Русь
Я — русский.
Я из той породы,
Чья кровь смешалась
С небом и травой.
Чьи прадеды в зеленый храм
Природы
Входили с непокрытой головой.
И молча били низкие поклоны
Клочку земли —
В страду и в недород.
Им Русь казалась горькой и соленой,
Как слезы жен
Или над бровью пот.
Всё помнит Русь —
И звоны стрел каленых,
И отсветы пожаров на снегу…
Мы входим в жизнь
Открыто и влюбленно.
Уйдем —
Оставшись перед ней в долгу.
«Я все с тобой могу осилить…»
Ане
Я все с тобой могу осилить
И все могу преодолеть.
Лишь не смогу забыть Россию,
Вдали от дома умереть.
Как ни прекрасна здесь природа,
И сколько б ни было друзей,
Хочу домой. И час исхода
Неотвратим в судьбе моей.
Когда вернемся мы обратно
В свои российские дела,
Я знаю, что ты будешь рада
Не меньше, чем уже была.
Но вдруг однажды к нам обоим
Придет во сне Иерусалим…
И, если мы чего-то стоим,
Мы в то же утро улетим.
И, окунувшись в жаркий полдень,
Сойдем в библейскую страну.
И все, что было с нами, — вспомним.
И грусть воспримем, как вину.
Свеча от свечи
В Пасхальную ночь
Небеса зажигают
Все свечи свои,
Чтобы ближе быть к нам.
Под праздничный звон
Крестный ход завершает
Свой круг.
И вливается медленно в Храм.
Вдруг гаснет свеча от внезапного ветра.
И ты суеверно глядишь на меня,
Как будто душа вдруг осталась без света…
Но вспыхнул фитиль от чужого огня.
Свеча от свечи…
И еще одно пламя,
Еще один маленький факел любви.
И стало светлее и радостней в Храме,
И слышу я сердцем молитвы твои.
А люди, что с нами огнем поделились,
Уже не чужие — ни мне, ни тебе.
Как будто мы с ними душой породнились.
И лица их, словно лампады, светились.
И свет их останется в нашей судьбе.
«Я — в гостинице…»
Я — в гостинице.
А за окнами
По-осеннему грустный вид.
Бродит осень лугами мокрыми,
Заморозить их норовит.
Я печально смотрю на берег,
На крутой его поворот.
Словно где-то мой дом затерян.
И всё ждет он меня. Всё ждет.
Словно юность моя осталась
На холодном на волжском дне.
И спокойная,
Будто старость,
Волга зябко течет по мне.
«Зимний пир — таков в лесу обычай…»
Зимний пир — таков в лесу обычай —
Собирает много птичьих стай.
И плывет по лесу гомон птичий,
Словно за столом звенит хрусталь.
Собирая корм, синицы скачут.
На снегу расселись снегири,
Будто это расстелили скатерть,
Вышитую пламенем зари.
Через сук салфетку перекинув,
Над гостями клонится дубок.
Набросали птицы под осину
Кучу вилок — отпечатки ног.
Щедрый вечер им на третье подал
С медом рог… Ты только посмотри:
Раскраснелись, словно от работы,
Сытые смешные снегири.
И в густую хвою песни спрятав,
Засыпают птицы на суках…
А внизу стоят, как поварята,
Пни в огромных белых колпаках.
«Это как наваждение…»
Это как наваждение —
Голос твой и глаза.
Это как наводнение,
И уплыть мне нельзя.
Всё затоплено синью —
Синим взглядом твоим.
Посредине России
Мы с тобою стоим.
И весенние ветки
Над водой голубой —
Словно добрые вехи
Нашей встречи с тобой.
Я смотрю виновато.
Я в одном виноват:
Что чужой мне была ты
Час иль вечность назад.
Музыка
Послушайте симфонию весны.
Войдите в сад,
Когда он расцветает,
Где яблони,
Одетые цветами,
В задумчивость свою погружены.
