Поэзия в опале.
В забвенье имена.
О, как мы низко пали…
Как пала вся страна!
И что теперь мне делать
Без помыслов своих?
И вскинут флагом белым
Мой одинокий стих.
«Когда себя от дружбы отлучаем…»
Когда себя от дружбы отлучаем,
Мы угасаем сердцем и умом.
И света изнутри не излучаем,
Как брошенный хозяевами дом.
«Мне напомнил сцену …»
Мне напомнил сцену
Потемневший пруд.
До чего ж красиво
Лебеди плывут.
Над прудом рыбак,
Как памятник азарту.
Осень…
Скоро все цветы умрут,
Возвратясь подснежниками к марту.
Я люблю сентябрьские дни.
И прошу судьбу — «Повремени.
Не спеши расстаться с красотою…»
Но шуршит и падает листва.
А природа, как всегда, права —
Быть ли белой ей иль золотою,
Снег над ней иль майские грома,
Спит луна в ветвях иль дождь играет.
Да, природа, как всегда, права.
Потому что вечна,
Даже умирая.
«Женщины, которых я любил…»
Женщины, которых я любил,
Мне милы и дороги поныне.
Даже и вдали — они богини,
Женщины, которых я любил.
Для меня не меркли никогда
Красота их, молодость и нежность.
Чувствую я власть их, как и прежде,
Через все разлуки и года.
Женщины, которых я любил,
Жизнь мою украсили собою.
Каждая была моей судьбою,
Как и я для них судьбою был.
Я не знаю, где они теперь.
Жизнь мелькнула,
Как прощальный танец.
И хотя любовь в стихах осталась,
Мне печально от былых потерь.
Дай им Бог и счастья, и добра,
И еще всего, о чем мечталось.
И вдобавок крошечную малость —
Отсвета от давнего костра.
На три жизни мне достанет сил,
Потому что радужной порою
Не прошли случайно стороною
Женщины, которых я любил.
Сен-Санс. «Умирающий лебедь»
Майе Плисецкой
В ожидании вечной разлуки
Голос ангела тихо угас.
Затихают бессмертные звуки,
Чтоб печально продолжиться в нас.
Сквозь столетья послав эти чувства,
Предсказал своей музыкой он
Невозможное Ваше искусство —
И паренье, и грустный наклон.
Умирающий лебедь Плисецкой —
Воскрешенная музыкой смерть.
И отчаянье женского сердца,
И надежда наивных сердец.
Но, прощаясь в смиренье и муке,
Вдруг мелодия та замерла.
Гениальные Манны руки —
Два бессильных великих крыла.
По какому наитью оттуда
Предсказал своей музыкой он
Осиянное Господом чудо —
Над величием прошлых имен?
«Срывают отчий дом…»
Срывают отчий дом.
Как будто душу рушат.
Всё прошлое — на слом.
Прощаемся с минувшим.
Прощаемся с собой.
Ведь столько лет послушно,
Как маленький собор,
Хранил он наши души!
Всю жизнь мы жили в нем,
Беду и радость знали.
Охвачены огнем
Мои воспоминанья.
Как жаль, что довелось
Дожить до дня такого…
Отец не прячет слез.
Застряло в горле слово.
И дом в последний раз
Глядит на всех незряче.
То ли жалеет нас,
То ль о минувшем плачет.
«Я счастлив с тобой и спокоен…»
Ане
Я счастлив с тобой и спокоен,
Как может спокоен быть воин,
Когда он выходит из битвы,
В которой враги его биты.
Мы вновь возвращаемся в город,
Где серп в поднебесье и молот.
Давай же — серпом своим действуй
По барству, по лжи и лакейству.
А там по традиции давней
Я молотом с маху добавлю.
Нам так не хватало с тобою
Российского ближнего боя!
Не все наши недруги биты,
Не все позабыты обиды,
Кому-то по морде я должен…
И что не успел — мы продолжим.
