XXXVIII
Вскоре мы подошли к массивному хворь-дому Колье из итальянского мрамора, в окружении трех концентрических розовых садов, по обеим сторонам дома стояли изысканные фонтаны (сейчас — зимой — не работающие).
Когда у человека четыре дома и пятнадцать садовников на полной ставке, доводящих до совершенства семь твоих садов и восемь искуственных ручьев, он просто вынужден проводить много времени, носясь между домами и от сада к саду, а потому, вероятно, ничуть не удивительно, если как-то днем этот человек, спеша на кухню проверить, как у кухарки обстоят дела с обедом для совета директоров его любимой благотворительной богадельни, вдруг почувствует необходимость немного передохнуть, быстро опустится на одно колено, потом на второе, потом упадет вперед лицом, а потом, будучи не в силах подняться, переместится сюда для более продолжительного отдыха, но тут же обнаружит, что отдых тут вовсе никакой, поскольку, пока ты делаешь вид, что отдыхаешь, тебя постоянно гложут мысли о твоих экипажах, садах, мебели, домах и так далее, что (как ты надеешься) терпеливо ожидает твоего возвращения, не попав (Господь не допустит) в руки кого-нибудь (бесшабашного, беззаботного, не заслуживающего) Другого.
Мистер Колье (рубашка, измазанная глиной на груди после падения, нос сплюснут, почти не выделяется на лице) был вынужден постоянно парить горизонтально, как иголка компаса в человеческом обличье, макушка его головы смотрит в направлении той его собственности, о которой он в данный момент печется более всего.
Его макушка теперь смотрела на запад. С нашим прибытием его беспокойство уменьшилось, он невольно с удовлетворением выдохнул, принял вертикальное положение и повернулся к нам лицом.
Мистер Колье, сказал мистер Воллман.
Мистер Воллман, сказал мистер Колье.
Потом новые беспокойные мысли о принадлежащей ему собственности посетили его, его бешено бросило вперед животом вниз, и он, испуганно крякнув, повернулся в сторону севера.
XXXIX
Теперь мы должны пройти напрямик через эту заболоченную маленькую часть, населенную теми, кто находится на самом дне общества.
Они искали здесь ощущения сырости и одиночества.
Здесь стояли мистер Рэндалл и мистер Твуд, занятые нескончаемым разговором.
Нам не известно, каким несчастьем оба обязаны тому, что теперь обречены на нечленораздельную речь.
Лица стали похожи на прозрачные кляксы неопределенной формы.
Торсы серые и бесформенные, если не считать крохотных, напоминающие морские мины зачатки рук и ног.
Неотличимые один от другого, разве что движения мистера Твуда казались не совсем утратившими жизненную силу. Время от времени, словно предпринимая попытку убедить собеседника, он вздымает вверх один из своих рукоподобных отростков, как бы указывая на некую полку, нечто, к чему он хочет привлечь внимание мистера Рэндалла.
Мы считали, что мистер Твуд работал в розничной торговле.
Вытащите большую вывеску Тут же уберите ее назад Вытащите снова Не выроните из рук Значительно уменьшенный женский
В ответ серый безликий клин, который прежде был мистером Рэндаллом, иногда изображал короткий танец.
Уступите место Вот человек который действительно может Засветите свечи А исполнитель за роялем предложит вам свой Это был я.
Иногда ближе к восходу солнца, когда все другие обитатели болота уставали, ощущали опустошенность, погружались в себя и немели близ черного дуба, расщепленного молнией, мистер Рэндалл случалось снова и снова отвешивал поклоны, словно перед воображаемой публикой.
Наводил нас на мысль, что он был в некотором роде актером.
Спасибо спасибо спасибо!
ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ЦЕННОСТЬ ВНУТРИ:
Только вспомнить твою худую усталую мать, которую еще можно было спасти Авто-гладилкой, круторубкой, хлад-ларем, авто-засолкой, вернуть ее прежнюю изящную осанку, ее привлекательную добрую улыбку, как в прежние времена, когда ты в коротких штанишках скакал с веткосаблей под проникающий повсюду запах пирога.
Удар, арпеджио, антракт выпивка-сигарета Когда удар получался хороший, небольшая рябь пробегала по золотистой выпивке на столе.
Все восторги, которые мы когда-то, может, и испытывали по поводу их стойкости, давно перешли в отвращение.
Неужели и мы обречены на такую же судьбу?
Мы так не думали.
(Регулярно осматривали черты друг друга в поисках каких-либо свидетельств появления размазни на лице.)
(Непрерывно следили друг за другом — не ухудшается ли хотя бы чуть-чуть дикция.)
И они были еще далеко не самые худшие.
Возьмите мистера Пейперса.
Главным образом раболепная серая спинная линия.
О нем вы узнавали, только когда спотыкались о него.
Тутэта помочьнужна, а? Скорее. Мне. Помочь. Тутэта помочь. Можетэта ктонить? Помочь. Можета ктота памочь? Прочистить? А?
Пожаста памочмне.
Мы понятия не имели, чем мистер Пейперс был прежде.
Давай Шевелись Иначе получишь неприятное послание в очко Сейчас приду прямо снизу и проветрю твое нижнее.
Фландерс Куинн
Бывший грабитель.
Бевинс, я поссу тебе горячим на твои поганые парные порезы на руках А тебя, Воллман, схвачу за твой член-дубинку и шарахну о чернозабор.
Я вот, например, побаивался его.
Я его не боялся.
Точно-точно.
Но нас ждало срочное дело. Не могли задерживаться.
И скользко́м понеслись по кромке вдоль болота, Куинн сыпал нам вслед проклятиями, потом передумал, умолял вернуться, потому что он боится оставаться в том месте, но еще больше боится оставить это место (и уйти), поскольку опасался того, что может случиться с грешником, который перерезал глотки торговцу и его дочери рядом с экипажем из Фредериксберга, когда у него сломалось колесо (сорвал жемчужины с самой ее шеи и отер с них кровь ее же шелковым шарфом).
Выбравшись повыше, мы прибавили ходу, прошли покосившимся сараем для инструмента, пересекли гравийную дорогу, долго тащились по старой дорожке для экипажей, которая все еще хранила (для моих ноздрей) какой-то таинственный газетный запах.
XL
Теперь впереди за чуть наклонившимся влево памятником Кафферти уже стояла толпа вокруг свежезаполненной хворь-ямы.
К группе подошел мистер Воллман.
Этот новоприбывший все еще… с нами? — деликатно спросил он.
Да, ответил Тобин «Барсук» Мюллер, как всегда согнутый чуть не пополам от тяжких трудов.
Захлопните пасти, а то я его не слышу, пролаяла миссис Спаркс — она стояла на четвереньках, прижимая ухо к земле.
XLI
Жена моего сердца лаура лаура
Я беру перо в состоянии столь великого изнеможения что только моя глубокая любовь ко всем вам могла побудить меня к этому после дня такой нечестивой резни и страха. Должен сказать тебе откровенно, что Том Джилман погиб в той страшной схвадке. Наша позиция в роще была обнаружена. Большая перестрелка, во время которой я услышал крик. Том ранен и убит. Наш Отважный и Благородный друг лежит уткнувшись Лицом в Землю. Я направил Парней, чтобы отомстить, даже если для этого придется войти во врата Ада.