Прислушайтесь…
Вот начинают скрипки
На мягких удивительных тонах.
О, как они загадочны и зыбки,
Те звуки,
Что рождаются в цветах!
А скрипачи…
Вон сколько их!
Взгляните…
Они смычками зачертили сад.
Мелодии, как золотые нити,
Над крыльями пчелиными дрожат.
Здесь всё поет…
И ветви, словно флейты,
Неистово пронзают синеву…
Вы над моей фантазией не смейтесь.
Хотите, я вам «Ля мажор» сорву?
«Никто не знает, что нас ждет…»
Никто не знает, что нас ждет.
А мы судьбе не доверяем.
Никто не знает наперед,
Где мы найдем, где потеряем.
Никто не знает, что нас ждет.
Я в ожиданье встречи замер…
Но птица счастья свой полет
Не согласовывает с нами.
И я загадывать боюсь.
Решишь — а жизнь переиначит.
Ужо, я думал, посмеюсь…
Но все во мне грустит и плачет:
То боль чужая бередит,
То сердце жжет своя обида.
Живу у радости в кредит
И не показываю вида.
«Деревья инеем покрыты…»
Деревья инеем покрыты.
И лес, понурившись, стоит,
Как будто холодок обиды
В своем молчании таит.
Еще нет снега — только иней.
И нет зимы, а стынь одна.
И Стольный град, казалось, вымер, —
Такая в граде тишина.
Всё впереди — снега, метели…
И лес несется в эту даль,
Уже предчувствуя веселье
Сквозь уходящую печаль.
Разговор с морем
Которые сутки всё море штормит.
Неужто на шторм не истрачен лимит?
Но катятся волны с утра до утра.
А все говорят, что природа мудра.
Вон сколько впустую истрачено сил,
Как будто бы кто-то об этом просил.
Капризный, неистовый, злой водоем.
Мне жалко всю живность, живущую в нем.
Наверно, у крабов от шума мигрень.
Я морю кричу: «Неужели не лень
Тебе эти тонны бросать день-деньской?!
Неужто тебе не приятен покой?»
И море вступило со мной в разговор:
«Я мщу за молчание мертвых озер,
За горькую тишь изведенных лесов,
За память притихших речных голосов.
Хочу, чтоб вам души омыла волна.
Чтоб помнили люди — Природа сильна…»
«Как высоко мы поднялись…»
Как высоко мы поднялись,
Чтоб с Солнцем встретиться в горах!
А ты смеялась, глядя вниз,
Боясь случайно выдать страх.
Я успокаивал тебя…
Когда вдвоем — совсем не страшно.
И горы в красках октября
Внимали этим мыслям нашим.
О, как порою высота
Сердцам людским необходима:
Обиды, беды, суета,
Как облака, — проходят мимо.
«Я одинокий волк…»
Я одинокий волк…
Я не хочу быть в стае.
Пожар в крови уже заметно стих.
И одинокий след мой
По весне растает,
Как тает сила в мускулах моих.
Мне в одиночку выжить не удастся.
Крутую зиму мне не одолеть.
Но, чтобы волком до конца остаться,
В отчаянном броске
Хочу я встретить смерть.
В последний раз вкушу азарт погони.
Пройду по краю на семи ветрах.
Я старый волк.
Но я пока в законе.
И мой оскал еще внушает страх.
«Боюсь подумать…»
Ане
Боюсь подумать —
Как ты без меня…
Как зимний вечер
В доме без огня.
Как музыка —
На черных строчках нот,
Когда оркестр давно ее не ждет.
Боюсь подумать —
Как ты без меня…
В тверских просторах
Расцветет земля,
И Волга вдруг печалью поразит,
Когда по водам лодка заскользит.
Но я тебе о том не говорю.
Я снова окна распахну в зарю…
И среди ночи ты проснешься вдруг.
И вновь меня разбудит твой испуг.