– Поговорить надо, – заявил сержант Кьюк, подходя к Сэму вплотную. От блюстителя порядка несло чесноком, а на щеках и подбородке, где он совсем недавно соскребал щетину, просматривались свежие царапины. – Давайте-ка начнем с вашего имени и звания.
– Меня зовут Сэм. Я – Странник, – отвечал Сэмет, не сводя глаз с констебля. А тот отошел в угол комнаты и теперь рассматривал его меч, прислоненный к переметным сумам. Незадачливый путешественник впервые ощутил легкое беспокойство. А ведь эти констебли не такие уж олухи, как ему казалось. Чего доброго, дознаются, кто он такой.
– Нечасто увидишь, чтобы Странник останавливался на постоялом дворе, да еще и лучшую комнату занимал, – проговорил констебль, отворачиваясь от Сэмовых переметных сум и меча. – А уж чтобы давал конюху на чай серебряный денье – и подавно.
– Нечасто увидишь, чтобы конь Странника не имел ни клейма, ни клановых знаков в гриве, – подхватил сержант, как будто Сэма рядом не было. – И не бывает Странников без клановых татуировок. Интересно, найдем ли мы хоть одну на этом пареньке, если его осмотрим. Но думаю, мы начнем с его тюков, Теп. Не отыщется ли что-нибудь, что подскажет нам, кто перед нами.
– Вы не имеете права! – возмутился Сэм. Он шагнул к констеблю и тут же резко остановился: острая сталь кольнула его сквозь рубашку чуть выше живота. Юноша опустил взгляд: рука сержанта Кьюка крепко сжимала кинжал.
– Ты можешь сам рассказать нам, кто ты такой и что задумал, – предложил сержант.
– Да не ваше дело! – вознегодовал Сэм, презрительно встряхнув головой. При этом встрепанные волосы откинулись назад, открыв взгляду знак Хартии.
Кьюк предупредительно вскрикнул, и кинжал тотчас же переместился к Сэмовой шее, а его правую руку заломили за спину. Больше всех опасностей, вместе взятых, констебли опасались носителя ложного или искаженного знака Хартии, ибо им мог быть только адепт Свободной магии, или некромант, или некая тварь, принявшая человеческий облик.
Одновременно Теп открыл переметную суму и вынул оттуда темный кожаный бандольер с семью цилиндрическими футлярами, что постепенно увеличивались в размере: самый маленький был с крохотную склянку, а седьмой – с небольшой кувшинчик. Из футляров торчали рукояти из потемневшего красного дерева; при одном взгляде на них не приходилось сомневаться, что там внутри. Те самые колокольцы, что Сабриэль прислала Сэмету. Колокольцы, которые он запер в шкафу в своей мастерской и, уж конечно, с собою не брал.
– Колокольцы! – воскликнул Теп, испуганно роняя их на пол и отскакивая, как будто вытащил из сумы целое гнездо извивающихся змей. Знаков Хартии, плотным слоем покрывавших и бандольер, и рукояти, он просто не заметил.
– Некромант, – прошептал Кьюк. В голосе его отчетливо прозвучал страх; Сэм почувствовал, как железная хватка ослабла, а кинжал отодвинулся от горла – сжимавшая его рука непроизвольно задрожала.
В это самое мгновение Сэмет нарисовал в сознании два знака Хартии, выловив их из бесконечного потока, как опытный рыбак выбирает в блескучей стайке рыб свою добычу. Он позволил знакам влиться в дыхание – и резко выдохнул их, одновременно бросившись ничком на землю.
Один из знаков попал в цель, поразив Тепа внезапной слепотой. Но Кьюк, должно быть, и сам немного владел магией Хартии: он отвел чары общим заградительным заклинанием, два знака столкнулись друг с другом, вспыхнули и рассыпались каскадом искр.
Не успел Сэм подняться, как Кьюк вонзил ему кинжал глубоко в ногу, чуть выше колена.
Сэм заорал, и крик этот слился с воплями Тепа, что на ощупь передвигался по комнате, и с еще более громким призывом Кьюка: «Некромант! На помощь!» Того гляди, к нему сбегутся все констебли в радиусе нескольких миль и все стражники, которым довелось проезжать по дороге мимо. Подоспеют и неравнодушные местные жители. Те, что похрабрее, ведь слово «некромант» прозвучало весьма отчетливо.
На долю секунды накатил болевой шок, а затем сознание словно треснуло по швам, и Сэм инстинктивно сделал то, чему его учили на случай покушения на его жизнь. Нарисовав в мыслях несколько знаков Хартии, он дал им разрастись в глотке – и проревел заклинание Смерти, поражающее всех, кто находится в комнате и ничем не защищен.
Знаки слетели с губ раскаленной добела искрой и с ужасающей силой обрушились на двух констеблей. А в следующую секунду все стихло: Кьюк и Теп повалились на пол, точно марионетки с оборванными ниточками.
Сэм с трудом поднялся на ноги; сквозь боль медленно пробивалось осознание содеянного. Он убил двух подданных своего отца… своих собственных подданных. Которые всего-навсего выполняли свою работу. Работу, взяться за которую он, Сэм, побоялся. Они защищали людей от некромантов и Свободной магии и всего такого…
Дальше он предпочел не думать. Боль усиливалась, и Сэм знал: надо выбираться. Парень в панике схватил переметные сумы, запихнул внутрь треклятые колокольцы, препоясался мечом и вышел из комнаты.
