— А-а, это вы, Андрей Васильевич… — отозвался он. — Ничего, сейчас пройдет. — Он полежал еще немного не шевелясь и, отдышавшись, заговорил спокойнее: — Со мной это бывает. Оттого и езжу на тарантасе, а не в машине. Осколок дает о себе знать, особенно когда много сидеть приходится. К непогоде тоже. Как заломит, как завертит!.. Хоть ложись и помирай. И я должен лечь на время и полежать. В машине с шофером приходится ездить. Чувствовать себя беспомощным перед посторонним человеком не очень-то приятно. А в тарантасике я один. Как схватит, я Ландыша остановлю, лягу, отдышусь… оно и легче…
И в самом деле, ему скоро стало легче. Он поднялся, и мы некоторое время посидели молча.
Взошла луна, и весь луг по ручью вдоль Денежного преобразился от ее неяркого сияния.
— До чего ж хорошо тут! — сказал Лузянин.
— Да, красиво, — согласился я.
— А правда, что в этом месте клад татарский зарыт?
— Говорят.
— Искали?
— Искали в старину. Мой дед и тот пробовал.
— Интересно! Расскажите.
Я рассказал, как оно было.
— А в наше время не пытались?
— Пытались. Раз тут один тракторист поставил лопату вместо пневматического копнителя и всю ночь копался.
— Нашел что?
— Секиру нашел и забрало.
— И как фамилия тракториста?
— Назарка, сын бухгалтера.
— Любопытно! Очень… Что ж вы мне раньше не рассказали? Познакомили бы…
— Он ушел из колхоза еще года два назад. На станции шофером дрезины работает.
— А если с ним потолковать? Может, он вернется.
— Не знаю, попробуйте.
— Мне не раз уже говорили такое: «Попробуйте!» Ан я не испугался.
Лузянин помолчал и заговорил тихо, словно про себя:
— Раз секиру нашел, значит, тут и в самом деле что-то есть!
Я посмотрел на Лузянина. Мне показалось, что он говорит это в шутку. Но лицо его было строго и сосредоточенно.
Мы сидели на вершине Денежного и молчали.
Мне вспомнился почему-то дед Андрей перед часовенкой; отец, склонившийся над счетами; наивно-юный Назарка, и я подумал про себя: «Ну вот — еще один искатель появился на нашей липяговской земле…»