Я отложил книгу и проверил, который час. Несколько часов убить сумел.
Завтра меня ждет тот еще денек.
Я поднялся этажом выше и прогулялся, а вдруг кто — то будет в лобби.
Кем — то оказался Шоэн, и при виде его првой моей мыслью было «что — то случилось», но — нет, он просто кивнул мне и сообщил:
— Приготовления завершены.
— Где именно?
— За кулисами. Большая комната вроде кабинета сразу за «краем один».
— Ну да, — сказал я. Вот интересно, ему физически не по себе произносить сразу столько слов? А потом хихикнул, подумав, сколько мне придется завтра пройти, чтобы по сути пересечь сцену. Шоэну я, однако, не стал объяснять, что тут такого забавного, а он, конечно же, не спросил.
Что ж, все кусочки мозаики уже есть. У меня осталось пол — дня для всех финальных приготовлений.
Пара пустяков.
Искрец появился как раз когда Шоэн собирался уходить. Они посмотрели друг на дружку примерно как пара хищников, которые решают, надо ли им убивать друг друга, дабы оборонить ареал охоты. Взгляды их скрестились — мне так показалось, очень и очень надолго, — затем оба кивнули друг другу, Шоэн удалился, а Искрец двинулся ко мне.
На меня он посмотрел ни разу не теплее, чем на Шоэна.
— Что, — проговорил он с интонацией скорее утверждения, нежели вопроса. Надо бы как — нибудь свести их с Шоэном вместе, проверить, кто сможет обойтись меньшим количеством слов, а потом написать об этом книгу.
— Сделка в порядке?
— Ага.
— Нацелился заработать кучу денег?
— Какого черта тебе нужно?
— Просто веду светскую беседу.
— Слушай, козел, если ты…
— Ну да. Сразу к делу. Ладно. Есть лиорн, зовут Талик. Он служтит Наследнику лиорнов в каких — то там лиорнских делах.
— И что у нас с ними общего?
— Он усложняет мне жизнь. Демон будет благодарен, если ты поможешь сделать так, чтобы он прекратил.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Найди того, кто сможет изобразить из себя адвоката. Вот, возьми, этого должно хватить на расходы. Пусть адвокат найдет Талика и скажет ему, что Пракситт — запомни имя, Пракситт — готова на переговоры, чтобы вычснить, смогут ли они прийти к соглашению насчет изменений в мюзикле, чтобы сделать его не столь оскорбительным. Скажи, что она даже подумывает о том, чтобы изменить имя Императора и записать его в другой Дом. Понял?
— Ага, понял.
— Но она хочет переговорить с ним лично, здесь, в кабинете продюсера рядом с «краем один», во время постановки. У нее найдется немного свободного времени в день первый, акт три, сцена пять. Все понял?
— Ага, кроме того, где мне взять причину делать все, что ты хочешь.
— Демон будет тебе должен.
— Ха. Что ж. А зачем тебе, чтобы все это провернул именно я?
Я глядел ему прямо в глаза.
— Забавы ради.
Он оскалился.
— Но я вовсе не шутил насчет Демона. Так ты сможешь все это устроить?
— Да, смогу. Только давай — ка повтори все еще разок.
И я повторил, а потом повторил еще раз. И нет, я над ним не потешался, важность репетиций я успел оценить.
Почувствовав, что он понял все как надо, Искрец хрюкнул и удалился.
Я подумал, не пойти ли мне попросту спать, вот только заснуть я сейчас не смогу, а я мало что до такой степени ненавижу, как когда кручусь в постели и думаю, что вот надо бы поспать, а не выходит. Со мной такое случается нечасто, однако сейчас, похоже, именно так и будет.
Тогда я подумал, может, еще почитать, но настрой оставался слишком беспокойным.
Тогда я отправился в комнату с поручнем, собираясь пофехтовать с отражением, однако там была толпа танцоров, на которых орал Волчок. Я не мог не задаться вопросом, хорош ли он в своем деле. Это вообще нормально, орать на людей за день до представления? Я вот на своих людей за днь до операции кричать бы не стал. Может, конечно, в театре оно иначе. Но скорее всего, Волчок просто так же на нервах, как и все остальные.
В любом случае попрактиковаться в фехтовании не получилось и я двинулся дальше.
В одной из гардеробных, мимо которых я прошел, оказалась Пракситт.
— Все готово? — поинтересовалась она.
— Наверное.
— Помни, все будет как на репетиции.
— Сколько я помню, ты на репетициях всегда говорила — работайте так, словно это представление.
— Не язви.
— Прости.
— Ты на нервах. Я на нервах. Все тут, в этих стенах, на нервах. Чем больше ты на нервах сейчас, тем выше взлетишь, когда — если мы все не умрем.
Я кивнул.
— Попробуй все — таки поспать, — проговорила она, и я отправился в свою «норку», дабы последовать мудрому совету.
16. ДЕНЬ 3 АКТ 3 СЦЕНА 4
Хор:
В театр превратила Империя суд,
В суд весь театр призвав.
