Таких альманахов, справочников по Анцельстьерру и Древнему королевству, как тот, которым пользовался Сэм, прежде достать было практически невозможно, но десять лет назад Сабриэль ссудила свой королевскому печатнику, а тот перенабрал текст заново, включив в него все рукописные комментарии и пометки на полях, оставленные Сабриэль и всеми предыдущими Абхорсенами. Долгий, кропотливый труд завершился достойным результатом: книга вышла очень красивая на вид, с четким, чуть вдавленным шрифтом на хрусткой льняной бумаге и стоила очень дорого. Сабриэль и Оселок очень бдительно отслеживали, в чьих руках окажутся альманахи. Сэмет так гордился и радовался, когда, в день его двенадцатилетия, ему доверили один из экземпляров.
К счастью, в альманахе содержалось точное соответствие дню Середины Зимы, а не какое-нибудь уравнение, которое Сэму пришлось бы решать с помощью измерений высоты луны и прочих наблюдений. На эту дату в Анцельстьерре придется День Кораблей в Древнем королевстве на третьей неделе весны. До него еще немало времени, но по крайней мере в будущем нарисовалось хоть что-то хорошее.
Благодаря письму Сэм слегка взбодрился и даже научился лучше ладить с обитателями дворца – всеми, кроме Эллимир. Зима близилась к концу, так и не принеся с собою ни особо ужасных бурь и метелей, ни нестерпимых, пронизывающих до костей холодов, что порою накатывали с северо-востока и пригоняли стаи заблудившихся китов, которые в обычное время в море Саэре не заходили. А вот никто из родителей домой так и не вернулся.
В том, что касается погоды, зима выдалась на удивление мягкая, но при дворе и в городе люди отзывались о ней как о несчастливой поре. По всему королевству прокатилась волна бедствий и беспорядков – больше, чем в любую из предыдущих десяти зим: таких неприятностей не видывали со времен воцарения Оселка. Вестовые соколы слетались к Соколиной башне со всех концов страны и вновь уносились прочь; у госпожи Финни даже глаза покраснели от недосыпания, а характер сделался еще несноснее обычного: птицы, ее подопечные, с трудом справлялись со столь обширной перепиской. В бесчисленных посланиях содержались вести о мертвых и о порождениях Свободной магии. В большинстве своем сообщения оказывались заведомо ложными, но слишком многие, увы, правдивыми, и все они требовали немедленного вмешательства Сабриэль.
Но не только эти новости тревожили Сэма. Одно из отцовских писем слишком живо напомнило ему о том страшном дне на Внешней границе, когда мертвые южаки напали на его крикетную команду, а сам он оказался в Смерти – лицом к лицу с некромантом.
Сэм унес письмо на самый верх второй по высоте башни, чтобы на свободе прочесть его и обдумать, пока вокруг расхаживал Брель. Один из абзацев юноша перечитал трижды:
Анцельстьеррская армия, предположительно действуя по указаниям правительства, позволила группе «добровольцев»-южаков войти в Древнее королевство через один из древних пропускных пунктов в Стене, в нарушение всех прежних договоренностей и вопреки здравому смыслу. Не вызывает сомнений, что Королини добился поддержки и теперь понемногу опробует свой план отослать в королевство всех южаков.
Я, насколько смог, воспрепятствовал новым переходам и усилил гарнизон на Бархедрине. Но нет никаких гарантий, что анцельстьеррцы не пошлют на нашу сторону новые отряды беженцев, хотя генерал Тиндалл обещал, что не станет спешить с выполнением подобного приказа и по возможности предупредит нас.
В любом случае границу перешли более тысячи южаков – и опередили нас по меньшей мере на четыре дня. Их якобы встретили «местные проводники», но, поскольку пограничным следопытам сопроводить беженцев не разрешили, я вообще не уверен, были ли это люди.
Мы, безусловно, постараемся во всем разобраться, но мне не нравится, чем это пахнет. Я уверен, что с нашей стороны Стены в этом деле задействован по меньшей мере один адепт Свободной магии, а пропускной пункт, через который вошли южаки, расположен ближе прочих к тому месту, где ты, Сэмет, угодил в засаду.
«Тот самый некромант», – подумал Сэмет, складывая письмо. Принц был несказанно рад тому, что светит солнце и что сам он находится во дворце, под защитой опекунов, и стражи, и текучей воды.
– Плохие новости? – спросил Брель.
– Да просто новости, – откликнулся Сэм, с трудом сдерживая дрожь.
– Наверняка король и Абхорсен с проблемой играючи справятся, – заверил Брель, ни минуты не сомневаясь в своей правоте.
– Где бы они ни находились, – прошептал Сэм. Он убрал письмо в карман и спустился по лестнице вниз, в свою мастерскую – и с головой ушел в работу, сосредоточив все свое внимание на мелких детальках, требующих ловкости и сноровки.
И с каждым шагом все отчетливее сознавал: ему следовало бы пойти открыть «Книгу мертвых».
Родители Сэма, как водится, возвратились погожим весенним утром, спустя несколько часов после того, как Сэм спустился с башни, а дежурство Бреля закончилось. Ветер переменился и теперь дул на восток, море Саэре вместо зимней черноты засияло летней бирюзой, солнце, даже опускаясь к западу, дарило тепло, а ласточки, живущие в утесах, вовсю таскали шерсть из разорванного Сэмова одеяла себе на гнезда.
