Работы по легкому броневику стартовали незамедлительно: 17 июля Виталий Грачёв начал разрабатывать компоновку, используя в том числе и наработки по нерожденному ЛБ-62. Помог и трофейный опыт: 7 сентября на завод привезли помятый экземпляр немецкого Kfz.222. Через восемь дней Липгарт уже возглавлял совещание по машине, имевшей условный индекс 64-Б. Ее ведущим конструктором стал 28-летний Григорий Моисеевич Вассерман, выпускник Московского индустриального института, пришедший в КЭО в 1940-м. Со временем именно Вассерман сменит Грачёва в неофициальной должности главного заводского специалиста по внедорожникам и прославит свое имя созданием ГАЗ-69…
Работа над броневиком растянулась на всю осень. Другие «достойные задания» тоже не заставили себя ждать: на стол Лоскутова легли совершенно секретные директивы №№ 1сс, 179сс и 222сс. 1 июля Государственный Комитет Обороны приказал с октября наладить на заводе сборку авиадвигателей М-17 – они за неимением дизелей ставились на Т-34 горьковского же производства. А месяц спустя – приказ о постановке на конвейер новейших легких танков Т-60. Его опытный образец, загруженный документацией, за 14 часов лично пригнал из Москвы главный конструктор завода № 37, давний знакомый Липгарта Николай Астров. В КЭО он появился прямо в танкистском шлеме и комбинезоне, чем сильно впечатлил коллег. На ГАЗе Астров 12 сентября получил должность заместителя главного конструктора по танкостроению.
Астров и прежде не был чужим на ГАЗе, поскольку на его довоенных танках стояли горьковские моторы. «Я часто бывал на этом заводе, уровень технологии которого был несравнимо, на несколько порядков, выше уровня технологии Московского завода, – вспоминал он. – Каждая поездка на ГАЗ была для меня равноценна поездке в Америку, и я все свое время в командировках, сколько хватало сил, вечерами и ночью проводил в цехах ГАЗа, изучая его технологию, а днем работал в КЭО, имевшей богатый испытательный отдел с очень милыми и благожелательными руководителями: Вас. Петр. Будановым, Андр. Андр. Алексеевым, Камбургом, Клуцисом, Смирновым, Макеевым и большим количеством первоклассных испытателей: Зябловым, Дубининым, Итальянцевым – перечислить всех нет возможности. Этого мало, я настойчиво воспринимал культуру конструирования и разработки автомобилей, ведшихся непосредственно под руководством самого А. А. Л., дружеские и теплые отношения с которым сохранились у меня до конца его жизни».
Прямо в процессе преобразования ГАЗа из автомобильного завода в военный Липгарт едва не был… репрессирован. Ничего удивительного в этом нет, советские спецслужбы работали исправно даже в форс-мажорных ситуациях, четко выполняя предъявляемые им требования. Еще 3 августа Сталин приказал «выселить с треском» население немецких сел, находящихся в полосе Южного фронта, но к делу подошли с размахом, и депортации немцев покатились по всему Советскому Союзу: с 21 августа их выселяли из Ленинграда, 28 августа появился указ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», касавшийся АССР Немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей. Документы НКВД педантично указывали, что «всего из указанных местностей подлежит выселению 479 841 человек ‹…› Переселение намечается произвести в северо-восточные области Казахской ССР, Красноярский и Алтайский края, Омскую и Новосибирскую области». 6 сентября к этому добавились Москва и Московская область (8617 человек) и Ростовская область (21 400 человек). Московских немцев выселяли с 10 по 20 сентября, эшелоны в Караганду уходили 13, 14 и 19-го. В эти дни родной город не по своей воле покинут многие родственники Липгарта: родная тетка (сестра матери) Эмилия Рейхерт с мужем окажутся в Кирове, двоюродная тетка Ольга Кракк, урожденная Липгарт, и двоюродная племянница Елена (Аля) с матерью и родителями матери – в Караганде… Сколько людей сгинуло по пути к новым местам, сколько погибло впоследствии, сколько уехало из СССР при первой же возможности, помня о давнем незаслуженном недоверии? Сколько осталось, но при этом навсегда разуверилось и в своей второй Родине, и в Советской власти?
Как «лицо немецкой национальности», единичку страшной статистики, ничего личного, зацепило и Липгарта, а еще начальника КБ шасси и двигателей Кригера. Как провели те сутки, которые отводили ссыльным на сборы, в доме Андрея Александровича, воспоминаний не сохранилось. Известно лишь, что Анна Панкратьевна успела сшить всем членам семьи большие дорожные рюкзаки, причем себе пошила рюкзак в человеческий рост… Судьба семьи висела на волоске, и трудно предположить, что было бы с Липгартами, вымети их из Горького безжалостная метла.