Поездка в Цфат
Встретились мы с ней накоротке
В мастерской среди полотен добрых.
Я читаю номер на руке —
Это смерть оставила автограф.
Узников в фашистских лагерях,
Как скотину, цифрами клеймили.
И развеян по планете прах
Тех, кому отказано в могиле.
Ей невероятно повезло —
Побывать в аду и возвратиться.
И синеет на руке число —
Горестная память Аушвица.
До сих пор пугаясь тех годов,
Пишет Вера радости людские.
Чей-то сад и множество цветов,
Детский взгляд и довоенный Киев.
Но с руки не сходит синий знак…
Я смотрю и молча поражаюсь:
Жизнь ее, прошедшая сквозь мрак,
Излучает свет нам, а не жалость.
Может быть, тому причиной Цфат —
Город живописцев и поэтов.
Выбираю взглядом наугад
Самый светлый из ее сюжетов.
«В ясную погоду …»
В ясную погоду
«Юности» моей
Был я всем в угоду,
Стольких знал друзей.
За крамолу битый,
Возглавлял журнал.
Даже сам А. Битов
Как-то повесть дал.
Часто Вознесенский
Снисходил до нас.
Наш тираж вселенский
Был ему как раз.
И, поправив гранку,
Искромсав листы,
Уезжал в загранку
Гений суеты.
Имена, фамилии,
Блеск и мишура…
Что-то все забыли,
Как жилось вчера.
Вспоминаю с грустью
Сгинувших друзей.
Хор былых напутствий,
Их крутой елей.
«Поздняя любовь…»
Поздняя любовь,
Как поздняя весна,
Что приходит на землю без солнца.
Поздняя любовь чуть-чуть грустна.
Даже если радостно смеется.
Пусть морщины бороздят чело.
Я забыл,
Когда мне было двадцать.
Все равно мне страшно повезло —
Ждать всю жизнь
И все-таки дождаться
Той любви,
Единственной,
Моей,
Чьим дыханьем жизнь моя согрета.
Поздняя весна…
И пусть за ней
Будет жарким северное лето.
«Наверное, мы все во власти судеб…»
Наверное, мы все во власти судеб.
И каждому намечена черта.
Но жизнь свою у Неба не отсудишь,
Когда она бездарно прожита.
И прав поэт — пусть неудачник плачет,
Коль слепо он доверился судьбе.
А мне хотелось жизнь прожить иначе,
И, веря в рок, не изменять себе.
Хотя и не дано всего предвидеть,
Но каждый всё же чуточку пророк,
Когда вставал я, как былинный витязь,
На перепутье нескольких дорог,
Я понимал, что всё решает выбор,
Но он не подотчетен небесам.
И чтоб тебе счастливый жребий выпал,
Вначале всё решить ты должен сам.
Не потому ли путь мой был отмечен
Невероятной путаницей вех,
Чтоб среди них я отыскал тот вечер,
Который нас соединил навек.
«Я жил вдали от юности своей…»
Ане
Я жил вдали от юности своей,
Вдали от красоты тверских пейзажей.
И кроме грусти — ничего не нажил.
И кроме лет — не заимел друзей.
Всё это было много лет назад,
Когда в Москву я из Твери уехал,
Когда моя наивность, словно эхо,
Осталась только в памяти цитат.
И непривычно было мне вдали —
Иные встречи, помыслы и лица…
И, если бы не суета столицы,
Мы раньше бы друг друга обрели.
Но всё у нас свершилось и сбылось,
И наша жизнь обручена со счастьем.
Мы много лет своих лампад не гасим,
Поскольку не дано светить им врозь.
Монолог Врубеля
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, —
Не поверю в эту ложь,
Как весною в белый иней.
Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, —
О тебе напомнит дождь,
Летний дождь и сумрак синий.
Потому что под дождем
Мы, счастливые, ходили.
И гремел над нами гром,
Лужи ноги холодили.