Но в этом и была ее ошибка.
Однако родители были живы и благополучно вернулись домой. Только главой дома все равно оставили господина Дэрана. Потому что, во-первых, он управлял домом достаточно хорошо, а во-вторых, после нападения и пожара, из которого господин Дэран сам доставал своих слуг, все его и так доселе преданные и благодарные жители дома Онэро преисполнились еще большей признательностью и были готовы и в огонь и в воду за ним идти.
Впрочем, как и стражи, и все, кто жил и работал в доме Онэро.
После того как все более или менее прояснилось, а о возвращении родителей стало известно во всем Минцзэ, господин Дэран созвал совет кланов, на котором подробно объяснил, что уже давным-давно страдал от некоего врага, на которого он свалил все убийства и покушения других кланов. Поскольку господин Дэран хотел во всем разобраться и найти предателя, он взял на себя вину за происходящее и некоторое время ничего не отрицал, якобы не зная, кто из них враг.
Когда я пыталась разобраться во всех хитросплетениях его задумок, то неожиданно выяснила, чтогглавы кланов после убийств в своих домах собирались нанять кого-нибудь для нападения на клан Онэро. Но кто-то пустил слух, будто и без них уже там все плохо и кто-то серьезный и так нападает на Онэро. Кланы успокоились, не зная, что этим самым злым врагом был сам господин Дэран.
Не хочешь бороться с врагами – создай кого-то сильнее всех них, пусть даже это будет неправда. Но в том-то все и дело, что воображение всегда дорисовывает самое ужасное, а факты разрушают самые жуткие мифы.
В итоге переговоры продлились около двух недель, но после множества предоставленных доказательств кланы пришли к перемирию. Может быть, оно было пока что еще ледяным, словно холодный ветер в зимнюю стужу, но это уже был шаг навстречу. Господин Дэран обставил многое так, что вариантов думать иначе не было, и полностью отвел все обвинения от себя и своей семьи.
От Этари.
Теперь, когда мы оба все помнили, каждая встреча была неловкой, мы почти все время пытались друг друга избегать. Но это не могло длиться вечность, поэтому однажды мы все-таки столкнулись с ним и… было уже чересчур невежливо игнорировать и сбегать.
– Прости меня, Юин, – извинился Этари, ведя себя намного более сдержанно. – Я знаю, что этого мало… учитывая то, что я тебе сделал.
– Ничего страшного, – натянула улыбку. – Тут все понятно, это же хисин. А его очень сложно контролировать.
Этари не менее натянуто улыбнулся в ответ, я ему поклонилась и ушла. Все еще немного боялась. И он это понимал.
Что же касается его хисина: насколько мне стало известно, Этари собирались научить контролировать демона. Предстояло непростое дело, которым собирались заняться его братья, но и Норио был полон энтузиазма в этом помочь.
– Да я уже видел его худшего! Будет даже интересно померяться с ним силой! – воодушевленно радовался он.
Никто, конечно, не стал говорить, что это было далеко не худшее: в том-то и опасность. Но ведь Этари и Норио один на один не оставят, поэтому беспокоиться было почти не о чем.
Этари и Рэн теперь больше походили на братьев. Их отношения были похожи на огонь и лед: то они дружили и заботились друг о друге так, что сердце щемило, а то через пять минут уже разминали друг друга, подметая двор. Потом, побитые и хромающие, уже хохотали над собой. Этари стал более свободным, раскованным, узнав о себе правду. Поэтому в долгу никогда не оставался, часто был больше похож на Рэна, чем сам Рэн.
Более не приходилось сомневаться в том, что братья друг за друга горой.
В один из дней меня позвал к себе господин Дэран. Снова попросил смешивать ему тушь, пока он будет писать картину. Мне об этом сообщила госпожа Чжань. Я пришла раньше, прошла мимо картины, собираясь заняться непосредственно своим делом, но случайно зацепила ткань, которой было накрыто полотно, и та упала. Как я перепугалась! Думала, прыгать ли мне в окно сразу? Или попытаться что-то сделать?
Пытаться! Точно пытаться!
Оббежала картину, наклонилась за тканью, не хотела смотреть, но… взгляд сам зацепился, и я замерла. Можно было предполагать очень многое, но господин Дэран был мастером, и этого не отнять. Несмотря на то что картина была написана тушью, я узнала лето и жаркий июльский полдень. Двери дома были открыты, внутри сидела счастливая улыбчивая пара. На руках у мамы сидел маленький Этари, рядом ловил бабочку Рэн. Папа смеялся над ним, ведь маленький Рэн казался таким забавным.
А слева, наблюдая за братьями, улыбался еще совсем юный господин Дэран. Картина абсолютного счастья.
– Ну как? – раздалось за спиной.
Я взвизгнула, подпрыгнула, подбросила ткань и резко развернулась: господин Дэран стоял в дверях и смотрел на меня. В ужасе, не зная, что делать, стояла и боялась, мечтая стать невидимой. Ткань, что накрывала картину, медленно опустилась мне на голову.
– Очень красиво, господин, – похвалила я из-под нее. Потом стянула ткань, быстро обернулась и накрыла картину. – Простите. Я случайно задела, не хотела подсматривать.
– Думаешь, она закончена? – не слушал мои оправдания господин.
– Думаю, да.
Господин Дэран подошел ближе, стянул ткань и осмотрел свое творение.
