– Вы сказали, что он похвалялся, мистер Корлисс. Как это было?
– Ну, он рассказал мне о том случае, когда убил девушку и ему это сошло с рук.
– Ваша честь, – поднялся я, – все это не имеет никакого отношения к данному делу. Показания свидетеля не являются контраргументами по отношению к каким-либо свидетельствам, ранее предложенным защитой. Свидетель не имеет права…
– Ваша честь, – перебил меня Минтон, – это информация, извлеченная на свет самим адвокатом ответчика. Обвинение обязано ее рассмотреть.
– Я разрешаю это сделать, – постановила Фулбрайт.
Я опустился с притворно подавленным видом, и Минтон ринулся вперед. Двигался он именно туда, куда нужно, в точном соответствии с моим планом.
– Мистер Корлисс, скажите, мистер Руле приводил какие-либо подробности того, предыдущего, инцидента – убийства женщины, когда он, по его словам, вышел сухим из воды?
– Он называл ту девушку танцовщицей-змеей. Она танцевала в каком-то кабаре. Вроде бы появлялась на сцене из какого-то ящика.
Я почувствовал, как Руле вцепился пальцами в мой бицепс, и ощутил в ухе его горячее дыхание.
– Что это еще за хрень?! – прошипел он.
Я обернулся к нему:
– Не знаю! Какого дьявола вы ему наболтали?
– Ничего я не болтал! – опять зашипел он сквозь стиснутые зубы. – Это ловушка. Вы меня подставили!
– Я?! О чем вы говорите? Я сказал вам, что не имел возможности подобраться к этому парню в закрытую больницу. Если не вы наговорили ему этого дерьма, значит, кто-то еще. Подумайте. Кто?
Я отвернулся и устремил взгляд на Минтона, стоящего возле свидетельского места и продолжающего допрос стукача.
– Мистер Руле говорил еще что-нибудь о той танцовщице, которую, по его словам, он убил?
– Нет, только это.
Минтон еще раз проверил свои записи, чтобы убедиться, не упустил ли чего, затем удовлетворенно кивнул:
– Это все, ваша честь.
Судья посмотрела на меня. Я уловил на ее лице почти сочувствие.
– Со стороны защиты будет повторный перекрестный допрос?
Прежде чем я успел ответить, за спиной, у двери, послышался какой-то шум. Я обернулся и увидел входящую Лорну Тейлор. Она торопливо спускалась по проходу между рядами прямо к барьеру, отделяющему суд.
– Ваша честь, могу я на секунду отвлечься, чтобы поговорить со своей сотрудницей?
– Поторопитесь, мистер Холлер.
Я перехватил Лорну у дверцы в ограждении и забрал у нее видеокассету, обернутую кусочком бумаги, закрепленной при помощи аптечной резинки. Как мы и договорились ранее, Лорна зашептала мне на ухо:
– В этом месте я делаю вид, будто шепчу тебе что-то очень важное. Ну что? Как идут дела?
Я сосредоточенно кивал, снимая резинку с кассеты и глядя на клочок бумаги.
– Прекрасно выдержала время, – тихо похвалил я. – Теперь мы во всеоружии.
– Можно мне остаться и посмотреть?
– Нет, я не хочу, чтобы ты присутствовала. Не желаю, чтобы кто-нибудь заговорил с тобой, после того как все это произойдет.
Мы молча, кивками, распрощались, и она удалилась. Я вернулся к свидетельской трибуне.
– Повторного перекрестного не будет, ваша честь.
Я сел на место и стал ждать. Руле жадно схватил меня за руку:
– Что у вас там?
Я оттолкнул его:
– Перестаньте меня трогать. У нас новая информация, которую мы не можем выносить на перекрестный допрос. – И перевел взгляд на судью.
– Есть еще какие-нибудь свидетели, мистер Минтон? – спросила она.
– Нет, ваша честь. Больше никаких контраргументов.
– Свидетель отпускается.
Судебный пристав Михан направился через зал к Корлиссу. Судья посмотрела на меня, и я начал подниматься.
– Мистер Холлер, встречный контраргумент?
– Да, ваша честь, защита хотела бы пригласить Ди-Джей Корлисса обратно, чтобы он ответил на встречный довод.
Михан остановился на полдороге, и глаза всех присутствующих устремились ко мне. Подняв повыше, я показал всем кассету и бумагу, которые передала мне Лорна.
– У меня есть новая информация о мистере Корлиссе, ваша честь. Я не мог вынести ее на перекрестный допрос.
– Хорошо. Действуйте.
– Могу я лишь на момент отвлечься, судья?
– Очень коротко.
Я опять сел и придвинулся поближе к Руле.
– Послушайте, я не знаю, что происходит, но это и не имеет значения, – зашептал я.
– То есть как не имеет значения? Вы что…
– Послушайте меня. Не имеет значения, потому что я все равно способен нейтрализовать этого свидетеля. Пусть он даже заявил бы, что вы убили двадцать женщин. Если человек лжец, то он лжец. Если я его дискредитирую, уже ничто из сказанного им не пойдет в расчет. Понимаете?
Руле кивнул и, похоже, успокоился.
– Тогда уничтожьте его.
– Уничтожу. Но прежде я должен знать, есть ли что-нибудь еще, что ему известно и может всплыть. Есть ли что-нибудь такое, от чего мне надо держаться подальше?
