Наверное, в это же время и в Гитлере впервые пробудились мнительность и болезненное недоверие к «самому молодому фельдмаршалу», который осмелился действовать самостоятельно, не дожидаясь «ценных указаний» из Берлина. Диктатор не желал понимать, что проблема отступления давно переросла рамки чисто академического спора между ним и Роммелем и стала вполне закономерным итогом его же недальновидной политики, некомпетентного руководства и реальным результатом колоссального давления превосходящих сил противника.
РОММЕЛЬ И ПРИКАЗ ОТ 18 ОКТЯБРЯ
Отступление от Эль-Аламейна было тяжелым, но маршал остался верен себе и своим принципам. Его порядочность, чистоплотность и человеколюбие проявились и в отношении к октябрьскому спецприказу Гитлера. Этот приказ – печально известный как «указ о заложниках» – стал темой обсуждения на заседании комиссии международного трибунала во Дворце правосудия в Нюрнберге, 18 июня 1946 года.
Передо мной лежит заверенная стенограмма беседы генерала Вестфаля, начальника штаба танковой армии «Африка», и его защитника, доктора Латернсера:
Латернсер:
– Как там велись боевые действия?
Вестфаль:
– Я отвечу одной фразой – мы воевали по-рыцарски безупречно.
Латернсер:
– Допускал ли сам фельдмаршал Роммель нарушения военного кодекса или, возможно, потворствовал таким нарушениям?
Вестфаль:
– Никогда.
Латернсер:
– В какой должности вы состояли при Роммеле?
Вестфаль:
– Я был 1-«а», а потом начальником его штаба.
Латернсер:
– Значит, у вас были достаточно тесные служебные контакты с Роммелем?
Вестфаль:
– Вне всякого сомнения. Кроме этого, я поддерживал с ним дружеские отношения и во внеслужебное время.
Латернсер:
– Вам известно о существовании специального приказа, подписанного Гитлером 18 октября? Вестфаль:
– Да.
Латернсер:
– Вы получили этот приказ?
Вестфаль:
– Да, в пустыне под Сиди-Баррани. Нам доставил его офицер связи.
Латернсер:
– Как отнесся генерал-фельдмаршал Роммель к этому приказу?
Вестфаль:
– Мы вышли из грузовика и стоя прочитали этот приказ, потом я предложил не передавать его дальше «по команде». Мы сожгли его прямо там, в песках. Мы решили сделать это по нескольким причинам: обоснование приказа было, если мне не изменяет память, во введении. Мы хорошо знали британское «Руководство ближнего боя». В Африке мы пережили несколько актов терроризма и диверсий. Мы помнили и о лозунге британцев под Аламейном – «убей немца, как только его встретишь» – и о множестве других решений и призывов, ужесточающих ведение боевых действий. Однажды в наши руки попал приказ по 4-й английской танковой бригаде, который предписывал не давать немецким военнопленным воды. Несмотря на беспрецедентную враждебность противника, мы все же решили не передавать приказ в войска, чтобы не усугублять ожесточение еще и с нашей стороны – все это могло иметь непредсказуемые последствия и завести нас слишком далеко. Поэтому ровно через десять минут после получения мы сожгли приказ. Такое неповиновение, я бы сказал, выдающееся неповиновение можно было позволить себе на другом континенте, вдали от центра. Не думаю, что подобным образом можно было бы действовать на Западном или Восточном фронтах.
Латернсер:
– Расскажите, пожалуйста, подробнее об эпизоде с племянником фельдмаршала Александера.
Вестфаль:
– Осенью 1942 года за линией германского фронта был захвачен в плен близкий родственник фельдмаршала Александера – сын или племянник. Он был вооружен немецким пистолетом и носил головной убор бойцов Африканского корпуса, что автоматически ставило его вне закона. Фельдмаршал приказал обращаться с ним так же, как и с остальными военнопленными. Роммель считал, что молодой человек не отдавал себе отчет в том, чем чреваты подобные поступки.
В начале ноября из воевавшей на Восточном фронте 9-й армии в Африку был переведен старинный приятель Роммеля еще со времен 1-й мировой войны, некто Бюловиус. Маршал был потрясен рассказами армейского инженера о том угрожающем положении, в котором оказались немецкие армии на бескрайних просторах России. Во время этих разговоров он впервые узнал правду о положении на Волге и под Сталинградом. Проникнутая болью и разочарованием исповедь товарища по оружию оставила тяжелый осадок в душе Роммеля и сыграла впоследствии не последнюю роль в двух подряд тяжелейших нервных срывах, закончившихся полным истощением нервной системы. Рассказ о положении на восточном театре боевых действий позволил ему без иллюзий оценить ближайшую перспективу своей армии. Роммель решил искать встречи с Гитлером и при первой же возможности открыть глаза на реальное состояние дел ему и его ближайшим военным советникам.
