Чтоб волю императора не смели преступить!
Та — дам — та-та — та — то — то,
Та — дам — та-та — та — то — то,
Та — дам — та-та — та — дам — та — та — та-дам.
Еще я уберу вот эту строчку,
И не просите никаких отсрочек —
Вершить я должен судьбы всех поэтов
Согласно с императорским декретом.
Все нужно запретить! Все нужно запретить!
Еще я уберу вот эту строчку,
Чтоб волю императора не смели преступить!
Та — дам — та-та — та — то — то,
Та — дам — та-та — та — то — то,
Та — дам — та-та — та — дам — та — та — та-дам.
Еще я уберу вот эту строчку,
Вы слышите тревожные звоночки?
Где ложь, где правда — власть всегда укажет,
А несогласных — тут же и накажет.
Все нужно запретить! Все нужно запретить!
Еще я уберу вот эту строчку,
Чтоб волю императора не смели преступить!
Та — дам — та-та — та — то — то,
Та — дам — та-та — та — то — то,
Та — дам — та-та — та — дам — та — та — та-дам.
Та — дам — та-та — та — дам — та — та — та-дам.
Та — дам — та-та — та — дам — та — та — та-дам, та — дам…
В афише было обещано «четырнадцатое Тсалмота», то есть через три дня.
Три дня, поморщился я. Для Дерагара и Крейгара это будет очень долго.
Три дня, и это если ее величество сможет выбраться на премьеру. Если же она согласится, но пожелает, чтобы это был другой день — получится еще дольше.
Значит, мне нужно спросить ее, и чем быстре, тем лучше.
Интересно, знает ли императрица, что теперь возможно подслушивать псионическое общение? А если да, Держава ведь сможет воспрепятствовать любому, кто попробует подслушать ее разговор. И это ж каким дураком надо быть, чтобы так рисковать, да? Точно?
Я понимал, что это уже даже не паранойя, а нечто через край, однако все равно отыскал бумагу и огрызок карандаша, составил послание, плюхнул горячего воска и припечатал перстнем. Нашел ближайшего мальчика на побегушках и вручил ему послание.
— Ее величеству Зерике, Императорский дворец, — сказал я.
Он уставился на меня круглыми — круглыми очами, потом уточнил:
— Это реплика такая?
— Прости?
— Ты же репетируешь? Я ведь не…
— Нет, я не репетирую. Я вручаю тебе послание, которое нужно доставить. Именно этим ты тут и занят, так? Бегаешь с поручениями для театра?
— Да, но…
— Но?
Я не сразу сообразил, затем кивнул.
— А. Ну да. Принеси во дворец и передай в руки одному из пажей.
Скажешь, срочное послание от графа Сурке. Запомнишь? А дворцовый паж уже доставит письмо Ее Величеству.
— А. Да. Граф Сурке. — Ему сразу стало легче. Порой я забываю, что теклы такие теклы.
Он принял послание, изобразил неуклюжий поклон и умчался.
Что ж, это все, что я могу, пока не получу ответ ее величества, а значит, пора обратить внимания на другие вопросы.
«Босс, ты просто инкак не сумеешь добыть пристойной еды, не покидая театра.»
«Может, одного из посланников на это подрядить?»
«Босс.»
«Что?»
«Мне эта снедь ненавистна так же, как и тебе, если не больше. Но…»
«Ладно, ладно. Но что мне еще делать — то? С судебным иском я помочь не могу, сделка с продажей театра и так закрывается — скорее уже закрыта — без моего участия, с парой джарегов, которые хотели вывести из дела деньги, мы разобрались — ладно, Демон разобрался, — а я, похоже, тут застрял еще дня на три как минимум. Надо же чем — то заняться.»
«Может, тебя тут поучат вокалу.»
«Ха.»
Я нашел Пракситт, которая следила, как император спорит со своими советниками, и велела им «раскрываться больше», что бы это ни значило. В паузе между эпизодами она перевела взгляд на меня:
— Да?
— Мне нужен сценарий.
Она повернулась к моложавой тсалмот, что сидела рядом, и кивнула. Та поднялась и проговорила:
— Пошли со мной.
Я последовал за ней, сообщив:
— Я и не заметил, что ты тут сидишь.
— Такое со мной не редкость.
— Ты случаем не родня Крейгару?
— Кому — кому?
— Неважно.
Я поднялся с ней на самые стропила, а потом в крохотный кабинет, где она вручила мне сценарий, взяв его из стопки уже готовых. Я поблагодарил, а она сообщила, мол, сиди тут и читай сколько нужно, что я и сделал.
«Стратегия Дювани в противостоянии с цензором состояла в следующем.
Во — первых, он пытался продемонстрировать, что пьеса в оригинальном своем виде, даже если она и подрывает репутацию лично Валенды (что он, впрочем, подтверждать отказывался и на самом деле оспаривал данное утверждение несколько раз), никоим образом не покушается на репутацию ни империи как таковой, ни Дома Лиорна. Затем он высказал тезис, согласно которому посягательство на достоинство императора не должно быть предметом Имперского надзора, ибо в противном случае сие урезает полномочия Совета принцев, поскольку тем самым императору дозволяется вмешиваться во внутренние дела Великих Домов «по личным соображениям», а не, согласно традиции, лишь в делах имперской надобности. Таким образом Дювани использовал одну Кодифицированную Традицию, дабы, как выразился один из современников, отвесить полновесную пощечину другой.
