20 Музы, ступайте вы прочь, если бессильны стихи!
Ах, дары добывать я должен грехом и убийством,
Чтобы в слезах не лежать возле закрытых дверей!
Иль воровать из храмов святых богов украшенья.
Только Венеру тогда раньше других оскорблю:
25 Учит злодействам она, госпожой моей хищницу сделав.
Пусть святотатственных рук дело узнает теперь!
Сгиньте же все, кто себе изумруды зеленые копит,
Кто белоснежную шерсть красит в тирийский багрец!
Все это вводит в соблазн, и блестящий из Красного моря
30 Жемчуг, и косская ткань жадных красавиц влекут.
Так зародилося зло — и ключ на дверях появился,
И устрашающий пес сторожем лег на порог.
Но потряси хорошенько мошной — и сломлена стража,
И отворяется дверь, да и собака молчит.
35 Если же алчной, увы, красоту еще дал небожитель, —
Вот уж прибавил добра к полному скопищу зол!
Тут уж и плач и ссоры звучат, и это причиной
Стало тому, что Амур богом бесчестным прослыл.
Ты же, гонящая прочь друзей, превзойденных богатством, —
40 Ветер пускай и огонь прахом развеют твой скарб!
Пусть на твой лютый порог со смехом юноши смотрят,
Не подавая воды, чтобы огонь погасить;
Если придет к тебе смерть, пусть никто над тобой не заплачет
И не украсит ничем мрачных твоих похорон.
45 Та, что была нежадна и добра, хоть живи она до ста,
Слезы исторгнет у всех перед последним костром:
Смотришь, иной старичок, из почтенья к любви догоревшей,
Ей ежегодно венки будет на гроб приносить
И, уходя, говорить: «Покойся тихо и мирно,
50 И беспечальным костям пухом да будет земля!»
Правда все то, что пою; но есть ли мне польза от правды?
Должно Амуру служить так, как велит госпожа.
Если бы предков гнездо продать она мне приказала, —
Лары, прощайте! Теперь всё распродам я с торгов!
55 Сколько б отрав ни лила Цирцея и ядов — Медея,
Сколько бы трав ни росло на фессалийской земле,[215]
Сок, что струится из чресл кобылицы, горящей желаньем,
Там, где Венера томит похотью дикий табун, —
Сотни дурманов иных смешай, о моя Немесида, —
Все за один только взгляд, ласковый выпью до дна!
Смилуйся, Феб, над новым жрецом, в твой храм приходящим:
Будь здесь с кифарой своей, с песней сюда снизойди.
Ныне созвучных ладов коснись перстами, молю я,
Ныне в хвалы обрати ты песнопенья мои.
О, снизойди, возложив на главу триумфальные лавры,
5 К жертвам твоих алтарей, к древним святыням твоим.
Пышный, блестящий приди: надень нарядное платье,
Длинные кудри свои на голове расчеши.
Будь таким же, как был, когда ты, по изгнанье Сатурна,
10 Гимны Юпитеру пел, славил победу его.
Ты прозреваешь в веках, и жрец, тобой вдохновенный,
Знает, какую судьбу вещие птицы сулят;
Жребий подвластен тебе, и тобою научен гадатель
Темные знаки богов в жертвенных недрах читать;
15 И, вдохновенный тобой, не обманет гекзаметр сивиллы[216]
Римских мужей никогда, им предрекая судьбу.
Феб, Мессалину дозволь коснуться пророческих хартий
И песнопенья, молю, жрицы твоей вдохнови.
Жребий она Энею дала,[217] когда, по преданью,
20 Спас он отца своего, ларов, спасая, унес.
Не помышлял он о Риме еще, взирая печально
На роковой Илион[218] и на горящих богов.
Ромул еще не сложил те стены вечного града,
Где поселиться не смог вместе с ним брат его Рем.[219]
25 На Палатине[220] паслись, заросшем травою, коровы,
И покрывали ряды хижин Юпитеров холм,
Пан, окроплен молоком,[221] стоял там под каменным дубом,
Палес из древа была грубым ножом создана,
Там кочевой пастух, на ветвях свой дар помещая,
30 Богу лесному[222] в обет звонкую вешал свирель.
Этой свирели лады из тростинок составлены разных,
Воском спаян их ряд — от головной до меньшой.
