тот портрет, где ты такой счастливый.
«В какой из космических сфер …»
В какой из космических сфер
Душа твоя горько блуждает?
А жизнь лишь обидный пример,
Что зло на земле побеждает.
Тебе еще жить бы да жить.
В походы ходить и на танцы.
И дружбой в беде дорожить.
И сына растить, и влюбляться.
Устав от семейных невзгод,
Сказал ты в разгар своих тягот:
«Не очень в любви мне везет.
Так пусть повезет ей хотя бы…»
«Как же я не почувствовал, не уловил…»
Как же я не почувствовал, не уловил,
Что душа твоя медленно падала в пропасть.
Что в тебе не осталось ни веры, ни сил.
Лишь обида осталась да детская робость.
И в последние дни своей горькой любви,
Когда ты уходил в себя, словно в подполье,
Ты воздвиг себе храм на грядущей крови,
Символический храм из надежды и боли.
Но молитвы твои не дошли до небес.
Не услышало их равнодушное сердце.
Чтоб всё разом решить, ты навеки исчез…
Ничего не нашел ты надежнее смерти.
«Я живу вне пространства…»
Я живу вне пространства,
Вне времени, вне адресов…
Я живу в бесконечности горя и боли.
Потому и не слышу родных голосов,
Вызволяющих душу мою из неволи.
Я пока эту боль побороть не могу.
И, наверно, уже никогда не сумею.
Как пустынно сейчас на моем берегу,
Навсегда разлученному с жизнью твоею.
«Не могу поверить до сих пор…»
Не могу поверить до сих пор,
Что вернусь в Москву к твоей могиле.
Не война, не случай и не киллер, —
Сам себя ты расстрелял в упор.
И кого хотел ты убедить
В споре меж обманом и любовью.
Лишь позор всегда смывался кровью.
Всё иное можно позабыть.
«Когда луна свой занимает пост …»
Когда луна свой занимает пост
И тишина весь Божий мир объемлет,
Я чувствую, как под присмотром звезд
Душа твоя торопится на землю.
А сын твой спит и ничего не знает,
Что дух отца над ним всю ночь парит,
Надеясь, что судьба его земная
Твоих обид и бед не повторит.
«Третий год я на Святой земле…»
Третий год я на Святой земле.
Третий год покой твой непробуден.
Я всё жду, что ты приснишься мне.
Встреч иных у нас уже не будет.
Я всё жду, что ты приснишься мне.
И когда Господь окажет милость,
Я узнаю, что в ту ночь случилось.
Лишь бы нам побыть наедине.
Тайну смерти знаешь ты один.
Тайна жизни — тайной и осталась.
Ты меня не провожаешь в старость.
Я тебя в разлуку проводил.
«Я молюсь о тебе в иудейской стране…»
Я молюсь о тебе в иудейской стране.
Я молюсь за тебя на земле Иисуса.
Но от этих молитв только горестней мне.
Не сниму я с души непосильного груза.
Я в одном виноват, что в тяжелые дни,
Когда ты в моем слове и в дружбе нуждался,
Твоя жизнь для меня оказалась в тени,
И понять ее издали я не пытался.
Мне казалось, что всё образуется вновь,
Как уже не однажды бывало с любовью.
Я иду за тобою в ту страшную ночь.
И склонилась звезда к твоему изголовью.
«Не ропщу… Ничего мне нельзя изменить…»
Не ропщу… Ничего мне нельзя изменить.
Невозможно ничто возвратить из былого.
Прервалась эта еле заметная нить,
На которой держалось отцовское слово.
«Он тебе напоследок признался в любви…»
Он тебе напоследок признался в любви.
Не словами, не взглядом, а пулей шальною.
С этой жуткой минуты все будни твои
Поплывут по душе бесконечной виною.
Он обидой своей зарядил пистолет.
Ты не знала, что слово страшней пистолета.
И оно сорвалось… И прощения нет.
И прощенья не будет на многие лета.
А в душе моей все еще страшно звучит
Эхо выстрела, что прозвучал в вашем доме.