Выполняя первую часть своего замысла, он погрузился в историю Дома Лиорна вплоть до Четвертого цикла и сумел доказать, что конкретно лиорны всегда различали оскорбления, нанесенные личности, и оскорбления, нанесенные Дому, на каковом основании и заявил, что поскольку различие это значимо, для лиорна, даже когда тот занимает императорский трон, невозможно согласиться, что нечто оскорбляющее лично его отражается на всей Империи…»
Прочитав первый день, я нашел пару местечек, которые вроде как должны были подойти моим нечестивым целям.
«Запомнилось словечко, да, босс?»
«Вероятно.»
Я прокрутил план в голове вместе с тем, что сейчас знал относительно первого дня мюзикла. И поскольку мне лучше думается в движении, я спустился вниз, в ту комнату с зеркалами, которая сейчас была пуста, и достал шпагу, собираясь попрактиковаться. Как раз начал, и тут услышал:
— А ты не хочешь поработать с партнером?
Я развернулся и опознал хореографа — его, я уже был в курсе, называли Волчком, но было это имя, или прозвище, или так всегда зовут хореографов, опять — таки не знаю.
— С удовольствием, — отозвался я, — а ты знаешь, как работают клинком?
— Я хореограф.
— Ну да, знаю, но…
— Я ставлю все боевые сцены.
— Правда? Я думал, на тебе танцы.
— Бой — это просто танец, только музыки меньше, а крови больше.
— Ха. Что ж, что — то в этом есть. Но я правда не думал, что бои ставит хореограф.
— А как же. Иначе кто — то и пострадать может.
Забавно прозвучало, но я не стал углубляться. Хотя не мог не подумать, насколько бы стала легче моя жизнь, будь все мои бои под контролем у хореографа.
— Сейчас возьму тренировочные клинки, — сообщил Волчок, открыл шкаф, добыл пару мечей и протянул один мне.
— Э… — выдал я, — а полегче никакого нет?
— Хм. Сейчас гляну.
Что он и сделал, и в итоге в руках у меня оказалась полоска незаточенной стали потяжелее, чем я привык, но в общем годная. Я изобразил пару взмахов, кивнул и отсалютовал.
В следующие три секунды я «полоснул» его по запястью, а потом по бедру, и еще «уколол» в плечо, после чего он остановился с чрезвычайно довольной физиономией и воскликнул:
— Ты должен мне показать, как ты это делаешь!
— Восточный стиль, для легкого оружия и без волшебства. Просто повернись боком. Чуть меньше цель, чуть дальше достанешь.
— Но ведь вторая рука у тебя тогда вне игры?
— Так ведь и у тебя только одно оружие было. Если обнажишь второй клинок, я всегда могу метнуть в тебя нож, а может, сам возьму второе оружие.
— Ладно, но вот эти удары, в запястье и по ноге, как…
— Ага, это называется «контрвыпад». Атака, которая идет сразу после парирования. Вот так…
Мы еще с час так развлекались, я даже устал, а он определенно думал, как бы так исхитриться и включить в боевые сцены новые трюки; вокруг даже успело собраться сколько — то зрителей.
Я вернул хореографу тренировочный меч и вышел с таким видом, словно не наслаждался сопровождающими меня взглядами.
Что ж, ладно, кажется, я начал немного понимать, почему актеры делают то, что делают.
А еще мне чертовски нужно было вымыться, так что в купальни я и направился.
За магазинчиком трав располагалась небольшая комната, где компания из тсалмотов и креот сидели вокруг стола и играли в карты. Никка не опознала игру; в карточных играх она не разбиралась.
Там была ведущая вверх деревянная лестница, у подножья стояла пара джарегов, которые смерили ее профессиональными холодно — оценивающими взглядами. Оба одновременно и почти машинально двинули руки ближе к кинжалам.
Один спросил:
— Чем можем…
— Меня зовут Никка, и я хочу увидеть Крейгара.
— Ха. Все мы хотим увидеть Крейгара.
Второй хохотнул, и у Никки возникло ощущение, что подобное случается нередко.
— Вам, наверное, очень скучно, — заметила она.
С минуту они решали, счесть эту фразочку дружелюбной или враждебной, затем первый пожал плечами.
— Ты даже не представляешь. Так в чем дело?
— В его сыне.
— Дерр? — переспросил тот, что помельче и поуродливее. — Его тут нет.
— Да, — ответила она. — Как я и сказала, я хочу увидеть Крейгара. Вы не против сообщить ему? Или предпочтете, чтобы я спалила ваши глазные яблоки? — И мило улыбнулась.
Джарег пожал плечами, повернулся к напарнику и кивнул; тот поднялся по ступеням.
Ей пришлось подождать минуты две или три, затем дверь отворилась и джарег спустился вновь, с ним еще один. Из двери позади нее вышли еще двое, оба с обнаженными кинжалами. Тот, что ждал внизу с ней, также извлек оружие. Картежники замерли, не шевелясь.