— А вы тут, конечно, кем-то вроде главного бизнесмена? — скривился Сашка.
— Вроде того, — улыбнулся Холёный. — Так что вы решили? Договоримся?
— А если вас и ваши предложения пошлют на хрен эти самые «интернационалисты»? В полторы тысячи глоток разом? Им вы тоже комплект подлинных документов приготовили?
Против ожидания, Холёный не смутился. Некоторое время он молчал, разглядывал Сашку и безмятежно улыбался. «Словно Джоконда в ответ на вопрос супруга: „Куда получка делась, лахудра?!“» — подумалось Сашке. Но, похоже, Холёный имел ответ и на этот вопрос.
— Помните, вы как-то цитировали Плеханова?.. Не к месту, кстати, была цитата. У него есть высказывания куда удачнее и актуальнее. Более соответствующие случаю. Вот, к примеру: «Чем глубже проникает в человеческую душу индивидуализм, тем прочнее укрепляется в ней страх смерти». Не слышали?.. А зря!.. Замечательная мысль! Так вот, ваша задача — объяснить каждому из господ интернационалистов, что теперь они никому не нужны и каждый сам за себя. И что обратного хода у них нет. Вы, кстати, слышали такой термин — «заградотряд»?.. Ну и замечательно!.. Приятно иметь дело с интеллигентным и эрудированным человеком! Так вот, если что, покрошим на шаверму. А будете толково командовать, у каждого из них будет шанс остаться в живых и вернуться домой. Отобьёте у армян город — всех отпустим. Даже вас.
— Я должен посоветоваться с мужиками.
— Советуйтесь, — Холёный взглянул на часы. — Полтора часа вам хватит?
— Вполне, — кивнул Сашка.
— Ещё какие-нибудь пожелания будут?
— Хочу креститься! — из чистого противоречия брякнул Сашка и иронично усмехнулся, увидав, как взметнулись вверх брови его собеседника.
— Хорошо… Только, боюсь, католического священника мы вам не найдём… Вы ведь католик?
— Давайте православного!.. Так даже лучше… Я — русский офицер!
Холёный только хмыкнул, но, взглянув на затвердевшие Сашкины скулы, комментировать его слова не стал.
— Завтра вас отвезут в Зараслы. Обустроитесь, осмотритесь. Через неделю примете личный состав, распределите его по подразделениям и, если останется время, организуете боевое слаживание или учения. Не суть, на ваше усмотрение. Патронов, сами понимаете, вам пока не дадут. Но, не унывайте! Как там в таких случаях у господ военных говорят? «Пеше по-конному» можно кувыркаться до одури! Договорились?.. Вы свободны!.. И, кстати, можете оставить своё старое удостоверение себе. В качестве казусного раритета. Так сказать, на долгую память… Напоминаю, на принятие окончательного решения у вас осталось ровно полтора часа и ни минутой больше. Вам всё ясно?
— Ясно… — отрешённо кивнул Сашка и, захлопнув испорченное удостоверение, спрятал его в правый нагрудный карман. Подальше от сердца и отдельно от ещё не дописанного письма.
Чувствовал он себя хреново.
Словно винтик, который, срывая шлицы, непонятно за какие грехи с остервенением закрутили в чужое причинное место.
По самую шляпку.
— Хрен вам, сволочи! Ровным слоем по всей морде! — упрямо пообещал он, прикидывая свои изменившиеся шансы.
Несмотря на открытый характер процесса над бывшим министром обороны Азербайджана, ни местная, ни зарубежная пресса «почему-то» не заметила имевшихся в ходе судебных заседаний «нестыковок». Впрочем, она не заметила и прозвучавших свидетельств Эльбруса Оруджева о том, что Рагим Газиев в своих планах и принимаемых на их основе решениях полагался на использование предоставленного русскими десанта, собираясь на его плечах войти в Шушу. В ответ на все заявления и показания Оруджева, экс-министр лишь заученно долдонил, что, после того, как Шушой овладели армяне, он продолжал высылать к её подступам живую силу и технику. Однако, прибывшие в Зарыслы азербайджанские войска, несмотря на то, что до Шуши оставалось всего 7 километров, освобождать город не стали.
В заключение напомним наиболее дотошным читателям, что к тому времени СССР уже полгода как распался, а свежепринятая Конституция Российской Федерации запрещала (и, что характерно, делает это и по сей день) использовать её Вооружённые Силы за пределами страны, без публичной на то санкции Президента РФ, Т. е. без опубликованного в официальной прессе Указа Первого Лица Государства. Такого указа действовавший на тот момент Президент РФ не издавал.
Вопрос простой.
На что тогда рассчитывал Газиев?
Митьку разбудили. Грубо и бесцеремонно, безо всякого пиетета к его персоне.
Часы показывали половину первого.
Если бы не ночное время, по-крестьянски плотно разлившееся по одуряющее сонному пригородному пейзажу, то происходящее выглядело бы даже буднично, хотя и подозрительно деловито для страны, окончательно впавшей в бардак и тотальное разгильдяйство.
К Митькиному дому подъехал УАЗик с военными номерами и надписью «КОМЕНДАТУРА» на бортах. Из УАЗика вышел упитанный прапорщик, разминаясь, вкусно, до суставного хруста, потянулся, зевнул в половину лица и направился к Митькиной калитке. На заполошно, но запоздало забрехавшую собаку он даже не взглянул.
