Лираэль — страница 39 из 81

Сэм всегда любил Морозную ярмарку, но сейчас смотрел на нее сверху вниз вообще без интереса. Ощущал он только холод – и беспросветное уныние.

– То-то повеселимся на ярмарке! – захлопал в ладоши Брель. – Похоже, в этом году праздник получится что надо!

– Ты думаешь? – убито откликнулся Сэм. В последний день праздника ему предстояло танцевать партию Птицы Зари. Его роль сводилась к тому, чтобы нести зеленую ветвь Весны в конце Зимнего шествия, позади Снега, Града, Гололедицы, Тумана, Метели и Мороза. Все эти партии исполняли профессиональные танцоры на ходулях, так что они не только угрожающе возвышались над Птицей, но и поневоле изобличали неумение Сэма.

Зимний танец, долгий и сложный, проходил по извилистым проходам и коридорам ярмарки общей протяженностью в две мили. Но на самом деле путь оказывался куда длиннее, ведь танцоры много петляли: Шесть Зимних Духов окружали Птицу и пытались продлить свое время года и украсть ветвь Весны из-под Сэмова золотого крыла или сбить Птицу с ног с помощью ходулей.

Уже прошли две генеральные репетиции. Зимним Духам полагалось отступить ни с чем, так и не преуспев в своих кознях, но Птица благополучно спотыкалась сама – здесь ей не могло помочь даже мастерство всех прочих танцоров. К концу первой репетиции Птица трижды навернулась и упала, дважды погнула клюв – и вид у нее был изрядно взъерошенный и помятый. Вторая репетиция удалась еще хуже: Птица врезалась в Гололедицу и сбила ее с ходулей. И теперь новая Гололедица даже разговаривать с Сэмом не желала.

– Говорят, тяжело в ученье, легко в танце, – утешил Брель.

Сэм кивнул и отвернулся от стражника. Паренек напрасно высматривал скользящий по ветру Бумажнокрыл или отряд всадников под королевским знаменем на южной дороге. Ждать родителей – только понапрасну время терять…

Брель откашлялся в перчатку. И, чуть пригнувшись, неспешно двинулся по коридору в обход башни. Труба болталась сзади на ремне туда-сюда.

Сэм спустился вниз. На следующую репетицию он уже опоздал.


Насчет того, что неудачные репетиции предвещают успешное выступление, Брель, конечно, ошибся. Сэм спотыкался и путался в шагах в течение всего танца, и только профессионализм и энергия Шести Духов спасли шествие от полного провала.

Традиционно все участвующие в празднике танцоры после представления обедали во дворце вместе с королевским семейством, но Сэм предпочел самоустраниться. Довольно его сегодня мучали; в конце концов, он сделал более чем достаточно – и синяки тому подтверждение. Паренек не сомневался: в конце танца Гололедица нарочно стукнула его ходулей. Гололедицу играла сестра той девушки, которую он сбил с ходулей на репетиции.

Так что вместо торжественного обеда Сэм затворился в своей мастерской и, пытаясь позабыть обо всех своих неприятностях, занялся чрезвычайно сложной и любопытной игрушкой, одновременно магической и механической. Эллимир прислала за ним пажа, но ничего больше предпринять не могла, не поставив всех в неловкое положение, так что принца оставили в покое – по крайней мере, на этот вечер.

Но назавтра все началось сначала – и мучениям конца-краю не предвиделось. Эллимир не могла – или не хотела – понять, что угрюмая замкнутость брата вызвана серьезными причинами. Поэтому она просто-напросто придумывала для него новые занятия. Что еще хуже, Эллимир стала навязывать ему младших сестриц своих подруг, явно полагая, что хорошая девушка, конечно же, сумеет понять, что с ним не так. Естественно, Сэм тотчас же преисполнялся неприязни к любой красавице, которую Эллимир так откровенно усаживала рядом с ним за ужином или которая, «случайно проходя мимо», заглядывала в мастерскую с просьбой починить сломавшийся замочек на браслете. Непрестанная тревога по поводу книги и по поводу возвращения матери истощила все его эмоциональные силы: в таком состоянии принцу было не до друзей и уж тем более не до романтических увлечений. Так что за ним закрепилась репутация холодного, мрачного нелюдима, причем не только среди юных дам, представленных ему сестрой, но и среди всех сверстников во дворце. Даже те, с кем Сэмет водил дружбу в былые годы, возвращаясь домой на каникулы, теперь не находили никакого удовольствия в его обществе. А Сэм, поглощенный своими горестями и по уши занятый своими официальными обязанностями, едва ли замечал, что сверстники его избегают.

Принцу случалось обменяться словечком-другим с Брелем, поскольку они оба оказывались на второй по высоте башне примерно в одно и то же время. К счастью, стражник от природы был человеком неразговорчивым и нимало не раздражался на Сэмову молчаливость, а также и на его привычку прерываться на полуслове и надолго устремлять отрешенный взгляд на город и море.

– Сегодня ваш день рождения, – отметил Брель одним ясным и очень морозным утром. Едва рассвело; в небе еще виднелась луна в радужном кольце, как это бывает только в самые холодные зимние ночи.