Сэм сам не помнил, как ему удалось спуститься по лестнице, но мгновение спустя он оказался в общем зале; люди, в ужасе уставившись на него, расступились по сторонам. Принц обвел зал диким, отчаянным взглядом и прохромал к выходу, оставляя на полу кровавые следы.
И вот он уже на конюшне, седлает Капустку, а та широко раздувает ноздри и закатывает глаза, испугавшись запаха человеческой крови. Сэм машинально успокоил ее, бессознательно совершая нужные движения руками.
Казалось, прошел год – или доля секунды, или нечто среднее между тем и этим, – прежде чем Сэм оказался в седле. Ударив Капустку каблуками, он послал лошадку рысью, а затем и легким галопом, все время чувствуя, как кровь струится по его ноге, точно теплая вода, заполняет сапог и вот уже перелилась через отвороты. Какая-то часть его сознания требовала остановиться и обработать рану, но часть более влиятельная заставляла ее умолкнуть и хотела только бежать, скорее бежать с места преступления.
Сэм инстинктивно взял курс на запад, так чтобы восходящее солнце оказалось у него за спиною. Первое время он двигался зигзагом, запутывая след, затем поскакал напрямую через поля, к темной громаде леса неподалеку. Главное – добраться до деревьев, а там он спрячется, укроется понадежнее и уж тогда займется раной.
Наконец Сэм достиг благословенной лесной тени. Он проехал дальше, сколько хватило сил, а потом просто соскользнул с седла. Колющая боль распространялась по ноге все выше. Зеленый лиственный мир тошнотворно кренился, раскачивался и вращался, отказываясь замереть неподвижно. Утренний свет потемнел от золотистого до белесо-серого, точно переваренное яйцо. Сосредоточиться на исцеляющем заклинании Сэму не удавалось. Знаки Хартии никак не давались ему и выскальзывали из памяти. И упрямо отказывались выстраиваться в нужной последовательности.
Сложно… как все сложно! Проще сдаться. Заснуть – и соскользнуть в Смерть.
Вот только Сэм уже знал, что такое Смерть, он уже изведал ее леденящий холод. Он уже падал в стылую реку. Будь он уверен, что поток подхватит его и стремительно умчит сквозь водопады Первых Врат и дальше, он, пожалуй, не сопротивлялся бы. Но парень знал: некромант, обжегший ему руки, все еще ждет его в Смерти, ждет преемника Абхорсена, слишком неумелого, чтобы даже свой собственный уход обезопасить как должно. Некромант поймает его, заберет его дух и привяжет к своей воле и воспользуется им против его же семьи и его же королевства…
В груди Сэма нарастал страх – еще более мучительный, чем боль. Юноша еще раз потянулся к исцеляющим знакам Хартии – и нащупал их. Золотистое тепло согрело изнутри его обмякшие руки, хлынуло в ногу и сквозь почерневшую промокшую штанину. Жар проникал все глубже, до самых костей, сращивал кожу и кровеносные сосуды, магия восстанавливала все то, что было повреждено и нарушено.
Но Сэм потерял слишком много крови, чтобы заговор исцелил его сразу и полностью. Принц попытался встать, но не смог. Голова его запрокинулась на подушку из палых листьев. Глаза закрывались сами собою. Лес снова завращался, все быстрее и быстрее – и тут пала тьма.
Глава двадцать девятаяОбсерватория Клэйр
Шкодливая Псина просыпалась неохотно: еще несколько минут она с хрустом потягивалась, разминая затекшие лапы, позевывая и закатывая глаза. Наконец собака встряхнулась – и затрусила к двери. Но Лираэль осталась стоять на месте, решительно скрестив на груди руки.
– Псина! Нам надо поговорить!
Псина изобразила удивление и картинно прижала уши.
– А разве мы не торопимся домой? Время уже за полночь, знаешь ли. Собственно, третий час утра.
– Ох, нет! – всполошилась Лираэль, напрочь позабыв о важном разговоре. – Быть того не может! Бежим скорее!
– Но если ты все-таки хочешь что-то обсудить, – Псина уселась на задние лапы и с чрезвычайно внимательным видом наклонила голову, – так я всегда говорила: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
Лираэль не ответила. Она сломя голову кинулась к двери, по дороге ухватив Псину за ошейник и резким рывком заставляя ее встать.
– Ой! – взвизгнула собака. – Я же просто пошутила! Да бегу я, бегу!
– Ну же, ну! – восклицала Лираэль, сначала толкая дверь ладонями, потом пытаясь потянуть ее на себя – без особого успеха, учитывая, что никакой ручки на двери не было. – Ох, да как же она открывается-то?
– А ты ее попроси, – невозмутимо посоветовала Псина. – Чего зря толкать-то!
Лираэль раздраженно фыркнула, вдохнула поглубже – и заставила себя произнести:
– Дверь, откройся, пожалуйста!
Дверь секунду подумала – а затем медленно отворилась внутрь, давая Лираэль время отступить на шаг. Сквозь проем донесся рев реки, а вместе с ним налетел прохладный ветерок, взметнув опаленные волосы Лираэль. Но ветер принес и кое-что еще – нечто, что привлекло внимание Псины, хотя Лираэль ничего не почувствовала.
– Хмм, – протянула Псина, поворачивая одно ухо в сторону двери и освещенного Хартией моста за нею. – Люди. Клэйры. Весьма вероятно, даже тетушка.