Там же, где ныне лежит равнина Велабра,[223] бывало
Лодочка малая шла по неглубокой воде;
35 Эта дорога несла в угоду хозяину стада,
Юноше с толстой сумой — девушку в полдничный день
И возвращалися с ней дары изобильной деревни —
Сыр и барашек младой от белоснежной овцы.
[224]" «Неутомимый Эней,[225] Амура крылатого братец!
40 Ты, что на беглых челнах Трои святыни везешь,
Вот уж Юпитер тебе указует лаврентские земли,[226]
Ларов-скитальцев зовет гостеприимный приют.
Там небеса обретешь, когда Яумиция волны,
Как Индигета,[227] тебя к сонму богов вознесут.
45 Вот уж Победа летит над кормой кораблей утомленных,
Слышат троянцы твои гордой богини привет.
Вот уж пожаром блестит пылающий лагерь рутулов:
Я предрекаю, о Турн,[228] близкую гибель твою!
Лагерь Лаврента я зрю, предо мною Лавиния стены,[229]
50 Долгую Альбу — оплот вижу Аскания[230] я,
Илия,[231] вижу тебя, о жрица, любезная Марсу,
Вижу, как бросила ты Весты святой алтари,
Тайный брак завершен, упали девичьи повязки,
Страстного бога доспех на побережье забыт.
55 Траву щипите, быки, пока можно, на всем семигорье,[232]
Скоро на этих лугах мощный воздвигнется град.
Рим, для подвластных земель роковым твое имя пребудет
Там, где на нивы свои с неба Церера глядит,
Там, где рождается день, и там, где река Океана
60 Моет вечерней волной Солнца усталых коней.
Троя тогда на себя подивится[233] и скажет, что славно
Долгий ваш путь завершен в доброй заботе о ней.
Столь же верна моя речь, как безвредны мне яства из лавра,
Как нерушима вовек девственность плоти моей».[234]
65 Так прорицала, о Феб, вещунья, тебя призывая,
И потрясала главой, тучей взвивая власы.
………
………
Все Амальфеи слова, и песнь Герофилы Марнесской,
Предупреждения все мудрой гречанки Фито.[235]
Также оракул святой, что по водам реки Аниена[236]
70 Встарь тибуртянка несла,[237] не замочив, на груди
………
………
Знаменья злые войны, комету они предсказали,
С ней предвещали земле яростный каменный дождь;
Молвят, гремела труба, и оружье бряцало на небе,
И прорицали леса бегства ужасную весть;
75 Землю окутал туман, даже самое Солнце затмилось
И в колесницу весь год бледных впрягало коней;
Изображенья богов проливали горючие слезы,
И, предвещая беду, заговорили быки.[238]
Все это было давно; а теперь, Аполлон милосердный,
80 Знаменья злые сокрой бурного моря волной.
Пусть на священном огне затрещат лавровые ветви,
Вестью благою суля радостный год и святой.
Если же лавр благовестье подаст, ликуйте, селяне:
Житницы ваши набьет спелым Церера зерном,
85 Будет топтать виноград крестьянин, измазанный суслом,
Доверху все он нальет бочки и чаны свои,
Вакхом омытый пастух прославит свой праздник — Палилий[239]
Сельских: уйдите теперь, волки, подальше от стад!
Выпивши, он подожжет священные кучи соломы,
90 Сложенной по старине, прыгать сквозь пламя начнет:
Деток жена народит, и малый сынок поцелуи
Будет срывать у отца, за уши крепко схватив;
Деду не надоест сторожить молодого внучонка,
Не надоест старику с ним по-ребячьи болтать.
95 Богу воздавши дары, молодежь на траве примостится,
Там, где старинных дерев падает зыбкая тень,
Иль из одёжи кругом навесы раскинет с венками
И водрузит пред собой кубок увенчанный свой;
Каждый, праздничный пир себе приготовив, поставит
100 Дерном обложенный стол, ложе из дерна собьет.
Юноша там, захмелев, браниться с милою будет,
После же будет просить ругань свою позабыть.
С милой подругой жесток, — отрезвившись, он горько заплачет,
Пылко начнет уверять, будто свихнулся с ума.
105 Пусть же и стрелы и лук, о Феб, с твоего дозволенья
Сгинут, да будет у нас впредь безоружен Амур!
Славно искусство стрельбы, но едва Купидон за оружие
Взялся, — и многим, увы, зло причинила стрельба,