Сэм кивнул. День его рождения наступал через две недели после праздника Середины Зимы и неизбежно терялся в свете события более крупного. А в этом году так и вовсе прошел уныло из-за затянувшегося отсутствия Сабриэль и Оселка: венценосная чета смогла лишь прислать поздравления и подарки, которые, хотя и выбирались с заботой и любовью, Сэма нимало не порадовали. Тем более что в числе подарков было сюрко, украшенное серебряными ключами Абхорсена в темно-синем поле и золотой башней королевского рода в алом поле, а также книга Мерхана «О сковывании элементалей Свободной магии».

– Подарки-то хороши? – полюбопытствовал Брель.

– Сюрко, – пожал плечами Сэм. – И книга.

– Ясно, – откликнулся Брель, похлопывая рукой о руку, чтобы восстановить кровообращение. – А меча, значит, не досталось? Или там собаки?

Сэм покачал головой. Он не мечтал ни о мече, ни о собаке, но и тому и другому он порадовался бы куда больше, чем доставшимся ему подаркам.

– Держу пари, принцесса Эллимир приготовила для вас что-нибудь особенное, – помолчав, предположил Брель после долгого размышления.

– Вот уж сомневаюсь, – фыркнул Сэм. – Она скорее какой-нибудь дополнительный урок мне в расписание добавит.

Брель снова похлопал рукой о руку и постоял немного, неспешно оглядывая горизонт с юга на север.

– Так с днем рождения! – промолвил стражник, когда голова его наконец вернулась в прежнее положение. – Сколько стукнуло-то? Восемнадцать?

– Семнадцать, – буркнул Сэм.

– А, – откликнулся Брель и зашагал по коридору в обход башни – обозревать местность с другой стороны.

Сэм спустился вниз.

Эллимир и в самом деле устроила пир в честь дня рождения брата в парадном зале, но праздник обернулся сплошным разочарованием, главным образом из-за унылого настроя Сэма, что распространялся на всех присутствующих. Танцевать принц отказался: ведь только в этот единственный день в году он мог позволить себе сказать «нет»; а значит, все остальные танцевать тоже не могли – ведь это же Сэмов день рождения! Он не стал открывать подарки на глазах у всех – просто потому, что не захотел! – и неохотно ковырял вилкой жареную меч-рыбу с лаймом и пшенкой с маслом – некогда свое любимое блюдо. Словом, вел себя принц как избалованный, капризный семилетка, а не молодой человек семнадцати лет. Сэм все понимал, но удержаться не мог. Впервые за много недель он мог ослушаться сестринских приказов или, как она сама выражалась, «настоятельных рекомендаций».

Пир закончился рано, все остались недовольны и злились друг на друга. Выйдя из зала, Сэм направился к себе в мастерскую, не обращая внимания на перешептывания и косые взгляды. Плевать он хотел на то, что о нем подумают. Джалл Орен проводил юношу тяжелым взглядом из-под нависших век. Канцлер наверняка наябедничает родителям Сэма о дурном поведении принца, когда те вернутся, а то и в письме подытожит все свои обоснованные страхи касательно того, что с Сэметом не так.

Но даже Джалловы отповеди покажутся сущим пустяком в тот момент, когда мать узнает правду о своем сыне. Дальше этого признания Сэм боялся заглядывать. Он и вообразить не смел, что произойдет потом и каким окажется его собственное будущее. В королевстве должны быть преемник Абхорсена и наследник престола. Эллимир – самоочевидно идеальная наследница, так что Сэму предстоит стать преемником Абхорсена. Вот только он не может. Не не хочет, как все почему-то думают, а не может.

Тем вечером Сэм в очередной раз отпер шкаф слева от верстака и, собравшись с духом, заставил себя взглянуть на «Книгу мертвых». Она лежала на полке и светилась собственным зловещим зеленым светом, затмевающим мягкое сияние огоньков Хартии на потолке.

Юноша протянул к книге руку: так охотник тянется погладить волка, надеясь, вопреки очевидности, что перед ним всего лишь дружелюбная собака. Пальцы его коснулись серебряной застежки и наложенных на нее знаков Хартии, но не успел даже открыть ее, как все его тело сотрясла неудержимая дрожь, а кожа заледенела. Сэм попытался унять дрожь и не обращать внимания на холод, но не смог. Он отдернул руку, отступил к очагу и уселся у огня, горестно сгорбившись и обняв колени.


Неделю спустя после дня рождения Сэм получил письмо от Ника. Или, скорее, остатки письма, потому что писалось оно на бумаге фабричного производства. Как большинство продуктов анцельстьеррских технологий, оказавшись по эту сторону Стены, бумага начинала распадаться – и теперь расслаивалась на составляющие ее волокна. Прежде Сэм часто объяснял Нику, что использовать следует бумагу ручной работы, но тот так и не внял совету.

Впрочем, от письма осталось достаточно, чтобы Сэм разобрал: Ник просит выдать визу Древнего королевства себе и слуге. Он намерен пройти за Стену в день Середины Зимы и будет рад, если Сэм встретит его на пропускном пункте.

Сэм разом оживился. Ник всегда умел поднять ему настроение. Юноша тут же справился в альманахе, как именно день Середины Зимы в Анцельстьерре соотносится с датами Древнего королевства. Обычно Древнее королевство опережало Анцельстьерр примерно на один сезон, но случались и странные отклонения, так что все следовало уточнять и перепроверять в альманахе, особенно то, что касалось солнцестояний и смен времен года.