— Кого там черти носят? — спросила сонная Митькина жена. — Час ночи, а твои дружки всё никак не угомонятся! И ходят, и ходят! У меня что, тут мёдом намазано?.. Шалапуы!!! Алкоголики!
— А кто меня самогонку гнать сподобил? — дежурно огрызнулся Митька и, представив, где именно у его супруги намазано мёдом, хмыкнул.
— Дед Пихто!!! — возмутилась попытке перевода стрелок супруга. — Я её и сама гнать могу! Не хуже твоего! Здоровый мужик, а в доме — ни копейки!
— Нет в городе работы. Все предприятия стоят…
— А коровник почему не чищен? Потому, что у тебя самого не стоит? — язвительно поинтересовалась жена и, энергично пожелав своему непутёвому супругу пропасть или сдохнуть, с чувством исполненного долга отвернулась к стене. Секунду спустя она выпростала из-под одеяла правую руку, заведя её за спину, не глядя, отработанным движением, прихватила небольшую вышитую подушечку и закрыла ею правое же, оставшееся на свободе ухо.
— Кто?.. — спросил Митька, выйдя в сени.
— Медведев?.. Дмитрий Анатольевич?.. — спросили из-за двери.
— Допустим… — отозвался Митька и, перебрав в уме свои немногочисленные прегрешения, открыл массивный кованый засов. — Какого хрена?..
Обнаружившийся за дверями прапорщик не удивился и не обиделся.
— Повестка, Дмитрий Анатольевич! Распишитесь! Вам три часа на сборы!
— Надолго? — поинтересовался Митька, расписываясь в отрывном корешке повестки.
— Недели на две.
— Годится! Ты, прапор, далеко не уходи. Пятнадцать минут, и я готов! Как пион э р!
— Супруга достала? — понимающе ухмыльнулся прапорщик.
— Задрала, крокодилина! — жизнерадостно оскалился Митька.
Прапорщик взглянул на часы, прищурил хитрый правый глаз, что-то прикидывая и высчитывая, и пару мгновений спустя кивнул.
— Давай, страдалец!.. Но не более пятнадцати минут! — и, похлопав по нагрудному карману, пожаловался: — У меня, таких как ты, дюжина в списке. Полночи по вашей «нахаловке» колесить. У вас фонари когда-нибудь работали?.. Темно, как у негра в ж… К тому же ни названий улиц, ни номеров домов… Никакого порядка!
— Власть не озаботилась, а нам и на хрен не надо! — равнодушно пояснил Митька. — А что случилось-то? — поинтересовался он, угощаясь любезно протянутой прапорщиком сигареткой.
— Хрен его знает. Моё дело маленькое, — уклонился от ответа прапор. — Разнарядка…
Между тем, маховик событий раскручивался. В ночь на 16 апреля 1992 года на крылечках сотен домов отслуживших в ВДВ жителей Калужских и Тульских райцентров появились посыльные местных военкоматов: «Получите повестку — вам три часа на сборы!» Призыву подлежали десантники рядового и сержантского состава, уволенные в запас от пяти до десяти лет назад. Призывали заматеревшую, но пока не утратившую выучки боевую элиту Вооружённых Сил. Тогда ещё было из кого выбирать, но в этот раз брали всех подряд: даже семейных с несколькими детьми и единственных кормильцев с неработающими по случаю выхода в декрет жёнами.
Никакие уважительные причины в расчет не принимались.
По всему получалось, что происходит нечто необычное и заковыристое. Сам факт того, что посыльных развозил служебный транспорт, а призванных из запаса десантников доставляли к месту сбора новенькими грузовиками, крытыми глухими, защитного цвета тентами, говорил о том, что случилось нечто посерьёзнее, чем рутинные сборы приписного состава на плановую передрессировку.
От призыва не отказался никто. Десант, когда надо постоять за Родину, по лесным заимкам не отсиживается.
Надо, значит надо.
Из Ферзиковского района Калужской области призвали около сорока человек. Мужиков всё больше непьющих, основательных и хозяйственных, — не чета большинству местных бестолковых и вороватых люмпенов. Необычный состав и непривычно деловой характер призыва окончательно укрепил десантников в уверенности, что в стране готовятся серьёзные события. Им казалось, что затевается нечто основательное и с далеко идущими последствиями. «Власть решила навести порядок!» — с удовлетворением определили они и, наскоро попрощавшись с родными и близкими, ринулись в обещавшую долгожданные перемены неизвестность. Матери, сёстры и жёны призванных, по женскому обыкновению, решили — война! Их предположения оказались недалеки от истины: туляков и калужан экипировали, погрузили в эшелон и, наплевав на положенное в таких ситуациях боевое слаживание, отправили в Закавказье.
В то время уже никто не обольщался: в Закавказье — значит воевать.
Впрочем, куда направили их мужчин, выяснилось лишь через двое суток, — после прибытия эшелона к месту назначения.
Один из резервистов, совершенно не похожий на классического десантника уроженец заштатного Калужского райцентра, низкорослый и худущий Митька, с нелепым для его комплекции прозвищем «Счастливчик», умудрился отлучиться из загнанного на запасные пути состава.