Даже если ты уйдешь,
Если ты меня покинешь, —
Прокляну тебя… И всё ж
Ты останешься богиней.
Ты останешься во мне,
Как икона в божьем храме.
Словно фреска на стене,
Будто розы алой пламя.
И пока я не умру.
Буду я тебе молиться
По ночам и поутру,
Чтоб хоть раз тебе присниться.
Чтоб проснулась ты в слезах.
И, как прежде, улыбнулась…
Но не будет знать мой прах,
Что любимая вернулась.
День дерева
Не перестану удивляться
Тому,
Как много лет назад
Без суеты и агитаций
Пустыню превратили в сад.
Теперь есть день такой,
В который
Выходят все сажать сады.
И потому здесь каждый город
В кругу зеленой красоты.
И я горжусь, что среди многих
Роскошных пальм — есть и мои.
Они стоят вблизи дороги,
Как символ искренней любви.
Когда деревья мы сажали,
Я вдруг поймал себя на том,
Что некогда земля чужая
Мне заменила отчий дом.
И как бы жизнь здесь ни сложилась,
Я знаю, что на все года
С Израилем меня сдружила
Ее садовая страда.
«Грустно мы встречаем Новый год…»
Ане
Грустно мы встречаем Новый год,
Потому что далеко Россия.
Там сейчас, наверно, снег идет,
Елки в окнах, стекла расписные.
Ряженые ходят по домам.
Им выносят рюмки на подносе.
Из домов выбрасывают хлам.
И носы краснеют на морозе.
А когда московские часы
Отсчитают прожитое время,
Мы с тобой под музыку попсы
Через страны чокнемся со всеми.
Но уж точно — следующий год
Встретим дома, где так славно жили.
Только я не знаю, что нас ждет,
Если мы сейчас уже чужие.
Строфы
«Мы скаковые лошади азарта…»
Мы скаковые лошади азарта.
На нас еще немало ставят карт.
И, может быть,
Мы тяжко рухнем завтра,
Но это завтра…
А сейчас азарт.
«Я ношу с собой Марину …»
Я ношу с собой Марину
В переплете златотканом.
Мир невежд ее отринул
И за это в пошлость канул.
Я храню ее дыханье
В белом шелесте страничном.
Мир, наполненный стихами,
Никогда не станет нищим.
«Лишь только душа обретала …»
Лишь только душа обретала
Покой, забывая про зло,
Как Муза меня покидала…
И если мне в жизни везло,
И в счастье не знал я предела,
Привыкнув к соблазнам и лжи, —
То Муза меня не жалела
И мстила за леность души.
«Годы — как кочующие звезды…»
Годы — как кочующие звезды,
Что глядят прозрачно с вышины.
Вспоминаю прожитые весны.
Забываю виденные сны.
Я о них печалиться не стану.
И по мне ты, юность, не грусти.
Вышел я однажды рано-рано.
Солнце в небе… Я еще в пути.
«Три года мучений и счастья…»
Три года мучений и счастья.
Три года любви и разлук.
Как хочется в дверь постучаться,
Увидеть восторг и испуг.
«Мы учимся на собственных ошибках …»
Мы учимся на собственных ошибках
И после повторяем их опять.
Когда душа уже в сплошных ушибах,
Мы что-то начинаем понимать.
«В том, что рядом твое крыло…»
Бырганым Айтимовой
В том, что рядом твое крыло,
Я, наверно, судьбе обязан.
Мне на светлых людей везло,
Как старателям — на алмазы.
Мне на светлых людей везло,
Как на музыку — речке Сетунь.
И, когда воцарялось зло,
Я спасался их добрым светом.
Говорят, чтобы сильным быть,
Надо, чтобы душа парила…
Ну, а мне по земле ходить,
У нее набираться силы.
И во власти земных красот
Время жизнь мою подытожит…
Мне на светлых людей везет.
Я ведь с ними светлею тоже.
