Я опешил:
— Михаил Исаевич, да разве же я вас заставлял идти в передачу с Лидой, вы же сами согласились.
— Да?
— Ну конечно?
— Ну ладно. А я тебя не зову, потому что у меня одни певцы, разговорнику там делать нечего.
А на самом деле в «Шоу-Досье» у меня Танич был раз пять, не меньше.
Но однажды я решил сделать его сольную передачу и, приехав к нему домой планировать ее ход, вдруг подумал, что и Лида — тоже поэт и это даже интереснее, когда их будет двое. Кроме того, зная взрывной характер моего друга, я подумал, что Лида будет смягчать его резкость.
Я и предложил Таничу прийти вместе с Лидой. Уговаривать его не пришлось, он сразу согласился, а теперь оказывается — я «нанес ему самую большую обиду».
Кстати, передача с Таничем и Лидой получилась очень хорошая. Ему было о чем рассказать. Это сейчас так растиражировали его тюремную историю, а тогда, в 91-м, никто об этом не знал.
Танич — человек ревнивый. Ревнует к чужому успеху. Его какое-то время раздражала Лариса Рубальская. Он мне говорил:
— Она везде.
Я возражал:
— Вы тоже везде. Дня не проходит, чтобы с вами не было интервью либо в газете, либо на экране.
И вдруг он звонит:
— Ты знаешь, а я посмотрел, Лариска твоя вчера по телевизору интервью давала. Очень прилично. И такая она симпатичная. Зря я на нее бочку катил. А знаешь, у нее и песни достойные. Так ей и передай.
Я передал.
Иногда он ни с того ни с сего где-нибудь в интервью начнет ругать Резника.
Потом говорит мне:
— А что я его ругал, сам не знаю. Он меня не трогает. Все-таки он много хорошего написал.
На поминках у Шаферана он встал и сказал:
— Мы втроем, я, Дербенев и Шаферан, считали: «Я все-таки пишу лучше, чем двое остальных». И знаешь, — обратился он к вдове Шаферана, — по-моему, Игорь был прав.
Сидели как-то в японском ресторане. Давид, муж Рубальской, говорил тост о том, как тяжело быть мужем знаменитости:
— Думаете, приятно, когда говорят «муж Ларисы Рубальской»? Представляете, если бы Танич пришел с женой, а его бы представили — муж Лидии Козловой.
На что Танич тут же ответил:
— Ну и что, когда мы идем с Путиным, все говорят: «Это президент Танича», и Путин не обижается.
Потом пошли в салон слушать музыку, и Танич, войдя в салон, тут же сказал: «Салон алейкум».
Как-то раз он спросил своего друга Вайнера:
— Аркадий, как это ты при своем здоровье решился стать во главе телеканала?
Вайнер ответил:
— Вот я и чувствую себя развалиной.
На что Танич тут же среагировал:
— Развалины, они значительно дольше стоят.
А вот тост Танича на моем шестидесятилетии:
— Дорогой Лион, ты человек особенный. Тебе удается все. Я понимаю, что тебя знают все по телевизору, но откуда ты знаешь всех? Ведь здесь у тебя вся Москва. Просто крикну сейчас: «Хакамада!» — не зная, что это такое, и тут же встанет мужик и скажет: «Я!»
Я мог бы тебя и дальше хвалить, потому что ты человек, который способен другим делать хорошее, а это редкость. Но если я и дальше буду хвалить тебя, то что останется другим для тостов?!
Одна особенность — это твоя обидчивость. Ты обижаешься даже на тех, кто тебя хвалит. Вот здесь половина людей, которых ты не знаешь, еле с ними знаком. Они пришли только потому, чтобы ты на них не обиделся, что они не пришли. Они не знают, что ты все равно на них обидишься — за то, что они пришли.
Дорогой Лион, обижайся на нас еще долго-долго и будь при этом всегда прав и здоров. И помни: шестьдесят лет — это тот переходный мужской возраст, когда еще очень хочется, но уже не так стыдно, если ничего не получится.
Обнимаем, целуем. Танич.
Однажды Танич сказал, что во всем подчиняется жене, что у него нет никаких прав, только ходить в магазин, — сделал паузу и добавил:
— Ювелирный.
Когда-то в начале 80-х судили спортивного журналиста Галинского. Его лишили работы, а теперь еще и судили. Танич с ним не был знаком, но пошел на суд. Ему нравился Галинский. После суда Танич подошел к журналисту и, понимая его тяжелое материальное положение, предложил ему денег.
Был случай: Танича подрезал на машине какой-то тип. И не только подрезал, но еще и остановился впереди, не давая дороги.
Танич вылез из машины. Тот тип подошел к нему, вынул красную книжечку и сказал:
— Я сотрудник КГБ.
Танич ответил:
— А я на тебя… — и дальше известные всем слова. После чего сел в машину и уехал. А тот тип остался стоять с открытым ртом.
15 сентября 2001 года мы отпраздновали 78-летие Михаила Исаевича.
Десять лет назад Танич сказал мне:
— Я совершенно не чувствую, что я старый. Я себя ощущаю сорокалетним.
И в свои семьдесят восемь он так же весел, остроумен. Так же, как много лет назад, обижается. И так же быстро забывает обиды. С ним всегда интересно. Он, конечно, может обидеть, и не только меня, чаще всего Лиду. Но при этом всегда готов на бескорыстные поступки. Ежедневно дает интервью. Ездит на концерты, снимается во многих передачах. Ум острый.
