Переписывая ровным ученическим почерком фамилии привилегированных перво- и второкурсников, Валентина Матвеевна то и дело укоризненно качала золотистой головой. Через два часа она вновь была в приемной.
– Игорь Анисимович отъехал, – сообщил секретарь.
– Обещал вернуться? Велел сегодня же к нему с докладом.
– Вроде обещал. – Паша с улыбкой пожал плечами, глядя на Сашу, а не на Валентину Матвеевну.
На выходе из приемной Жильцова столкнулась с Игорем Анисимовичем. Водовзводнов входил не один, а с гостем, да не простым. Это был недавно назначенный Генеральный прокурор, который поздоровался с Валентиной Матвеевной. Ректор же, кажется, напрочь забыл о своем поручении и о дневной сцене. Кивнув, прошествовал мимо.
Проводив взглядом спины мужчин, Валентина Матвеевна подумала: «Точно уйдет. К чему тогда все эти проверки и придирки?» Она, слава богу, не девочка. Хотя какая она будет, новая-то метла? «Может, еще поплачем по Водовзводнову».
Но Водовзводнов не забыл. Он любил отложить разговор или решение, чтобы у подчиненного было время как следует прочувствовать напряжение и даже вообразить, что неприятности растаяли, исчезли сами собой. Пусть знают: он не из забывчивых.
Наутро после дня рождения Султана Караева секретаря приемной комиссии Валентину Жильцову снова вызвали в кабинет ректора. «Со списками», – дважды подчеркнул секретарь. Валентина Матвеевна поправила перед зеркалом, увитым плющами, и без того безупречную прическу, вздохнула и решительно двинулась по коридору.
Водовзводнов улыбался добродушно, но по-восточному. Так мог улыбаться ордынский хан, встречая данника, тверского князя. Жильцова заметила, что заповедный блокнот лежит перед ректором. Они сели рядом за длинную часть стола и принялись сверять фамилии. Время от времени Игорь Анисимович, задерживая палец на той или иной строке, вспоминал что-нибудь забавное о человеке, чей отпрыск поступил в институт. Очевидно, он хотел сгладить недружественность самого факта проверки, то есть факта недоверия.
Внезапно короткий ректорский палец застыл напротив фамилии «Караев».
– Валентина, этого гражданина в моем списке нет. Откуда он у вас?
– Игорь Анисимович, такого просто не может быть, – спокойно возразила Жильцова. Позвольте, я проверю.
Она пододвинула поближе блокнот и принялась читать, цепко ухватывая каждое слово. Почерк Водовзводнова был мелкий, аккуратный, не слишком мужественный. Караева не было. Не оказалось там еще трех фамилий, содержавшихся в списке зачисленных.
– Как вы это объясните, Валя? – голос ректора звучал еще мягче, чем обычно.
Жильцова не могла поднять глаза на Водовзводнова, чувствуя, что краснеет. Она всегда действовала по инструкции, она ни в чем не повинна! Как такое могло случиться? Кто-то из девчонок? Нет, чушь. Бесовщина, наваждение! Что теперь будет? Валентина Матвеевна охнула и прикоснулась к волосам.
– Господи, вспомнила. Это же Петр Александрович.
– Что Петр Александрович? В каком смысле Петр Александрович?
– Это его поручение.
– Валентина Матвеевна, вы в порядке? В стране один президент, а в институте один ректор. Не говорите, что не знали или забыли.
– Что вы, что вы, Игорь Анисимович! Не настолько я выжила из ума. Конечно, это ваше поручение, но передал его Петр Александрович. Вы в командировку улетали, помните? Звонили ему, а я… Что я, полная дура?
Водовзводнов быстро взглянул на разобиженную встревоженную Жильцову, постучал колпачком ручки о стол и произнес:
– Не надо волноваться, Валя. Всякое случается в работе, да сколько еще всего случится. Потому и ценю вас – ни у кого больше нет вашей выдержки и вашего понимания. Вы прекрасный работник, Валентина Матвеевна, во всех смыслах.
Выпроводив Жильцову, ректор хотел было вызвать Петра Александровича, но тут же остановил себя. Не то чтобы он полностью доверял Матросову, но случившееся не объяснить нахальством или незнанием границ. За такое наказывают. Однако следует узнать, только ли это случилось. Кроме того, надо понять, почему давний товарищ, всем обязанный Водовзводнову, расторопный и исполнительный помощник вдруг позволяет себе так нарушать субординацию. Что и кто стоит за подобными эволюциями? На кого опирается Матросов? Осторожно разузнать и аккуратно уничтожить.
Водовозводнов подошел к окну и с высоты третьего этажа увидел дворника, метущего двор за спинами курящих студентов. Кем заменить проректора? Найдется, кем заменить. Но нового человека не стоит выбирать из силовиков, подумал Игорь Анисимович, задергивая портьеру.
Институтская «Волга» в очередной раз сломалась, и на работу Водовзводнов добирался на такси. Немедленно распорядиться о покупке «мерседеса»! Болтун-таксист всю дорогу трещал о том, что Ельцина скоро скинут, президентом станет Лебедь, какой ни есть, а военный, глядишь, порядок наведет. Игорь Анисимович отвечал односложно, хотя прекрасно понимал, что никто не пустит генерала на президентское место. Праздная, вздорная болтовня! Но не спорить же с таксистом.