Но, к счастью, Иван Кузьмич Лоскутов прекрасно понимал, на какие именно рычаги следует нажать, чтобы оставить в Горьком своего главного конструктора и его зама. Как известно, и погубить, и спасти человека может только документ, все зависит лишь от того, что именно из него вычитать. Поэтому в отделе кадров личные дела Липгарта и Кригера были подвергнуты особо тщательному изучению – и вскоре спасение нашлось. Мать Андрея Александровича, как мы помним, до революции считалась «голландскоподданной», то есть, будучи по национальности немкой, формально ею не являлась. А у Кригера так и вовсе нашлась русская бабушка. Таким образом, Липгарт внезапно «оказался» голландцем, а Кригер – русским. Наверняка были сказаны и все нужные слова о том, что указанные товарищи выполняют важнейшее задание партии и правительства. К счастью, и начальник Горьковского УНКГБ капитан госбезопасности Питовранов крови не жаждал… Скольких седых волос стоила эта короткая история самому главному и его супруге, не скажет никто. Липгарта только чудом не затянуло в глубокий омут.
А жизнь, едва не сделав крутой зигзаг, уже мчала дальше, и обращать внимание на «перегибы на местах» было некогда: стране требовался танк. Для быстрого освоения Т-60 Липгарт распорядился привлечь к работе не только ОКБ, как это было до войны, но сотрудников всех КБ КЭО. В итоге работы по бронекорпусу возглавил кузовщик Юрий Сорочкин, двигателем и трансмиссией ведал Анатолий Кригер, вооружением, ходовой частью и общей координацией работ – начальник заводского ОКБ с 1938 года Владимир Алексеевич Дедков. Цех сборки и испытаний возглавил общий любимец Герасим Кузьмич Парышев, и Липгарт, Астров, Дедков и главный технолог завода Константин Васильевич Власов дневали и ночевали там. Нужно было изготовить всю инструментальную оснастку для выпуска танка, модели, штампы, определить пригодную для штамповки геометрию деталей, припуски и допуски на обработку, уточнить и прояснить сотни моментов, с которыми прежде на автозаводе дела никогда не имели. На всё про всё – не более шести суток. И тем не менее со всеми трудностями справились, выпуск Т-60 был освоен в срок, причем с разработанной в КЭО технической новацией – предпусковым подогревателем. «Танки пошли на фронт в заданных ГКО сроках и количествах, – вспоминал Н. А. Астров. – Если бы пришлось начинать такое производство сейчас, и в особенности не на ГАЗе, на освоение его потребовалось бы несравненно большее время». Стоит отдельно напомнить о том, что сам факт массового выпуска Т-60 именно на ГАЗе стал возможен исключительно благодаря наличию у завода шестицилиндрового двигателя ГАЗ-202 – танковой версии ГАЗ-11, советского «Флэтхэда», чуть было не принесенного осенью 1940-го в жертву авиамотору. Никаких других силовых агрегатов для легких танков в стране просто не существовало.
«Два раза в сутки, утром и вечером, директор завода проводил оперативные совещания по проверке выполнения сменных заданий, – вспоминал И. Г. Сторожко. – От КЭО на них присутствовал я. Во время одной из таких вечерних оперативок в октябре директора вызвали к правительственному телефону.
– Звонил товарищ Сталин, – сообщил Иван Кузьмич, возвратившись после разговора по телефону, – и не требовал, не предлагал, не приказывал, а просил резко увеличить выпуск танков, которые необходимы для фронта, для обороны Москвы. Мы должны принять все зависящие от нас меры и делать танков больше». И «делали больше», причем ежемесячно: в октябре завод выпустил 215 танков, в ноябре – 480, в декабре – 671. В это число входили и небольшие «Катюши» БМ-8-24 на гусеничном ходу.
Эти цифры могут показаться не такими уж и большими, а сам Т-60 – не столь уж и грандиозным достижением нашего танкостроения: маленький, легкий, с 20-миллиметровой пушкой, противопульной броней и низкой скоростью. Но, во-первых, маленький и легкий – это не синонимы слов «примитивный», «плохой» или «устаревший», а во-вторых, достаточно хотя бы бегло оценить положение с производством танков осенью 1941-го, чтобы масштаб Т-60 воспринимался совсем иначе. За весь октябрь в стране собрали всего 185 «тридцатьчетверок» и 92 тяжелых танка КВ, завод № 37 до эвакуации в Свердловск успел собрать 140 упрощенных легких танков Т-30, выпуск технологически сложного легкого танка Т-50 вообще был прекращен после сборки 37 машин. В условиях стремительного продвижения вермахта вглубь СССР и битвы за Москву любой танк ценился на вес золота, и на этом фоне современный, неприхотливый, простой Т-60, выпускавшийся в больших количествах, был настоящим спасением. На рубеже 1941/42 года благодаря трудовому подвигу горьковчан именно он в краткий срок стал наиболее массовым танком Красной Армии! А ГАЗ без преувеличения был тогда главным танковым заводом страны. И произошло это как раз в то время, когда решающим аргументом было не качество танков, а их количество. Для советской пехоты в конце 1941-го наличие любого танка, пусть легкого и с малокалиберной пушкой, было хорошим подспорьем, в том числе и моральным. А немцы, не доставляй им Т-60 проблем, вряд ли прозвали бы этот танк «Неистребимой саранчой»… 29 декабря 1941-го за образцовое выполнение задания по выпуску танков коллектив ГАЗа был удостоен ордена Ленина. Такие же награды получили Лоскутов и Парышев, Власов и Дедков были награждены орденами Красной Звезды. Липгарт за освоение производства Т-60 тоже удостоился своей первой награды, это был второй по престижности «мирный» советский орден – «Трудовое Красное Знамя», в просторечии «Трудяга», за номером 8478.