Сабриэль прибыла первой, ее Бумажнокрыл пронесся совсем низко над тренировочной площадкой, где облаченный в броню Сэм в поте лица своего отрабатывал сорок восемь приемов атаки и защиты под началом Кинель, одной из лучших фехтовальщиц во всей страже. Тень от Бумажнокрыла обоих застала врасплох – и принесла Кинель победу: Кинель опомнилась тут же, а вот Сэм застыл словно парализованный.
Роковой день наконец-то настал, но все заготовленные заранее речи и письма разом выветрились из его сознания, словно противница пронзила ему мозг, а не просто-напросто торжествующе стукнула деревянным мечом по его плотно подбитому изнутри шлему.
Юноша кинулся переодеваться, и тут над Южными вратами затрубили трубы. Он решил было, что это в честь матери, но тут пение труб раздалось чуть дальше, над Западным двором, где, по-видимому, приземлился ее Бумажнокрыл. Значит, в Южных вратах возвещают о прибытии короля. Никого другого с фанфарами не встречают.
Это и в самом деле приехал Оселок. Сэм увиделся с ним уже двадцать минут спустя в семейных покоях – огромной комнате тремя этажами выше парадного зала, с одним-единственным длинным окном, что выходило на город, а не на море. Когда Сэм вошел, Оселок разглядывал сверху свою столицу, наблюдая, как тут и там загораются огоньки. Яркие огни Хартии и мягкие масляные огоньки, мерцающие свечи и очаги. В Белизаэре это едва ли не лучшее время: теплый весенний вечер, когда зажигают огни.
Как всегда, Оселок выглядел усталым, хотя уже успел снять с себя доспехи и дорожную одежду и быстро принять ванну. Сейчас на нем был анцельстьеррский банный халат; курчавые волосы еще толком не высохли. При виде Сэма он заулыбался; отец и сын пожали друг другу руки.
– Ты выглядишь куда лучше, Сэм, – похвалил Оселок, отмечая, как Сэм разрумянился после фехтовальной тренировки. – Хотя я, признаться, надеялся, что этой зимой в тебе разовьется талант писать письма.
– Ммм. – Сэм за всю зиму написал отцу только два письма, ну и порою добавлял фразу-другую к посланиям Эллимир, куда более регулярным. Эти безличные письма и приписки ничего особенно интересного в себе не содержали. Вообще-то, Сэм набросал несколько признаний куда более содержательных, но, как и те, что были адресованы матери, они отправились прямиком в огонь. – Пап, я… – неуверенно начал было Сэм, ощущая невыразимое облегчение: наконец-то он заговорил о том, что угнетало его всю зиму. – Пап, я не смогу…
Но не успел он продолжить, как дверь распахнулась – и вбежала запыхавшаяся Эллимир. Сэм тотчас же прикусил язык и свирепо зыркнул на сестру, но та, не обращая на него никакого внимания, бросилась к Оселку и с видимым облегчением обняла его.
– Папа! Я так рада, что ты наконец дома! – воскликнула она. – И мама тоже!
– Одна большая, счастливая семья, – пробурчал Сэм себе под нос.
– Что такое? – переспросил Оселок. В голосе его прозвучала строгая нотка.
– Ничего, – откликнулся Сэм. – А мама где?
– Внизу, в хранилище, – медленно проговорил Оселок. Обнимая одной рукой Эллимир, другой он притянул к себе Сэма. – Вы только не волнуйтесь, но ей необходимо было спуститься к Великим Камням. Она ранена…
– Ранена! – хором воскликнули Эллимир и Сэм, резко обернувшись друг к другу, так что теперь все трое образовали тесный кружок.
– Не слишком серьезно, – поспешно объяснил Оселок. – Какая-то мертвая тварь укусила ее в ногу, но в тот момент Сабриэль не могла принять нужных мер, и рана загноилась.
– И теперь она… неужели она теперь… – встревоженно пролепетала Эллимир, в ужасе глядя на свою собственную ногу. Судя по выражению ее лица, девушка с трудом представляла себе Сабриэль в беспомощном состоянии – ту самую Сабриэль, которая неизменно владела собою и ситуацией.
– Нет, ногу отнять не придется, – твердо заявил Оселок. – Ей пришлось спуститься к Великим Камням Хартии, потому что оба мы просто-напросто слишком устали, чтобы наложить необходимые исцеляющие заклинания. А теперь мы с вами все там к ней присоединимся. Там, кстати, очень удобно переговорить наедине. Устроим, так сказать, семейный совет.
Хранилище, где высились шесть Великих Камней Хартии, являлось своего рода сердцем Древнего королевства. Прикоснуться к Хартии, этому неиссякаемому источнику магии, в королевстве можно было отовсюду, но даже обыкновенные камни Хартии заметно облегчали доступ и действовали как каналы Хартии. А вот Великие Камни были, по всей видимости, частью Хартии, а не просто с нею связаны. В то время как Хартия содержала в себе и описывала все живое, все сущее и все вероятности и пребывала везде, она в особой степени сосредоточилась в Великих Камнях, в Стене и в крови королевского семейства, а также Абхорсенов и Клэйр. Поэтому, когда Керригор разбил два Великих Камня, а королевский род, с некоторой долей вероятности, прервался, Хартия словно ослабла и Свободная магия и мертвые вырвались на волю.