Через десять минут после начала приема его соединили с Шумилиным. Водовзводнов и не помнит, звонили ли из Госкомвуза прежде: обычно обменивались визитами. Небось, услышал про неприятности жены и решил напомнить, кто есть кто. Как будто Водовзводнов не помнит. Голос звонившего казался приподнятым:
– Все в порядке, Игорь Анисимович, поздравляю. Петру Александровичу уже сообщил. Надеюсь, на новом месте про старых друзей не забудете.
– Все шутите, Яков Денисович. Какое новое место?
– У нас только об этом и говорят. Вы же в МВД уходите царствовать?
Стены кабинета начали темнеть, как бывало в детстве, в кино, перед началом сеанса. Это был заговор, паучьи нити которого тянулись во все стороны – внутри института и за его пределы. После увольнения Бесчастного он расслабился, решил, что теперь у него нет соперников. Но Бесчастный – просто скоморох, кукла для отвлечения внимания. Ректор почувствовал темный шум в голове, прикрыл глаза и наблюдал парад оранжевых, ярко-синих, смертельно-зеленых клякс, разлетающихся в последнем небе. Не без труда он добрался до дивана, тяжело оплыл в угол и несколько минут оставался неподвижен.
Звонил внутренний телефон, но Водовзводнову казалось, что эти звуки раздаются из другой, чужой жизни. Нужно собраться с мыслями. Разработать план войны, в которой самое трудное – понять, кто из друзей втайне переметнулся на сторону врага.
В последнее время Петр Александрович чувствовал тесноту кабинета примерно так, как чувствовал бы ее человек, запертый в платяном шкафу. После звонка из Госкомвуза, открывавшего путь в ректорское кресло, первый проректор почти задыхался в комнате, где письменному столу отводилось лучшее место, чем хозяину.
Он вовсе не собирался подсиживать Водовзводнова, друга и благодетеля. Когда пробежал слушок о переходе ректора в министерство, Матросов решил действовать. В интересах института, в своих собственных и, пожалуй, в интересах Игоря, чтобы дело не угодило в чужие руки. Петра Александровича здесь знают все, он до тонкостей разбирается в работе института, менять ничего не придется. Остапу Уткину обещан пост первого проректора, его собственный, матросовский кабинет, если кампания выборов пройдет как надо.
Заведующие осторожничают, выжидают. Теперь, когда Госкомвуз высказался, сигнал получен. Почему Петр Александрович до сих пор не обсуждал с Водовзводновым преемство ректорского кресла? Да как-то руки не доходили, неудобно: да, у человека новые перспективы, но об уходе из института ему, пожалуй, говорить будет неприятно. По-хорошему, этот разговор должен завести сам Игорь.
Конечно, Петр Александрович понимал, что лучшим и скорейшим выходом было бы публичное заявление Водовзводнова, представление нового ректора коллективу. Почему же не обсудить это с Игорем? У них хорошие отношения, дружеские, они вместе обедают, обсуждают институтские дела, поздравляют друг друга с праздниками. Водовздводнов познакомил его с важными людьми, снабдил, так сказать, верительными грамотами для самых значительных ходов и решений, как, например, нынешняя подготовка к ректорству. Но при этом у Петра Александровича всегда живет ощущение, что его держат для черной работы: контроля за графиками учебных процессов, наблюдения за филиалами, ремонта залов, аудиторий, туалетов. У самого ректора работа звездная: пить кофе со знаменитостями, летать в зарубежные командировки, звенеть ключами от рая. Когда Водовзводнов уйдет, порядки изменятся. «Надо все же переговорить с ним», – подумал Петр Александрович, в глубине души понимая, что будет откладывать этот разговор до последнего.
Первое: визит к Сметарникову на Лубянку. Второе: администрация. Третье: Караев. В Госкомвузе пока лишнего шума не нужно. В институте. Вот здесь задачка посложнее. Если начать активные действия сейчас, Матросов переполошится, обрубит концы и сеть его сторонников уйдет под воду. Если же ничего не предпринять, в умах укоренится мысль о его уходе.
Страха не было, голова работала ясно. Водовзводнов понимал, что волнение – непозволительная роскошь. В этой войне не может быть холостых или неточных выстрелов. Главное: противник до последнего не должен знать, что Водовзводнов принял бой.
Игорь Анисимович вспомнил, как вчера вместе с Матросовым вел совещание в отделе аспирантуры. Ни единым жестом, ни косым взглядом, ни угрюмостью, ни, напротив, чрезмерным оживлением, Матросов не выдал себя: вот что значит выучка. Но и Водовзводнов не пальцем делан. Улыбаться не чаще, чем обычно, не повышать голос, не задерживать и не отводить взгляд. Интересно, на чьей стороне окажется Остап. Уткин – разумный человек. За кем он увидит силу, ту сторону и возьмет.
Самые важные звонки Игорь Анисимович теперь делал из дому. Неизвестно, чего ждать от секретарей: они же дружки, могут и информацией обмениваться.
– Павел, до трех я в мэрии, – сказал Водовзводнов. – Нет, своим ходом доберусь.