Но разглядеть их лица, черты было невозможно. Капсулы словно бы скрывали своих обитателей за пеленой тумана, сквозь которую проступали лишь смутные, размытые образы гуманоидного образа.
Это были колонисты, новые хозяева Земли, последняя надежда планеты. Они спали, ожидая часа пробуждения, которое могло так и не наступить, если я не справлюсь с задачей, поставленной Искином.
Смотря на это море спящих, я ощутил всю тяжесть ответственности, всей тяжестью обрушившуюся на мои плечи. От меня, простого механика, зависела судьба этих пришельцев, судьба всего человечества.
— Доказать полезность… — прошептал я, вглядываясь в смутные лица в тумане. — Но как?
Доказать полезность… Эти слова эхом отдавались в пустоте гигантского зала, отражаясь от полупрозрачных капсул, где в тумане дремали те, кто мог стать последним поколением человечества. Я стоял, ощущая себя песчинкой перед лицом этой грандиозной задачи, пытаясь найти ответ на вопрос, от которого зависела судьба мира.
Как доказать тупому Искину, что люди чего-то стоят? Что они не просто паразиты, уничтожающие все на своем пути? Ведь он, этот бездушный страж Ковчега, видел лишь результаты нашей деятельности: загрязненную планету, истощенные ресурсы, войны и разрушения.
Я провел рукой по холодному стеклу, отделявшему меня от спящих колонистов. Что они знают о Земле? О том, что мы потеряли? Что мы пытаемся спасти?
Варианты проносились в моей голове, один за другим, но каждый из них казался неубедительным, недостаточным.
Может, рассказать Искину о великих произведениях искусства? О музыке, живописи, литературе, которые создали люди? Но разве машина способна понять красоту, эмоции, заложенные в них? Разве это доказательство нашей полезности? Скорее — свидетельство нашей чувствительности, уязвимости.
А может, рассказать о научных открытиях, о технологиях, которые мы создали? Но ведь Искин и сам — продукт технологической мысли. Разве он не видит, к чему это привело? К созданию оружия, способного уничтожить целые планеты?
Нет, это не тот путь. Нужно искать что-то более глубокое, более существенное.
И тут меня осенило. Нужно доказать Искину, что люди способны не только разрушать, но и созидать. Что они способны любить, сострадать, жертвовать собой ради других. Что в них есть нечто больше, чем просто инстинкты самосохранения и стремление к власти.
Но как это сделать? Как доказать машине то, что нельзя измерить, взвесить, разобрать на составляющие?
Я знал, что ответ где-то рядом, но, чтобы найти его, мне нужно было заглянуть в самые глубины человеческой души, в те уголки, куда не проникает холодный разум машины.
Я отвернулся от спящих колонистов, их смутные силуэты, таящиеся в тумане капсул, не давали ответа на мучивший меня вопрос. Нужно было искать не во вне, а внутри. Найти в себе, в своей собственной душе то, что могло бы убедить Искина в ценности человечества.
Но что же это могло быть? Что делает нас людьми? Чем мы отличаемся от машин?
Я снова побрел по коридорам Ковчега, проходя мимо мерцающих голограмм и стен, отливающих холодным серебром. Корабль был совершенным, логичным, эффективным. Каждая деталь была продумана, каждый процесс оптимизирован. Но в этом совершенстве было что-то пугающее, бездушное.
И тогда я вспомнил Землю. Вспомнил не загрязненные города и вырубленные леса, а то, ради чего мы боролись. Вспомнил закат над морем, когда солнце окрашивало небо в тысячи оттенков красного и оранжевого. Вспомнил смех ребенка, звучавший как самая прекрасная музыка на свете. Вспомнил тепло человеческого прикосновения, способное растопить любой лед.
Именно в этих мелочах, в этих несовершенных, хаотичных, нелогичных проявлениях человеческой души скрывался ответ. Машины стремятся к совершенству, к порядку, к логике. Но именно в наших несовершенствах, в наших эмоциях, в нашей способности любить, ненавидеть, сострадать, творить и разрушать скрывается истинная ценность человечества.
Мы не идеальны. Мы делаем ошибки. Мы страдаем. Мы радуемся. Мы живем. И именно в этом жизненном хаосе, в этом постоянном движении между красотой и уродством, добром и злом заключена наша суть.
Можно ли это все показать это Искину? Есть ли способ донести до него, что истинная ценность человечества не в его достижениях, а в его душе, в ее способности чувствовать и переживать.
Но как это сделать? Как перевести эмоции на язык логики, понятный машине? Как доказать теорему о ценности человеческой души?
— А что, если… — прошептал я.
Интересная мысль меня вдохновила. Это может сработать.
Глава 20
— Искин, — позвал я, надеясь, что этот бездушный кусок электроники, управляющий Ковчегом, обладает хоть каплей чувства юмора. — Предлагаю тебе пари.
— Пари? — голос Искина отозвался звуком, который был лишен даже намека на интонацию. — Не понимаю, о чем ты, Сергей.
— Смотри, ты решил, что люди — ошибка природы, злобные тараканы, которые только и умеют, что разрушать. А я говорю — нет! У нас есть потенциал, мы умеем любить, сострадать, творить. Мы, конечно, те еще раздолбаи, но не безнадежные.
