чему, пока будете там находиться, – велел Лэнкфорд. – Следственные действия на месте преступления не закончены.
Он достал из кармана сложенную пару бумажных бахил. Я присел на кушетку и надел их. Потом последовал за сыщиками по коридору в комнату, где находился убитый.
Тело Анхеля Левина оставалось в том же положении, в каком его обнаружили. Он лежал ничком на полу, с лицом, повернутым вправо, с открытыми ртом и глазами. В неудобной, неуклюжей позе: одно бедро выше другого, руки под телом. Судя по всему, Анхель Левин упал с вертящегося стула, который сейчас стоял позади него.
Я немедленно пожалел о своем решении войти в эту комнату. Вдруг сообразил, что этот последний, финальный взгляд на лицо Анхеля вытеснит у меня все остальные его образы. Мне придется постараться забыть его, чтобы не пришлось больше глядеть мысленным взором в эти мертвые глаза.
Вот так же было и с моим отцом. Мое единственное воспоминание связано с образом мужчины на кровати. Он был лучшим из лучших и был изничтожен раком. Все остальные зрительные образы своего отца, которые я хранил, являлись фальшивыми. Это фотографии из книг о нем, которые я прочитал.
В комнате работали несколько человек: эксперты-криминалисты и люди из ведомства судмедэксперта. Очевидно, на моем лице отразились ужас и отвращение.
– Знаете, почему мы не можем прикрыть труп? – обратился ко мне Лэнкфорд, заметив мое состояние. – Из-за таких, как вы. Из-за О. Джея. Так называемое перемещение улик. То, на что вы, адвокаты, любите набрасываться. Так что больше никаких закрывающих тело простыней. Пока мы не унесем его отсюда.
Я промолчал. Он прав.
– Не могли бы вы подойти к письменному столу и сказать нам, не замечаете ли чего-то необычного? – спросила Собел, явно испытывая ко мне сочувствие.
Я был благодарен за то, что меня попросили это сделать, потому что в этом случае я мог не смотреть на тело. Я шагнул к столу, представлявшему собой соединение трех рабочих столов с ящиками и отделениями, которое образовывало изгиб, соотносящийся с углом комнаты. Мебель, насколько я помнил, была из «ИКЕА» в близлежащем Бербанке. Простота и функциональность, никакой роскоши. Помещавшаяся в углу центральная секция оснащена компьютером и выдвижным лотком для клавиатуры. Два других стола по бокам представляли собой идентичные друг другу рабочие поверхности, и, вероятно, Левин использовал их, чтобы держать отдельно материалы по разным расследованиям.
Я прилип взором к компьютеру, потому что меня интересовало, какую информацию добавил Левин в электронное досье Руле. Моя заинтересованность не укрылась от Собел.
– У нас нет специалиста-компьютерщика, – произнесла она. – Очень маленький отдел. К нам приходит в помощь человек из ведомства шерифа, но, по-моему, жесткий диск был вынут.
Она указала авторучкой под стол, где системный блок компьютера хоть и стоял вертикально, но одна сторона его пластмассового кожуха была снята и приткнута рядом, с задней стороны.
– Скорее всего, для нас там ничего не окажется, – добавила она. – Что вы скажете насчет столов?
Я окинул взглядом стол слева от компьютера. Бумаги и папки разбросаны как попало. Я посмотрел на ярлыки и узнал имена.
– Некоторые из них – мои клиенты, но все это старые дела.
– Эти папки, наверное, попали сюда из картотеки в стенном шкафу, – предположила Собел. – Убийца мог вывалить их на стол, чтобы сбить нас с толку. Скрыть то, что он в действительности искал или унес. А вон тот стол?
Мы переместились к столу справа от компьютера. Здесь уже не было такого беспорядка. На столе ежедневник, в котором Левин вел текущий счет своих рабочих часов и отмечал, на какого именно адвоката трудился в тот или иной момент. Я просмотрел записи и увидел свое имя, которое бесчисленное множество раз повторялось последние пять недель. Подтверждаюсь сказанное детективами: в последнее время Левин практически полностью работал на меня.
– Не знаю, – сказал я. – Не знаю, что искать. Не вижу ничего, что помогло бы.
– Что ж, от большинства адвокатов и того меньше проку, – пробурчал у меня за спиной Лэнкфорд.
Я не стал защищать себя. Сыщик находился возле трупа, и я не хотел видеть, что он с ним делает. Я протянул руку к настольной вертящейся картотечке – просто чтобы посмотреть имена на карточках.
– Не трогайте! – воскликнула Собел.
Я отдернул руку.
