Лираэль начала читать. Вокруг ее головы кружились и плясали огоньки, тень волос падала на страницы прихотливыми изменчивыми узорами. Девушка прочла первую страницу, затем следующую, и еще одну. Очень скоро она добралась до конца первой главы; каждые несколько минут рука переворачивала очередной лист. Тяжелое, сонное дыхание Псины за ее спиной звучало в лад с неспешным шорохом страниц.
Спустя несколько часов, – а может быть, и дней, ведь Лираэль утратила всякое представление о времени, – она перевернула, по-видимому, последний лист и закрыла книгу. Фолиант захлопнулся; со щелчком встала на место серебряная застежка.
При этом звуке Лираэль отшатнулась назад – но от стола не отошла. Напротив, взяла в руки ветряную флейту – семь полых серебряных трубок разного размера, самая маленькая – длиной с мизинец, самая большая – чуть короче ее ладони. Девушка поднесла их к губам, но дуть не стала. Эта флейта – не то, чем кажется; в ней заключено гораздо большее. Книга поведала Лираэль, как сделана флейта и как ею пользоваться, и теперь девушка знала: знаки Хартии, скользящие по серебру, – это только внешняя оболочка, а внутри затаилась Свободная магия.
Лираэль коснулась каждой из трубок по очереди, от самой маленькой до самой большой, и прошептала про себя их имена, прежде чем снова отложить инструмент на стол. И наконец, взяла в руки последний предмет: небольшой металлический ларчик. Тоже серебряный и тоже покрытый изысканной гравировкой и знаками Хартии. Знаки оказались теми же, что и на книге: все они грозили страшными карами тому, кто откроет ларец, не будучи сыном или дочерью Истинной Крови. Что за кровь имеется в виду, знаки не уточняли, но Лираэль подумала про себя, что если книга далась ей в руки, то дастся и ларчик.
Девушка легонько тронула защелку и слегка отшатнулась, ощутив внутри палящий жар Свободной магии. Ларчик не открылся. Лираэль подумала было, что книга ошиблась, или что она сама напутала со знаками, или, может, она не той крови. Но все-таки крепко зажмурилась и с силой надавила на защелку.
Ничего страшного не произошло, но ларец задрожал в ее руке. Лираэль открыла глаза. Серебряный сундучок распался на две половинки, скрепленные посредине. Точно маленькое зеркальце: такие ставят на полку или на туалетный столик.
Девушка открыла его до конца и установила на столе – этакой буквой V. Одна его сторона сияла серебром, а вот вторая… Лираэль затруднилась бы ее описать. Вместо блестящей зеркальной поверхности тут обозначился ничего не отражающий прямоугольник… словно провал в ничто. Фрагмент кромешной тьмы, нечто созданное из полного отсутствия света.
В «Книге памяти и забвения» этот предмет был назван Темным Зеркалом; Лираэль уже прочла (по крайней мере, частично), как им пользоваться. Но здесь, в этом зале, Темное Зеркало не сработает – равно как и где бы то ни было в мире Жизни. Воспользоваться им можно только в Смерти, а Лираэль отнюдь не собиралась туда отправляться, даже если книга научит ее, как вернуться назад. Смерть – это область Абхорсена, а не Клэйр, пусть даже необычное использование Темного Зеркала, возможно, как-то связано с даром Прозрения, присущим Клэйрам.
Лираэль захлопнула ларчик с Темным Зеркалом и отложила его на стол. Но руки от него так и не отняла. Она постояла так не меньше минуты, напряженно размышляя. А затем снова взяла ларец и убрала его в левый жилетный карман, туда, где уже лежали писчее перо, кусок вощеной веревки и огрызок карандаша. Мгновение поколебавшись, схватила флейту и засунула ее в правый карман, к заводной мышке. И наконец, забрала «Книгу памяти и забвения» и запихнула ее под жилетку спереди.
Только тогда девушка вернулась к Шкодливой Псине. Кажется, им пора очень серьезно поговорить о том, что, собственно, происходит. Книга, Темное Зеркало и ветряная флейта пролежали тут больше тысячи лет: они дожидались во тьме кого-то, кто, как хорошо знали Клэйры давних времен, однажды непременно явится.
Дожидались во тьме некую девушку по имени Лираэль.
Дожидались ее.
Глава двадцать третьяБеспокойное время года
Принц Сэмет, ежась от холода, стоял на узкой дозорной площадке у стены на второй по высоте дворцовой башне. Несмотря на его самую тяжелую шубу, ветер все равно пробирал насквозь, а согревающим заклинанием Хартии он заморачиваться не стал. Пареньку даже хотелось простудиться, ведь это спасло бы его от жесткого расписания, навязанного ему сестрицей Эллимир.
А стоял он на дозорной площадке в силу двух причин. Во-первых, ему хотелось посмотреть, не возвращаются ли отец или мать. И во-вторых, он надеялся ускользнуть из-под надзора Эллимир, а также всех прочих любителей поминутно распланировать его жизнь.
Сэм очень скучал по родителям, и не только потому, что они избавили бы его от сестринской тирании. Но неотложные дела постоянно уводили Сабриэль прочь из Белизаэра, и она без устали носилась на своем ало-золотом Бумажнокрыле от одной горячей точки к другой. Зима выдалась скверная, частенько сетовали люди в присутствии Сэма, от мертвых покою нет, и порождения Свободной магии пошаливают. Заслышав такие жалобы, Сэм всегда вздрагивал, ловя вопрошающие взгляды и понимая, что ему следовало бы прилежно изучать «Книгу мертвых» и готовиться помогать матери.