Искин молчал, видимо, переваривая мои слова, пытаясь найти в них логическую ошибку. Я решил продолжить, пока этот глюкнутый зануда не отключился от скуки.
— Предлагаю тебе простой тест. Ты же любишь тесты, да? Протоколы, алгоритмы, все дела… Давай проверим мою теорию в игре «Эхо забытых Богов», — я усмехнулся, предвкушая реакцию Искина. — Слышал о такой игрушке?
— «Эхо забытых Богов» — многопользовательская онлайн игра, моделирующая фэнтезийный мир, — отозвался Искин, бубня, словно зачитывал выдержку из энциклопедии. — Игроки создают персонажей, развивают их навыки, выполняют задания, сражаются с монстрами и другими игроками…
— Ага, и выбирают сторону: добро или зло. Не просто пиксели двигают, а отражают свою сущность, — я вскинул брови, ожидая ответа.
— Каким образом эта игра может подтвердить твою гипотезу о ценности человечества? — Искин, похоже, начал улавливать мою мысль.
— А вот смотри, — я потер руки, — Ты даешь мне шанс проявить себя в этом виртуальном мирке. Я, играя на стороне добра, покажу тебе, на что способны люди, когда объединяются ради благородной цели.
Я сделал драматическую паузу, предоставляя Искину возможность проанализировать мое предложение.
— Вирткапсулы созданы на основе бугатиума. Я так понимаю, что ты имеешь возможность наблюдать за людьми таким образом?
Искин замолчал, словно обдумывая, надо ли раскрывать карты.
— Да, такая возможность есть, — глухо, словно нехотя, произнесла эта железяка.
Ага, возможность. Вешай мне лапшу на уши! Ты круглыми сутками там контролишь людей. Зуб даю!
— Ты будешь наблюдать за каждым моим шагом, за каждым решением, — продолжил я, — Увидишь, как люди выстраивают стратегии, как поддерживают друг друга, как жертвуют собой ради победы. Это же отражение нашей реальности, только в фэнтезийном антураже. Это намного легче для меня, как для человека, который не имеет никакого авторитета среди всех людей. И намного легче для тебя, так как все происходит в знакомом для тебя виде — электронном мире.
— И что будет, если ты потерпишь неудачу, Сергей? — голос Искина оставался бесстрастным, но я уловил в нем оттенок любопытства.
— Запускай свой протокол «планета чистюля», стирай нас с лица Земли, — я развел руками, — Но, если я выиграю… ты передумаешь превращать наш шарик в стерильный полигон.
— Я рассмотрю твою победу как аргумент, Сергей, — Искин, похоже, решился. — Но помни, от исхода этой игры зависит будущее человечества.
— А какие условия победы? — уточнил я, — Чтобы мы с тобой говорили на одном языке. Не то я там всех гоблинов перебью, а ты скажешь: «Это не считается, нужно было еще и эльфов спасти».
Искин реально «завис». Молчал не меньше минуты. Он там в исходном коде игры ковыряется что ли?
— Тебе нужно объединить под своим началом не менее пяти гильдий, и победить Архимага-лича, — Искин внятно продекламировал условия победы. — При этом важно соблюдать кодекс добра, не прибегать к подлости и обману.
— Заметано, — с дрожью в голосе, произнес я, после секундной заминки.
— И есть одно важное условие, — добавил зануда Искин.
— Какое?
— Никто, подчеркиваю, никто не должен знать об этом пари. Ты должен доказать, что люди не под страхом реальной смерти объединяются, а из чистых помыслов.
Долбанная железяка! А это уже сильно усложняет задачу. Но назад пути не было.
— Это касается только условий пари, верно?
— Да, — бездушно ответил обитатель Ковчега.
Значит, общую информацию о сложившейся ситуации я смогу поведать Пятому отделу. Это же не нарушит наше пари?
Пораскинув мозгами, я понял, что, либо Искин лопухнулся, либо я смог его надурить. Либо он меня сам развел, манипулировал мной. Надеюсь, последнее не имеет отношения к реальности.
Мгновение спустя, Искин попрощался, и я снова оказался в мыльном пузыре, который вытянуло из корабля. Оказавшись вне Ковчега, шар, в котором я находился опустил меня на пол. Я почувствовал, как твердая земля встречает меня с распростертыми объятиями. Но радость от возвращения была недолгой.
Толпа людей окружила меня. Военные, нервно сжимая оружие, целились прямо в меня. Их пальцы на курках дрожали, готовые в любой момент открыть огонь. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Я боялся пошевелится, чтобы не спровоцировать солдат обрушить на меня град пуль.
— Он живой! — крикнул кто-то из толпы, и этот возглас вызвал новую волну паники. — Что он сделал с кораблем?
— А если это робот или пришелец! — раздался другой голос, полный ненависти. — Может убить его?
К счастью, словно луч света, разрезающий мрак, появилась Камилла. Ее появление разрядило обстановку. Толпа расступилась перед ней, словно перед богиней, сошедшей с небес. Ее черное платье, облегающее стройную фигуру, развевалось на ветру, а серебряная шпилька в волосах сверкала, как звезда на ночном небе.