И я слышу, как внук мой негромко кричит,
Сиротливо к глазам прижимая ладони.
«Пятый год, как нет тебя со мною…»
Пятый год, как нет тебя со мною.
Только начал жить — уже итог.
Видно суждено так… А с судьбою
Безнадежны компромисс и торг.
Принимаю жизнь как наказанье.
Как не искупленную вину.
Ни молитвами и ни слезами
Я былое наше не верну.
И чем больше времени проходит,
Тем необъяснимей твой уход…
Ничего вокруг не происходит.
Ничего не происходит пятый год.
«Несправедливо мир устроен…»
Несправедливо мир устроен, —
Он то жесток, то суетлив.
И так мне не везло порою.
Но ты был жив…
Решив уехать из России
В край Откровений и олив,
Я знал — замучит ностальгия.
Но ты был жив…
Но ты был жив.
И мне казалось —
Я слышу голос твой — «Держись…»
А год иль два — такая малость,
Когда была в запасе жизнь.
Но ты не знал и я не думал,
Что рано кончится запас.
И как пылинку ветер сдунул
Надежду, что роднила нас.
И жизнь моя осталась в прошлом,
Где мы с тобой наедине…
И ни в Кабуле, и ни в Грозном, —
Погиб ты в собственной войне.
И проиграв ценою жизни,
И победив ценой любви,
Ты был, наверно, Богом призван
На все сражения свои.
Строфы
«He говорю тебе — „Прощай!“…»
He говорю тебе — «Прощай!»
Земля Христа, страна Давида.
Но есть во мне одна обида,
Одна безмерная печаль,
Что поздно я пришел сюда.
Что лишь на грани жизни долгой
Взошла во мне твоя Звезда,
Соединясь с зарей над Волгой.
«Не знаю, сколько мне судьба отмерит…»
Не знаю, сколько мне судьба отмерит,
Но, если есть в запасе год,
Вернусь на озеро Киннерет,
Построю там библейский плот.
И уплыву на нем в легенду
По той воде, где шел Христос.
И красоту возьму в аренду,
Ту, что увидеть довелось.
«Я вспомнил Волгу возле Иордана…»
Я вспомнил Волгу возле Иордана.
И было это радостно и странно.
И музыка воды во мне звучала,
Как будто нас одна волна качала.
«Над горами легкая прохлада…»
Над горами легкая прохлада.
И чисты, как слезы, небеса.
У развалин крепости Масада
Слышатся мне чьи-то голоса.
«Чтобы сердце минувшим не ранить …»
Чтобы сердце минувшим не ранить
И не жечь его поздним огнем,
Не будите уснувшую память,
А живите сегодняшним днем.
Вас судьба одарила любовью,
Осенила волшебным крылом?
Не гадайте, что ждет вас обоих,
А живите сегодняшним днем.
«Жизнь нуждается в милосердии…»
Жизнь нуждается в милосердии…
Милосердием мы бедны.
Кто-то злобствует, кто-то сердится,
Кто-то снова в тисках беды.
Жизнь нуждается в сострадании…
Наши души — как топоры…
Слишком многих мы словом ранили,
Позабыв, что слова остры.
«Берегите здоровье друг друга…»
Берегите здоровье друг друга.
У Природы мы — малая часть.
Вы кому-то ответили грубо —
Чью-то жизнь сократили сейчас.
«Зову друзей, которых я забыл…»
Зову друзей, которых я забыл.
Кого в гордыне оттеснил в былое.
Растратив в суете и ум, и пыл,
Вхожу в свою разрушенную Трою.
«Отходит от перрона поезд…»
Отходит от перрона поезд,
Как будто от души моей.
И кто-то смотрит, успокоясь,
На колыхание огней.
А кто-то им вдогонку плачет,
И, видно, боль его права.
И ничего уже не значат
В окне беззвучные слова.
«В этом имени столько нежности…»
В этом имени столько нежности,
И простора, и синевы,
Молодой озорной безгрешности,
Не боящейся злой молвы.
Над Землей пролетают птицы —
Это имя твое струится.
Это имя твое несется