Военные времена
О юность наша!
Ты была нелегкой…
В дыму июней,
В стужах январей
Ты всё познала —
И бомбежек грохот,
И скорбное терпенье матерей.
Ты всё постигла —
Силу и бессилье…
И почтальонов отрешенный взгляд,
Когда по-русски бабы голосили
По тем, кто не воротится назад.
Нам 45-й выдал аттестаты,
А зрелость нашу освятил салют,
И смех отцов, и слезы их солдаток,
Всё перенесших ради тех минут.
И потому задор двадцатилетних
Я принимаю, не боясь беды,
Как в мае зелень принимают ветви,
Чтобы цвести и приносить плоды.
Творчество
Стихи являются внезапно.
Они приходят поутру.
Не скажешь им, что лучше завтра,
Поскольку лень вступать в игру.
И ни гарантий нет, ни правил.
Всё поначалу наугад.
Как на дорогу сыплют гравий,
Так и слова в строку летят.
Но вот игра ума и чувства
Меня захватывает вдруг.
И каждый звук я слышу чутко,
Как сердца собственного стук.
Во мне и радость, и тревога —
Осилен первый перевал…
Строка, что горная дорога:
Неверный камень — и обвал.
Но всё кончается внезапно.
Стихи уходят, как пришли.
Мое перо застыло цаплей
Над тихой заводью души.
«От российской Голгофы…»
От российской Голгофы
Голгофе Господней
Поклонюсь…
И пройду этим Скорбным путем.
Всё, что было когда-то,
Вершится сегодня.
Повторяется памятью в сердце моем.
Но Голгофой не кончилась эта дорога,
Через души и судьбы она пролегла.
И когда отлучали нас силой от Бога,
Скольким людям в те годы она помогла.
Повторяется жизнь, продолжается время.
И страдальчески смотрит с иконы Христос.
Наши вечные беды, как общее бремя,
Принял Он на себя и со всеми их нес.
Потому, может быть, мы сумели осилить
И тюрьму, и войну, и разруху, и страх,
Что хранила в душе свою веру Россия,
Как хранили Россию мы в наших сердцах.
«Хочу спросить, — не знаю у кого…»
Алексею Пьянову
Хочу спросить, — не знаю у кого, —
Как дальше жить, когда душа в смятенье?
И вроде не случилось ничего…
Смешно сказать — явилось мне виденье.
Оно явилось на исходе дня.
От встречи с ним я суеверно вздрогнул.
Прекрасный образ снега и огня
На синем фоне — яростном и строгом.
Я оказался посреди огня.
Нам разминуться было слишком поздно.
И я подумал: «Что-то ждет меня,
Когда огонь мне прямо в душу послан?»
Но пламя было холодно, как снег.
А снег пылал и оставался снегом.
И синий цвет вдруг превратился в смех.
И захлебнулся этим синим смехом.
Мне было одиноко и легко.
И странно было, и неотвратимо…
Меня к огню по-прежнему влекло.
Но я летел куда-то мимо, мимо.
Хочу спросить, — не знаю у кого, —
Что означает странное виденье?
Беду мою иль чье-то торжество?
И как мне жить, когда душа в смятенье?
Аист
Белый аист, печальный аист —
Из бамбука худые голени.
Он стоит, в синеве купаясь,
Над своими птенцами голыми.
А у ног его шелест ив
Да гнезда незавидный ворох.
Весь нескладный,
Он всё ж красив, —
И красив, и смешон, и дорог…
Говорят, будто к счастью аист.
И поэтому, может быть,
Я опять, я опять пытаюсь
С доброй птицей заговорить.
Оказав мне свое доверие,
С крыши первого этажа —
Он расскажет,
Как жил в Нигерии,
Сколько верст синевы измерили
Крылья эти, домой спеша.
Долго с ним говорить мы будем,
Будто снова ему в полет…
Аист очень доверчив к людям,
Даже зависть порой берет.