Глава 7. НА ПОРОГЕ БОЛЬШИХ ПЕРЕМЕН
СТЫЧКА С ГИТЛЕРОМ
В конце 1942 года и в самом начале 1943-го немецкие войска покинули Египет, сдали Тобрук, потеряли Киренаику и снова оказались в укрепрайоне Буерата – на полпути между Тобруком и Триполи. Отступление еще не было завершено – Роммелю не удавалось окончательно перегруппировать силы, а настроение отступавших, но не бегущих с поля боя войск, было вполне боевым. Были малые привалы и долгие стоянки, скоротечные перестрелки и кровавые схватки с идущими по пятам дивизиями Монтгомери. Английский главнокомандующий решил не рисковать и сражался с хитроумным Роммелем по собственной схеме. Количественно и качественно возросшая мощь британского оружия, тотальное введение в бой свежих резервов позволяли Монтгомери совершать фланговый обход со стороны пустыни и блокировать отсечные позиции немцев, оборудованные на побережье в стратегически важных и удобных для защиты пунктах. Немецкие солдаты без тени сомнения в душе продолжали верить в счастливую звезду своего маршала – он остановил череду поражений и привел их к великим победам, он вытащит их из «трясины отступления» и на этот раз. Простые солдаты чувствовали себя за Роммелем как за каменной стеной!
День и ночь маршал бился над гордиевым узлом африканских проблем. С того самого дня, когда британские дивизии как ураган прошли через его позиции, а он был вынужден отступить, чтобы избежать окружения и не оказаться под гусеницами сметающих все на своем пути вражеских танков, с того самого дня, когда он, вопреки воле Гитлера, отдал приказ к отступлению – Роммель думал только об одном: как уберечь армию от неизбежной гибели или позорного плена.
Между тем Монтгомери и Александер изящно разыграли дебют, и даже самому неискушенному зрителю стало ясно, что «фигуры» на гигантской шахматной доске расположились так, как это было выгодно британцам, а позиция Роммеля безнадежно проиграна или будет проиграна в течение ближайших недель. Но и маршал не сидел сложа руки – бессонные ночи не пропали даром, постепенно созрел план, и его контуры стали приобретать все более четкие очертания. С каждым днем снабжение экспедиционной армии становилось все более мизерным, а воздушное превосходство врага подавляющим. Роммель видел только один выход из безнадежного положения, в котором оказалась его армия: пока войска окончательно не сломались под усиливающимся давлением англичан, нужно уходить из Африки и закрепляться на северном побережье Средиземного моря. Этот план был единственной надеждой немецких дивизий на спасение. Времени катастрофически не хватало, и Роммель начал действовать после того, как была оставлена Киренаика. Оперативные разработки, которые он собирался представить фюреру, предусматривали оставить в Африке только немоторизованные соединения итальянцев и несколько немецких частей для прикрытия эвакуируемых моторизованных дивизий и ценных инженерно-технических спецподразделений. Это ни в коем случае не означало сохранение жизни «ценных солдат» ценою жизни других немцев и итальянцев. Предвосхищая развитие событий, зная об аналогичных сложностях со снабжением и подкреплением и на европейском театре военных действий, Роммель думал о сохранении ядра немецких танковых дивизий для организации эффективного противодействия противнику на новых оборонительных рубежах.
Черновой вариант оперативного плана был готов, когда немецкие войска все еще находились в Киренаике. Именно тогда маршал обратился в штаб-квартиру фюрера с просьбой принять его по делу, «не терпящему отлагательства и требующему оперативного решения». ОКВ не ответило. Роммель посылал одну радиограмму за другой, но безрезультатно. Когда весь немецкий фронт, избегая фланговых прорывов и «танковых клещей» противника, снова пришел в движение, Роммель принял решение – он сел в свой курьерский самолет и вылетел в Растенбург. Он появился в Ставке без вызова, что само по себе было уже неслыханно, но, тем не менее, сразу же был принят Адольфом Гитлером.
После холодного приветствия взбешенный несанкционированным появлением Роммеля в Ставке диктатор набросился на него как бык на красную тряпку. В обвиняющем маршала во всех смертных грехах риторическом вопросе фюрера звучала ничем не прикрытая угроза:
– Как же вы осмелились оставить поле боя и явиться сюда без моего приказа?
После короткой заминки Роммель ответил:
– Мой фюрер, обстоятельства настоятельно потребовали, чтобы я лично доложил вам о состоянии наших дел в Африке и высказал некоторые соображения по этому поводу.
Вначале Гитлер категорически взмахнул рукой в знак отказа, но потом приказал приступить к докладу. Маршал обстоятельно изложил Гитлеру свою точку зрения на события в Ливии и указал на то бесспорное влияние, которое оказывает африканский театр военных действий на ход мировой войны в целом. Удерживать фронт имеющимися силами не представляется возможным. Роммель заклинал Гитлера принять решение немедленно. Сам он был убежден в том, что противник, предпринимающий беспрецедентное наращивание сил в средиземноморском регионе и имеющий к тому же лучшие возможности для снабжения войск, не позволит долго удерживать Африку. Если же армия получит приказ сражаться, то необходимо отправить на континент свежие дивизии, продовольствие и боеприпасы. Но самое главное – это достаточное количество самолетов, иначе фронт рухнет. Даже достаточное подкрепление и выполнение всех остальных требований сами по себе еще не будут гарантировать стабилизацию ситуации, потому что средиземноморские авиация и флот сами находятся в критическом положении. Есл