Все обвинения списком идут,
На каждый пункт — по семнадцать минут;
С пачкой вердиктов подписанных ждут,
Труппу лишая всех прав.
В театр превратили присяжных жюри —
Все по указке твердят.
Правды никто из них не говорит
(Тот, кто решится — под суд угодит),
Все здесь подкуплены, брат!
Благо Империи вместо улик,
Воля Державы — закон.
Не правосудья бесстрастного лик,
А обвинителя яростный крик;
Вынесен нашему театру вердикт.
Неутешителен он.
В театр превратила Империя все,
Счеты с театром сводя.
Автор? Виновен! И ты, режиссер!
В страхе скамью подсудимых трясет,
Жаром клейма из застенков несет;
Публике в зал запретили проход,
«Следствия тайну» блюдя.
Все по указке Империи тут,
Все, как велели в верхах.
Все аргументы защитника — суд
Враз отклоняет. Ее не спасут.
Разве что зрители ей воспоют
Славу в грядущих веках…
Проснулся я встревоженным, сердце колотилось.
«Спокойно, босс.»
«Тебе легко говорить.»
Я надел костюм, проверил время — и понял, что проснулся очень, очень рано. Мне полагалось бы нанести грим, но гримеров на месте еще не было.
Возникла мыслишка, раз так, снять костюм, однако я решил этого не делать.
Добрался до комнаток строго под «краем шесть» и пристроил в пустом ящике свою одежду, сапоги, оружие и Леди Телдру. Шпага не влезла, и я ее оставил просто в углу, прислонив к стене, надеясь, что в ближайшее время тут не окажется сверхбдительного младшего уборщика, который, неодобрительно поцокав языком, убрал бы ее «на место».
«Босс, ты что делаешь? У меня и мысли не было, что ты мне и звука вымолвить не дашь.»
«Угу, прости. Тебе это очень не понравится.»
Завершив этот этап, мне осталось убить еще часика два, а заснуть снова я точно не смогу. Вопрос, сумею ли я достаточно сосредоночиться, чтобы почитать; я решил, что стоит хотя бы попробовать.
«Конфликты Двора и ученых, Двора и прессы, Двора и театров — стали скорее испытаниями не силы, а слабости, ибо фактически противостояли друг другу полное рассогласование сил, непонимание задач и несовпадение целей.
Но если тут и выделять условный перелом, ключевой момент, в качестве такового стоит назвать «Марш Профессуры» — когда две дюжны преподавателй пришли не в Императорское крыло, а в Дом Дракона, и ястребледи Дюрабесс произнесла знаменитую свою речь «Почему вам все равно?» перед собравшимися драконлордами.
Напрямую на драконов это заметного эффекта не возымело, зато дало Валенде возможность совершить еще одну, последнюю ошибку: он приказал имперской гвардии разогнать сборище и арестовать протестующих, не совсем осознавая, что гвардейцы — то сами в основном драконлорды. Принцесса Хешива отнюдь не была готова отдавать Империи право решать, кому дозволено разговаривать с драконами, и подала формальный протест касаемо данного приказа. Протест проигнорировали, приказ вступил в силу.
Хешива верноподданнически исполнила повеление (хотя, кажется, ни разу за всю ведомую историю протестующих не разгоняли с такой вежливостью и не арестовывали с такой заботой), после чего приказала, дабы все дело относительно массового убийства драконлордов, иначе говоря, резня в Западном пределе, было расследовано силами Дома. А когда кто — то поднял вопрос о предполагаемых преступлениях Плотке, она заявила: после того, что мы только что видели, почему я должна им верить? И даже если поверю, почему его преступления должны служить оправданием для преступлений других персон?
Расследование Дома Дракона проводилось, разумеется, независимо от империи, и Валенда ничего не мог сделать, чтобы остаовить его. Казнь Плотке отложили в ожидании результатов расследования, а события между тем текли своим чередом…»
Я отложил книгу, проверил время и направился на гримирование.
Поскольку выбор имелся между «стоять в очереди» и «подождать, пока гримеры не появятся на месте», мне было как — то все равно.
В действительности оказалось чуток того, чуток того, но в общем ничего: еще до меня к гримерке подошла пара актеров, а самих художников макияжа пока не было, но появились они скоро, так что ждать пришлось недолго.
А потом я сидел, пока они кистями и просто пальцами работали с моим лицом, параллельно обсуждая чью — то предстоящую свадьбу, и как у них болят спины, и восхитительно вкусную вчерашнюю виннеазаврятину.
С последним пунктом лично я согласился, но ничего не сказал, ибо этим лишь помешал бы их разговору; я был холстом, над которым они работали, а не персоной, годной на роль собеседника. Это я вроде как понял.
Когда все было готово, они посмотрели на меня — не без сомнений, я так понял, — и сообщили, готово — де, и сказано это было таким тоном, мол, я занимаю важное сидение и трачу драгоценное время, а закончили со мной они уже целых три секунды как, а посему что я тут вообще делаю?