Руле прошептал медленно и отчетливо, словно втолковывая ребенку:
– Я – не – знаю. Потому что я вообще с ним не разговаривал. Я не настолько туп, чтобы болтать о сигаретах и убийстве с первым встречным!
– Мистер Холлер! – поторопила судья.
Я поднял голову:
– Да, ваша честь.
Держа в руках кассету и прилагавшуюся к ней бумагу, я поднялся и опять двинулся к трибуне. По дороге я бросил беглый взгляд на зрительскую галерку и увидел, что Керлен исчез. У меня не было возможности узнать, как долго он просидел и насколько много услышал. Лэнкфорд тоже пропал. Только Собел сидела, но она избегала смотреть на меня. Я перевел все внимание на Корлисса.
– Мистер Корлисс, можете ли вы сообщить присяжным, где и когда мистер Руле произвел эти свои саморазоблачения насчет убийств и прочего?
– Когда мы находились вместе.
– Где именно, мистер Корлисс?
– Ну, в автобусе, когда нас везли, мы не общались, поскольку сидели в разных местах. Но когда нас привезли в суд, то там мы сидели в одном «загоне». Мы были там вместе с другими парнями – еще человек шесть, примерно. И вот там мы и беседовали.
– И эти шестеро других парней стати свидетелями того, что вы разговаривали с мистером Руле. Верно я вас понял?
– Наверняка. Они же там были.
– То есть вы утверждаете, что, если бы я пригласил их сюда, одного за другим, и спросил, помнят ли они, как вы с мистером Руле разговаривали, они бы это подтвердили?
– Они должны бы подтвердить, но…
– Но что, мистер Корлисс?
– Просто они, вероятно, не станут говорить, вот и все.
– Потому что никто не любит стукачей – да, мистер Корлисс?
Корлисс пожал плечами:
– Думаю, да.
– Ладно, давайте удостоверимся, что мы все правильно себе уяснили. Вы не общались с мистером Руле в автобусе, но беседовали с ним, когда находились вместе в пересыльной камере при здании суда. Где-нибудь еще?
– Да, еще мы говорили, когда нас вывели оттуда в зал суда. Ну, знаете, они сажают вас в такую застекленную клетку, и вы ждете, пока выкрикнут вашу фамилию, чтобы разбирать ваше дело. Там мы тоже немного поговорили, пока его не вызвали. Он шел первым.
– Это было в суде, где предъявляют обвинения по первоначальной формулировке? Там, где происходит первая явка перед судьей?
– Да.
– Вы помните, что конкретно он сказал вам, когда вы находились в зале суда?
– Нет, точно не помню. Мне кажется, он мог как раз тогда и сообщить мне о девушке-танцовщице.
– Хорошо, мистер Корлисс.
Я снова поднял и показал суду кассету, охарактеризовав ее как видеопленку, на которой запечатлена первая явка Льюиса Руле в суд, и попросил присовокупить ее к вещественным доказательствам со стороны защиты. Минтон попытался воспрепятствовать этому на том основании, что я не представил ее ранее, в ходе официального открытия материалов по делу, но его протест был легко и быстро зарублен судьей – мне даже не пришлось спорить по данному поводу. Затем он опять возразил, ссылаясь на отсутствие идентификации подлинности кассеты.
– Я просто пытаюсь сэкономить суду время, – произнес я. – Если потребуется, могу пригласить человека, который примерно в течение часа снимал этот фильм в зале суда, чтобы тот засвидетельствовал его подлинность. Но я думаю, что ваша честь сумеет самостоятельно, с одного взгляда, убедиться в подлинности фильма.
– Я намерена дать разрешение на просмотр, – сказала судья. – После просмотра обвинение сможет снова заявить свой протест, если будет к тому расположено.
Комбинированный телевидеоаппарат, которым я пользовался ранее, вкатили в зал и поставили под таким углом, чтобы изображение на экране было доступно Корлиссу, присяжным и судье. Минтону пришлось пересесть на стул сбоку от скамьи присяжных, чтобы видеть все в полной мере. Видеозапись просмотрели. Она длилась двадцать минут и демонстрировала Руле с того момента, как он вошел в зал суда, в специально отгороженный для арестантов бокс, и до того, как был выведен из помещения после дебатов о внесении залога. Во всем фильме не было такого момента, когда Руле разговаривал с кем-либо, кроме меня. Когда пленка закончилась, я оставил телевизор на месте, на тот случай, если он снова понадобится.
– Мистер Корлисс, – с легким раздражением обратился я к свидетелю, – вы видели хоть где-нибудь на ленте момент, когда вы с мистером Руле беседуете?
– Мм… нет. Я…
– Тем не менее вы засвидетельствовали под присягой и будучи осведомлены о наказании за лжесвидетельство, что, пока вы оба находились в зале суда, он признался вам в неких преступлениях, не так ли?
– Да, но я мог ошибиться. Он, наверное, сказал это, когда мы были в «загоне»… в пересыльной камере суда.
– Вы солгали присяжным, не так ли?
– Я не хотел. Так мне запомнилось, но, видимо, я ошибся. Меня сегодня утром доставили самолетом. В голове все перемешалось.
– Не иначе. Позвольте спросить вас: когда в 1989 году вы давали в суде показания против Фредерика Бентли, в голове у вас тоже все перемешалось?
Корлисс хмуро свел брови, но промолчал.