В 92-м году мы с Манежиком гастролировали в Израиле. В Иерусалиме к нам на концерт пришел Феликс Камов. Малежик пел на сцене, а мы с Феликсом разговаривали в фойе.
Малежик пел «Провинциалку», про то, что про-винциалка была в пальто вида партизанского, сшитом в ее городе в ателье.
Феликс послушал и сказал: «Это стихи Танича».
По юмору догадался.
Их было трое: Шаферан, Дербенев и Танич. Все трое писали песни лучше всех в стране. Все трое остроумные люди. У Танича это проявлялось еще и в песнях.
Теперь из этих троих он остался один. Дай ему бог подольше пожить.
P. S. Неделю назад зашел в магазин «Канцелярские товары» на Трубной. Купил записную книжку, подарил продавщицам свою книжку. Они говорят:
— А вчера к нам Танич заходил.
Я спрашиваю:
— А что он купил?
— Бумагу, лампочки и еще что-то, не помню уж что.
Я набираю телефон Танича и с сильным кавказским акцентом говорю:
— Это Михаил Исаич?
— Да, это я.
— Вы вчера на Трубной в «Канцелярских товарах» были?
— Был, а что такое?
— Извините, девушки ошиблись, взяли с вас больше денег.
— А я еще удивился, что они так много взяли!
— Извините, просто ошиблись. Мы хотим вернуть вам деньги.
— А сколько денег?
— Сто восемьдесят рублей.
— Ладно, — говорит Танич, — я завтра заеду.
Все это время продавщицы давились со смеху.
А когда я сказал своим голосом:
— Михаил Исаевич, не надо приезжать, это Лион Измайлов с вами говорит, — продавщицы захохотали, уже не сдерживаясь.
Танич спросил:
— Что? Кто это? В чем дело?
Он никак не ожидал такого поворота. Я стал объяснять:
— Миша, это Лион Измайлов, я случайно зашел в тот же магазин и разыграл вас.
Туг он закричал в трубку:
— Что ты меня втягиваешь в какие-то публичные дела?
Я говорю:
— Михаил Исаевич, вы ведь сами любите подшутить над людьми, вот и я над вами пошутил.
Танич швырнул трубку. Обиделся.
Надеюсь, что скоро помиримся. А когда прочтет, то снова, наверное, обидится. И мы снова помиримся, потому что я Танича люблю.
Леонид Дербенев
Вот уже два года, как нет Дербенева Леонида Петровича.
Царство ему небесное.
Уникального остроумия, жадности, злобности, доброты и, конечно, таланта был человек.
Познакомился я с ним году в 70-м у Павла Леонидова. Был такой великий администратор. Он заслуживает того, чтобы про него рассказать отдельно. Великим администратором я его называю потому, что по тому времени он творил что-то невероятное.
Например, гастроли на Дальнем Востоке. Несколько бригад работали на Сахалине, Камчатке, во Владивостоке, Хабаровске, Находке. А на субботу и воскресенье Паша собирал их всех во Владивостоке и делал представление на стадионе.
И вот этот Паша лет в 45 решил стать поэтом-песенником. Решил и стал — уже через три месяца в ЦДКЖ прошел вечер поэта-песенника Павла Леонидова.
За три месяца было изготовлено 100 песен.
Конечно, сам он не мог столько написать. Впоследствии поэт Э. Вериго говорил мне, что написал за него очень много. Кстати, Паша был дядей Владимира Высоцкого. Многие в это не верили. А я сам был у него дома и помню, как он говорил с Высоцким по телефону. Тот ему что-то подправлял в песнях, и тут их разъединили — звонила Марина из Парижа.
Конечно, многое писал и сам Паша. Человек он был незаурядный. Помню, он мне читал свои рассказы. Одна деталь мне понравилась. Моряк возвращается домой. Ему кажется, что жена ему изменяет, и он думает: «Изменяет — ладно, но если он лежит у стеночки — убью».
Паша был громкий, скандальный, но широкий человек и много помогал разным людям.
Это он написал песню, где были слова: «Если ты одна любишь сразу двух, значит, это не любовь, а только кажется».
Я его спросил:
— Паша, как же так вы пишете «если ты одна любишь сразу двух»? Двух — это женщин. Мужчин — это двоих.
Он подумал и сказал:
— А идите вы со своей «Радионяней»!
Году в 72-м, когда я только-только собирался уйти с работы и советовался с ним, как быть, он спросил, какие у меня авторские. С авторскими было плохо — рублей шестьдесят. Нас, соавторов, было трое, и мы только начинали писать. Он такого не ожидал. Посмотрел на меня с жалостью. Вроде бы уже известный автор — и такие деньги.
У самого Паши в это время авторские были уже по две тысячи в месяц. Потом мне объяснили, как эти авторские получались. К руководителям оркестра подходил администратор, а все они были Пашиными дружками, и требовал, чтобы писали в рапортичку Пашины песни, даже если и не исполняли. Но исполняли тоже много, поскольку все композиторы Пашу уважали и никто не отказывался с ним писать. Ну разве Френкель, которому он когда-то давал зарабатывать, мог отказать Паше?
И вот этот Паша вдруг подает на отъезд.
На вопрос — почему? — Паша мудро отвечал: