Я посмотрел на Сару.
— Летра Савоуд?
— Чтобы избежать ответственности, — пояснила она.
— Хм. Ладно. В любом случае, одно достоинство у трехдневного мюзикла имеется.
— Он не четырехдневный?
— Точно.
Сара чуть улыбнулась.
— Мне нравятся мюзиклы.
— Правда?
— Там обычно хорошие голоса, а легкость постановки позволяет достучаться до самых закрытых зрителей.
— Ха. Что ж, лично я не так много их видел. Давняя детская травма, можно сказать. И начнется постановка через шесть дней?
— Да, начали распространять слухи о премьере примерно неделю назад, а генеральная репетиция, скорее всего, пойдет через пару дней.
Мы обошли здание, чтобы добраться до бокового входа. Сара дернула за хлопушку; открылся глазок, потом закрылся, дверь отворилась. Пожилой креота, не обратив на меня внимания, спросил Сару:
— Кого — то подменяете?
— Нет, — ответила она. — Я друг Коты. Можно его повидать?
Старый креота что — то неразборчиво буркнул и отступил, освобождая вход.
Сара провела меня по лабиринту коридоров и помещений, смахивающих на ремесленные лавки, затем вверх по лестнице, затем снова по коридорам, и вот мы добрались до главного зала. Последний коридор вывел нас к, как я потом узнал, «краю семь», то есть откуда можно выйти на сцену, не проходя мимо зрителей. Она задержалась, выжидая, чтобы никто не оказался посередине реплики или что — то в таком роде, и появилась на сцене. Там сидело несколько музыкантов, вооруженных практически незнакомыми мне инструментами и внимательно следящих за неким углублением слева от нас.
Пройдя по сцене пару шагов, мы спрыгнули туда.
— Привет, Сара, — сказал один из них, похожий на джагалу. Последний раз он причесывался где — то в Междуцарствие, в руках — скрипка.
— Кота, — проговорила она, — рада тебя видеть.
— А кто этот выходец с Востока? — вопросил он.
— Друг.
Кота с чуть удивленным видом кивнул.
— Можешь представить его режиссеру? — попросила она.
— Конечно. А в чем дело? В смысле, если можешь рассказать.
Она взглянула на меня, я пожал плечами.
— В общих чертах — конечно. Если договоримся, они все вскоре узнают.
— Мой друг попал в неприятности, — сообщила она, — и я хотела бы попросить, чтобы ему позволили укрыться здесь.
— Ха, — только и сказал он. — Ладно. До конца репетиции подождете? До обеда еще полчаса.
Мы согласились, мол, конечно, и Сара отвела меня в дальний угол «края четыре», где мы никому не мешали. И пока мы петляли промеж декораций, я поинтересовался:
— А вот эти «Песни Прессы» — о чем оно?
— В основе сюжета — запрет другой пьесы, «Последний настоящий журналист», дело было в Четырнадцатом Цикле и там…
— Погоди, — прервал я, — они ставят пьесу о том, как ставили пьесу?
Она кивнула.
— Ха. Как — то оно…
Меня прервала женщина, сидящая прямо в середине театра, ближе к первым рядам, громко приказав:
— Так, пройдемся, начиная с драматурга. Кераасак, твоя реплика — «О, видите ли».
Парень — полагаю, Кераасак, — обратился к стоящей рядом женщине этаким сценическим тоном:
— О, видите ли, наша труппа не похожа на другие. У нас есть свой собственный драматург.
— У вас есть свой собственный драматург?
— У нас есть свой собственный драматург!
Музыканты, которых я видел ранее, начали играть, и мне стало страшно.
Некий тип вышел на сцену оттуда же, откуда и мы, развернулся, демонстрируя себя со всех сторон, и провозгласил:
— Я их собственный драматург!
А потом случилось то, чего я и боялся. Он запел.
Драматурга из Цикла Четырнадцатого я всей сущностью воплощаю:
Панихидами вскормлен и гимнами, я на память все эпосы знаю.
Изучил все отсылки с аллюзиями я по Ландзе и по Экрасену,
Знаю я, почему шесть краев непременно есть на каждой достойной сцене;
Знаю я, как размеры и ритмика изменялись в процессе истории,
Дайте срок — все свои предпочтения на подмостках пред вами раскрою я!
Знаю я, сколько платят актерам (в ужасе содрогнись, мироздание!) —
И конечно же, знаю все штрафы за прогулы и за опоздания.
Мне костюмов сценических ведомы все особенности и тонкости,
А еще — что ко всем гримерам подступает безумие с возрастом;
В общем, все мастерство театральное я во всех проявлениях знаю,
Драматурга из Цикла Четырнадцатого я всей сущностью воплощаю.
Я часами способен цитировать «Норпорт» лорда Нееринга славного
И умею отбиться от цензоров, чтоб сыграть при дворе Императорском.
Ах, продюсеры! Все вы взыскуете моей мудрости эзотерической,
Как в ручьи обратить золотые воплощение ремесел сценических.
Я‑то знаю, какие сюжеты отобьют все вложенья с лихвою,
А какие — провалятся с треском, вас оставив с мошною пустою.
Знаю я, что актер может запросто искрометнейших трюков стать пленником,
Знаю я, почему никогда не поставят той дурацкой «Гвардии Феникса».
А еще — как оформить буклеты, чтобы в зал рвались аристократы,
И как тех, кто уже не столь ловок, поддержать незаметным канатом,
Ибо все мастерство театральное я во всех проявлениях знаю,
Драматурга из Цикла Четырнадцатого я всей сущностью воплощаю.
О, в театре нужны и премного важны реквизит и чеканные речи,
Темпоритм и акцент, чтоб под маской — герой изначальный был вами замечен,
Чтобы верно менял осветитель цвета, чтобы роль — управляла актером,
Чтоб явленье — являло на зрительский суд, где на страже стоят билетеры,
Чтобы в ногу с прогрессом стремился сюжет, не забыв изначальную тему,
С головой в театральный я омут нырнул, чтобы всплыть посреди этой сцены.
Контрамарки и привилегированные, за год выкупленные места…
Что? важна драматургу, вы скажете, постановки одна красота?
Что ж, пусть даже актеры на сцене от советов моих отмахнутся,
Пусть сыграют они, как умеют, и на «бис» никогда не вернутся, —
Все же все мастерство театральное я во всех проявлениях знаю,
Драматурга из Цикла Четырнадцатого я всей сущностью воплощаю.
— Так, — проговорила женщина, что явно была режиссером, — хорошо, но давай попробуй в начале второго куплета сделать пару шагов, чтобы когда вступил хор, ты мог развернуться и…
Дальнейших ее инструкций я уже и подавно не слушал, неинтересно было.
Повернулся к Саре, которая искоса глядела на меня.
— Итак? — вопросила она.
— Нет слов, — признался я.
Она рассмеялась.
— Если ты сможешь удержаться от критики, пожалуй, мы сумеем устроить тебе тут укрытие. На тот срок, который тебе понадобится, чтобы все уладить.
Я кивнул.
— Я буду сильным.
— Как всегда, — улыбнулась она.
— И спасибо тебе, — добавил я.
1. ДЕНЬ 1 АКТ 1 СЦЕНА 1
Кераасак и хор:
Костюмов долгие ряды и тесные гримерки,
Сплетенье мастерских, и гардеробных, и кладовок,
И преотвратная безвкусная еда —
Вот так работает театр, господа.
Уборщики со швабрами, чтоб наводить порядок,
Продюсеры с улыбками, исполненными яда,
И тысячи коробок с бумагами, о да…
Вот так работает театр, господа.
Танцоры, хореографы, зеркальные барьеры
И критики, что портят блестящие премьеры,
И режиссер — тиран, не знающий стыда —
Вот так работает театр, господа.
Если не ел ты три дня и три ночи,
Если бродяжить уж больше нет мочи —
Стань театральным актером, и вскоре
Ты пожалеешь о вольных просторах!
Печатать в типографии афиши и билеты,
Искусно лгать, чтоб сотворять красивые буклеты,
Сценарии, где смысла часто нету и следа —
Вот так работает театр, господа.
Билеты с контрамарками, что пропуск в зал даруют,
И боль в измученных телах, покуда дух пирует;
Перст указующий лучей «смотри сюда» —
Вот так работает театр, господа.
Веревки, декорации, ступеньки и крепления,
И сволочи, что свистом срывают представление,
Поток импровизаций, текущий как вода…
Вот так работает театр, господа.
Если не ел ты три дня и три ночи,
Если бродяжить уж больше нет мочи —
Стань театральным актером, и вскоре
Ты пожалеешь о вольных просторах!
— Перерыв на обед, через девяносто обратно! — объявила режиссер.
Мы с Сарой подождали Коту, и когда он подошел, режиссер — кстати, из Дома Креоты, — уже беседовала с хорошо одетым деятелем, похожим на орку.
Разговора мы не слышали, но режиссер яростно мотала головой и жестикулировала, тогда как орка лишь пожимал плечами и разводил руками.
Я осмотрелся. Народу изрядно, однако и театр большой. То есть «помещение». Сюда, пожалуй, и тысяча человек влезет, но я в подобных вопросах полный профан, так что могу ошибаться. Высокий арочный свод, окрашенный в темную синь с золотыми вихрями, что сходились в центре.
Балкона не было, хотя когда — то таковой, похоже, тут имелся. С потолка свисали под различными углами несколько декораций, но пожалуй, принадлежали они к разным наборам: на одной были нарисованы несколько низких строений, словно вид из окна, вторая же демонстрировала часть интерьера со столом и стульями.
Чуть погодя я понял, что могу легко разобрать, кто есть кто: актеры развалились на стульях, обращенных к «краю два», техники заполонили сцену, аки оккупационная армия, а музыканты — за вычетом Коты, разумеется, — остались в своем уголке, утопленном ниже сцены перед «краем один».