– Может быть, еще чуть-чуть, – профессионально подметил он и продолжил ее писать.
Так прошел весь день. Вечером же, когда господин Дэран отпустил меня, я ему поклонилась и ушла.
Прошла по двору, с кем-то бегло поболтала, помахала стражам, Норио, который спешно нес охапку клинков, наверное, для Этари. Двинулась дальше, вышла к сквозной галерее. Невольно зацепилась взглядом за двор, где раньше был домик для слуг. Как и предполагалось, его снесли. А на его месте уже потихоньку возводили новое строение. Пока никто не говорил, что там будет. И это станет понятно еще не скоро…
Сердце снова кольнуло болью, когда я коснулась взглядом миндального дерева. Дыхание сбилось, стало тяжело дышать, шагать… Перед глазами тот самый момент, как я возвращаюсь, а лекарь говорит мне, что…
Это никак не уходило из моей головы. Просто не хотело. Момент, который перевернул всю мою жизнь.
Шаг ближе, еще один, еще, вышла на веранду, подошла к двери. Внутри по-прежнему было темно. Тихо. Колебалась, прежде чем зайти, но все-таки открыла дверь в темноту. Несколько мгновений стояла на пороге, не решаясь зайти, но потом шагнула.
Сердце то ли умирало, то ли успокаивалось. Закрыла за собой дверь, подошла к кровати и снова села возле нее, уложила голову на руки, замерла. Холодно и боязно, страшно. Все мои темные мысли разом навалились на меня, но только здесь я могла уснуть. И сегодня сон настиг меня: провалилась в темноту…
Но этот сон прекрасный. Я видела утро, когда мы с Арином завтракали вместе, он улыбался, ласкал взглядом шоколадных глаз, светился от счастья. Полон сил и абсолютно здоров.
Новое утро настигло меня слишком быстро. Неожиданно. Накрыло ледяной реальностью, в которую не хотелось возвращаться.
Внезапно моей ладони коснулись ледяные пальцы. Замерла в нерешительности, завороженно наблюдая за этим движением, сердце тут же зашлось в диком восторге. Как часто я видела такие сны, как часто мне хотелось, чтобы это было правдой. Но сколько раз все мои надежды разбивались о скалы суровой реальности.
Но ведь я только что проснулась, разве нет?
Подняла голову – и дыхание перехватило. Арин. Вот уже три месяца прошло с тех пор, как я вернулась с чудо-травой.
Водоворот переживаний затянул меня мгновенно, но Арин… Он вдруг мне улыбнулся, и все прошло. Вмиг стихли все бури сомнений, волнений и тревог, страхов, что он уже никогда не проснется. Ведь это была та самая его улыбка, моя самая любимая, беззаботная, светлая, родная.
По щекам побежали слезы. Сделав глубокий вдох, сжала его ладонь, словно драгоценный камень, прижалась к нему, не теряя из виду его глаза. Арин мне улыбался все то необходимое время, которое исцеляло беспощадно нанесенные раны. Наслаждался мной, как и я наслаждалась им.
Потом он начал потихоньку вспоминать. Медленно, с трудом, пока неспешно.
– Я же умер, – заявил он, надувшись.
Словно обиделся на саму смерть. Я улыбнулась ему и заявила:
– Только немного. И я была не согласна.
Он снова коснулся меня взглядом и подарил еще одну улыбку. Как будто говорил: «Я и не сомневался, что ты меня вернешь». Все еще сжимала его ладонь.
– Сколько я проспал? – уточнил он.
– Три месяца.
– Чего? Ну я и слабак, – пожаловался он.
Я впервые улыбнулась.
– Да ну, перестань, я тебя знаю: ты специально столько спал, не хотел помогать восстанавливать дом после нападения, – заявила я со знанием дела.
– Ну вот, я так старался, а ты меня раскусила, – цокнул языком Арин, мы тихо посмеялись.
После я не выдержала, подалась к нему ближе и поцеловала. Он все еще был слаб, но силы к нему потихоньку возвращались, цвет лица прояснялся, взгляд становился все более уверенным. Арин даже попытался сесть, но вышло плохо.
– Не торопись, – посоветовала я. – Несмотря на то что ты наконец перестал симулировать, – уголки губ Арина приподнялись, – тебе еще предстоят долгие недели восстановления.
Арин вдруг изнуренно вздохнул – я подумала, что он устал садиться, а он вдруг взглянул на меня и заявил:
– Это лучшая новость за всю мою жизнь.
Я расплылась в улыбке, села рядом и обняла его крепко-крепко.
Он все еще был не в порядке, но через несколько часов после пробуждения он захотел куда-нибудь пойти, что-нибудь сделать. После бесплодных попыток ему возразить я была вынуждена сдаться.
– Наш миндаль, – напомнил он, и моя душа встрепенулась.
Как я могла ему теперь отказать?
Не без труда, но опыт уже имелся, я помогла ему встать и выбраться на свет. Поморщившись от яркого солнца, Арин покряхтел, но ни разу не пожаловался. Усадила его я ровно на то же место, где мы сидели прошлой осенью. Сходила за одеялом, села рядом, накрыла нас обоих, взяла его под руку и положила голову ему на плечо. Я чувствовала его усталость, он даже невольно задремал ненадолго. Вскоре вновь проснулся.