– Извините. Просто хотел взглянуть на имена. Я не…
Я чувствовал себя не в своей тарелке, не знал, что сделать и сказать, был сбит с толку. Хотелось уйти и выпить чего-нибудь. У меня возникло ощущение, что вожделенный лакомый «доджерс-дог», еще недавно казавшийся таким вкусным – там, на стадионе, – встал поперек горла.
– Эй, взгляните-ка сюда! – раздался сзади голос Лэнкфорда.
Мы с Собел обернулись и увидели, как люди судмедэксперта медленно переворачивают труп Левина. Кровь испачкала переднюю сторону надетой на нем спортивной рубашки с логотипом «Доджерс». Но Лэнкфорд указывал на руки покойника, которые прежде не были видны, заслоненные телом. Два средних пальца левой руки подогнуты к ладони, тогда как два пальца по краям полностью выпрямлены. Это было нечто вроде «козы».
– Парень был фанатом техасской длиннорогой коровы? – спросил Лэнкфорд.
Никто не засмеялся.
– Что вы об этом думаете? – обратилась ко мне Собел.
Я уставился на пол, на последний, предсмертный жест моего друга, и лишь покачал головой.
– О, кажется, я понял, – произнес Лэнкфорд. – Это что-то вроде знака. Своего рода шифр. Он хочет нам сообщить, что это дело рук дьявола.
Я вспомнил, как Левин назван Руле дьяволом и говорил об имеющихся у него доказательствах, что тот само зло в чистом виде. И я догадался, что означало последнее движение моего друга. Умирая на полу своего кабинета, он пытался предупредить меня о чем-то.
Глава 24
Я двинул в «Четыре зеленые полянки» и заказал порцию «Гиннесса», но очень быстро переключился на водку со льдом. Я не считал, что есть смысл отсрочивать ход событий. На экране телевизора над барной стойкой заканчивался матч с участием «Доджерс». Парни в голубой форме собрались с силами, отставая теперь всего на два очка. Бармен не отрывал глаз от экрана, но меня уже больше не занимало открытие бейсбольного сезона, как не интересовал и перелом в игре на подаче перед девятым иннингом.
После второй порции водки я вытащил на стойку бара сотовый телефон и стал звонить. Сначала я позвонил тем четырем адвокатам, с которыми был на матче. Сразу по получении печальных новостей мы покинули стадион, но мои коллеги, уходя домой, знали лишь, что Левин мертв. Затем я позвонил Лорне, и та начала плакать. Я разговаривал с ней сквозь этот плач, потом она задала вопрос, которого я надеялся избежать:
– Это из-за того дела? Из-за Руле?
– Не знаю, – солгал я. – Я рассказал копам о деле, но их, похоже, больше заинтересовало то, что он был голубым.
– Голубым?
Я знал, что это сработает как отвлекающий момент.
– Он это не афишировал.
– А ты знал и не сообщил мне?
– Это была его жизнь. Если бы он хотел всем рассказывать, он бы рассказывал – я так считаю.
– Детективы считают, что дело в этом?
– В чем?
– Ну, что его убили на гомосексуальной почве.
– Они сами постоянно об этом спрашивали. Неизвестно, что у них на уме. Они будут вникать во все, и, надеюсь, это даст какие-нибудь результаты.
Наступило молчание. Я поднял глаза на экран в тот момент, когда на табло побежала строкой победа «Доджерс» и на стадионе зашумели болельщики. Бармен издал боевой клич и с помощью пульта запустил голос комментатора на полную мощность. Я отвернулся и закрыл рукой одно ухо.
– Наводит на размышления, не так ли? – промолвила Лорна.
– О чем?
– О том, чем мы занимаемся. Микки, когда поймают того ублюдка, который это сделал, ведь он вполне может позвонить мне, чтобы стать твоим клиентом.
Я привлек внимание бармена, погремев льдом в своем пустом стакане. Хотелось добавки. Я не собирался рассказывать Лорне, что уже работаю на ублюдка, убившего Анхеля.
– Лорна, перестань, смотри на вещи проще. Ты становишься…
– Но такое вполне вероятно!
– Послушай, Анхель был моим товарищем по работе и единственным другом. Но я не намерен менять профессию и убеждения лишь потому, что…
– А может, следовало бы. – Она опять заплакала.
Бармен принес мне напиток, и я одним махом опрокинул его в себя.
– Лорна, хочешь, чтобы я приехал?
– Нет. Я не знаю, чего хочу. Просто все так ужасно!
– Ты помнишь Хесуса Менендеса? Он был когда-то моим клиентом?