Вот и сейчас ему полагалось бы заниматься, мрачно размышлял подросток. А он, понимаете ли, разглядывает с башни заснеженные крыши и струйки дыма над тысячами уютных очагов.
С тех пор как Эллимир вручила ему книгу, Сэм ее так ни разу и не открывал. Зеленый с серебром фолиант хранился под надежным замком в шкафу в его мастерской. Паренек вспоминал о нем каждый день, смотрел на него, но не смог заставить себя прочесть ни страницы. Собственно, в течение всех тех часов, когда ему полагалось учиться по этой книге, принц пытался придумать, как бы признаться матери в своем бессилии. Он не в состоянии читать эту книгу, и он даже помыслить не может о том, чтобы снова спуститься в Смерть.
На чтение книги, или «подготовку Абхорсена», Эллимир отвела брату два часа в день, но тот не прочел ни страницы. Вместо того он писал. Писал речь за речью, пытаясь объяснить свои чувства и страхи. Письма к Сабриэль. Письма к Оселку. Письма к обоим родителям. Писал – и бросал листки в огонь.
– Я ей просто на словах скажу, – объявил Сэм ветру.
Не слишком громко, впрочем, а то вдруг часовой в дальнем конце башни услышит. В глазах стражи он уже и без того не принц, а сплошное недоразумение. Не хватало, чтобы его сочли еще и сумасшедшим принцем в придачу.
– Нет, я лучше расскажу отцу, а отец объяснит ей, – добавил Сэмет, подумав минуту.
Но Оселок, едва вернувшись из Иствэля, тут же поскакал верхом на юг, к Сторожевому форту на холме Бархедрин, что высился чуть севернее Стены. Дошли известия, будто анцельстьеррцы пропускают за Стену группы беженцев-южаков на поселение в Древнее королевство – а на самом-то деле на верную смерть: в Пограничье кишмя кишат твари и лиходеи. Оселок уехал выяснить, что стоит за этими слухами и что затевают анцельстьеррцы, и, если понадобится, попробовать спасти уцелевших южаков.
– Дурацкие анцельстьеррцы, – буркнул Сэм, с досады пнув стену.
К сожалению, его вторая нога поскользнулась на обледеневшем камне, и принц впечатался в стену, больно ударившись локтем.
– Ой! – вскрикнул он, потирая ушибленное место. – Вот проклятье!
– С вами все в порядке, сэр? – К принцу тут же подбежал часовой; его подбитые гвоздями сапоги были, понятное дело, куда устойчивее Сэмовых тапочек на кроличьем меху. – Вам сейчас не время ноги ломать!
Сэм сердито нахмурился. Подросток знал: стража заранее со смеху помирает, предвкушая, как он будет танцевать партию Птицы Зари. Самоуважение принца жестоко ранили и подначки шутников, и та легкость, с которой Эллимир справлялась со своей будущей миссией: в роли соправительницы она держалась изящно и уверенно – во всяком случае, со всеми, кроме Сэма.
Сэмова неуклюжесть в роли Птицы Зари на репетициях к праздникам Середины Лета и Середины Зимы лишний раз подтверждала: недостает в нем истинно королевской закваски, во всех областях, какую ни возьми, он заметно уступает сестре. Танцы его не вдохновляли; на заседаниях суда малых сессий он частенько клевал носом, и даже при том, что мечом принц владел очень даже неплохо, его отчего-то совсем не тянуло совершенствоваться дальше, тренируясь со стражниками.
Что до «Перспективы», здесь Сэм тоже не блистал. Эллимир всегда с энтузиазмом бралась за дело – и работа в ее руках так и кипела. Сэм поступал с точностью до наоборот: замирал, отрешенно глядя в никуда, и, изнывая от беспокойства о своем туманном будущем, зачастую вообще забывал, что делает.
– Сэр, с вами все в порядке? – повторил стражник.
Сэм заморгал. Ну вот, опять. Задумавшись о том, что не надо пялиться в пространство, он делает – что? Правильно, пялится в пространство.
– Да, спасибо, – промолвил принц, разминая затянутые в перчатку пальцы. – Просто поскользнулся. Локтем ударился.
– Ну как там, видно что-нибудь интересное? – полюбопытствовал стражник. Сэмет вспомнил: его Брелем зовут. Славный, дружелюбный парень – не из тех, которые улыбаются в усы всякий раз, как Сэм проходит мимо в костюме Птицы Зари.
– Не-а, – покачал головой Сэм. И снова обвел взглядом город сверху.
До праздника Середины Зимы оставалось всего-то несколько дней. Сооружение Морозной ярмарки шло полным ходом. Огромный палаточный городок на замерзшей поверхности озера Лоэзар бурлил жизнью: на Морозной ярмарке кого и чего только не было – тут и театральные фургончики и актеры, шуты и жонглеры, музыканты и маги, тут и всевозможные выставки и показы, игры на любой вкус, не говоря уже об угощениях и вкусностях со всех концов Древнего королевства и из-за его пределов. Озеро Лоэзар занимало девяносто акров Белизаэрской центральной долины, но Морозная ярмарка заполняла его целиком и переливалась через край, заполняя еще и прибрежные городские сады.