Счастье райского венца
Там, где ангелы готовят
Нам блаженство без мясца.
Михель, вера ль ослабеет,
Иль окрепнет аппетит,
Будь героем, и скорее
Кубок жизни зазвенит.
Михель, пищей без стесненья
Свой желудок начини,
А в гробу пищевареньем
Ты свои заполнишь дни.
ВОТ ПОГОДИТЕ!
Сверкать я молнией умею,
Так вы решили: я не гром.
Как вы ошиблись! Я владею
И громовержца языком.
И только нужный день настанет. —
Я должен вас предостеречь:
Раскатом грома голос грянет,
Ударом грозным станет речь.
В часы великой непогоды
Дубы, как щепки, полетят,
И рухнут башенные своды
Старинных храмов и палат.
СИЛЕЗСКИЕ ТКАЧИ[19]
Угрюмые взоры слезой не заблещут!
Сидят у станков и зубами скрежещут.
«Германия, саван тебе мы ткем,
Вовеки проклятье тройное на нем,
Мы ткем тебе саван!
Будь проклят бог! Нас мучает холод,
Нас губят нищета и голод,
Мы ждали, чтоб нам этот идол помог,
Но лгал, издевался, дурачил нас бог.
Мы ткем тебе саван,
Будь проклят король и его законы!
Король богачей, он презрел наши стоны,
Он последний кусок у нас вырвать готов
И нас перестрелять, как псов.
Мы ткем тебе саван!
Будь проклята родина, лживое царство
Насилья, злобы и коварства,
Где гибнут цветы, где падаль и смрад
Червей прожорливых плодят.
Мы ткем тебе саван!
Мы вечно ткем, скрипит станок,
Летает нить, снует челнок,
Германия старая, саван мы ткем,
Вовеки проклятье тройное на нем,
Мы ткем тебе саван!»
ОБЕЩАНИЕ
Ты не будешь беспризорной,
О немецкая свобода,
Нынче скверная погода!
Без сапог ходить зазорно.
От зимы, мороза злого,
Ты дрожать не будешь зябко.
Вот с наушниками шапка
Для тебя уже готова.
Все к тебе так благосклонно,
Ты получишь пищи много,
Но держись лишь, ради бога,
Рамок строгого закона.
Забывай обиды быстро,
Уважать учись сызмальства
Всевозможное начальство,
Начиная с бургомистра.
НОВЫЙ АЛЕКСАНДР[20]
1
Есть в Фуле[21] король. От шампанского он
Пускает слезу неизменно.
Лишь только выпьет шампанского он,—
И море ему по колено.
И рыцарский созвав синклит,
Пред всей исторической школой[22]
Тяжелым языком бубнит
Властитель развеселый.
«Когда Александр, македонский герой,
С немноголюдной ратью
До Индии прошел войной,
Он пить созвал всю братью.
Так жажда мучила его
В походах от боя до боя,
Что запил он, празднуя торжество,
И помер от запоя.
Вот я — мужчина покрепче, друзья,
И дело продумал до точки:
Чем кончил он, тем начал я, —
Я начал с винной бочки.
Когда хлебнешь, к боевому венцу
Быстрей находишь дорогу.
За чаркой — чарка, и, смотришь, к концу
Весь мир покорен понемногу.
2
Сидит наш второй Александр и врет
Среди одурелого клира.
Герой продумал наперед
План покоренья мира.
«Эльзас-лотарингцы нам свояки,
Зачем тащить их силой?
Ведь сами идут за коровой телки,
И жеребец за кобылой.
Шампань! Вот эта страна мне милей:
Отчизна винограда!
Чуть выпьешь — в голове светлей
И на душе отрада.
Там ратный дух мой пробудится вновь —
Я в битвах смел и пылок!
И хлопнут пробки, и белая кровь
Польется из бутылок.
И мощь моя брызнет пеной до звезд,
Но высшую цель я вижу:
Хватаю славу я за хвост,
И — полным ходом к Парижу!
Там будет отдых у нас — решено!
Ведь на заставе, у арки,
Без пошлины пропускают вино
Какой угодно марки.
3
Наставник мой, Аристотель мой
Был попик[23], но не в Париже,
А в дальней колонии. Он носил
На курточке белые брыжжи.
Он как философ являл собой
Всех антитез сочетанье,
И по своей же системе, увы! —
Он дал мне воспитанье.
Ни рыба, ни мясо — двуполым я стал,
Ни женщина, ни мужчина!
Из диких крайностей наших дней
Дурацкая мешанина.
Я не хорош, но я и не плох,
Ни глуп, ни умен (понятно),
И если сделал шаг вперед,
Тотчас иду обратно.
Господь Иисус — мой надежный оплот.
И Вакх[25] у меня не в загоне.
Так два антитезные божества
Слились в одной персоне.
АУДИЕНЦИЯ[26]
«Я в Ниле младенцев топить не велю,
Как фараоны злодеи.
Я не убийца невинных детей,
Не Ирод, тиран Иудеи.
Я, как Христос, люблю детей,
Но жаль, я вижу их редко.
Пускай войдут мои детки, — сперва
Большая швабская детка».
Так молвил король. Камергер побежал
И воротился живо,
И детка швабская за ним
Вошла, склонясь учтиво.
Король сказал: «Ты, конечно, шваб?
Тут нечего стыдиться!» —
«Вы угадали, — ответил шваб, —
Мне выпало швабом родиться».
«Не от семи ли ты швабов[27] пошел?» —
Спросил король лукаво.
«Мне мог один лишь быть отцом,
Никак не вся орава!»
«Что в этом году? — продолжал король. —
Удачные в Швабии клецки?» —
«Спасибо за память! — ответил шваб, —
У нас удачные клецки».
«А есть великие люди у вас?» —
Король промолвил строго.
«Великих нет в настоящий момент,
Но толстых очень много».
«А много ли Менделю[28], — молвил король,—
Пощечин новых лопало?» —
«Спасибо за память, — ответил шваб, —
А разве старых мало?»
Король сказал: «Ты с виду прост,
Однако не глуп на деле».
И шваб ответил: «А это бес
Меня подменил в колыбели!»
«Шваб должен быть, — сказал король, —
Отчизне верным сыном.
Скажи мне правду: отчего
Ты бродишь по чужбинам?»
Шваб молвил: «Репа да салат —
Приевшиеся блюда.
Когда б варила мясо мать,
Я б не бежал оттуда!»
«Проси о милости», — молвил король,
И, пав на колени пред троном,
Шваб вскрикнул: «Верните свободу, сир,
Германцам угнетенным!
Свободным рожден человек, не рабом!
Нельзя калечить природу!
О, сир, верните права людей
Немецкому народу!»
Взволнованный, молча стоял король,
Была красивая сцена.
Шваб рукавом утирал слезу,
Но не вставал с колена.
И молвил король: «Прекрасен твой сон!
Прощай — и будь осторожней!
Ты, друг мой, — лунатик, надо тебе
Двух спутников дать понадежней.
Два верных жандарма проводят тебя
До пограничной охраны.
Ну, надо трогаться, — скоро парад,
Уже гремят барабаны!»
Так трогателен был финал
Сей трогательной встречи.
С тех пор король не впускает детей —
И слышать не хочет их речи.
В Германии, в дорогой отчизне
Растет повсюду древо жизни.
То — вишня. Всех нас тянет к ней,
Но страх перед пугалом все же сильней.
Каждый из нас, точно птица,
Чортовой рожи боится,
Но вишня каждое лето цветет,
И каждый песнь отреченья поет.
Хоть вишня сверху и красна,
Но в косточке смерть затаила она,
Лишь в небе создал вишни
Без косточек всевышний.
Бог сын, бог отец, бог дух святой.
Мы, немцы, чтим их всей душой.
Душа немецкая грустит,
Когда к ним долго не, летит.
Лишь на небе вовеки