До сих пор сохранно,
И славу Шуня
Ценят до сих пор.
Но Цзе и Чжоу,
Эти два тирана,
Еще при жизни
Обрели позор.
Пускай вельможи,
Во дворцах пируя,
Грядущих бедствий не предвидят —
Пусть!
Не о моем несчастьи
Говорю я:
Я гибели династии
Страшусь.
Всю жизнь свою
Я б отдал государству.
И я б не изменил
Своей мечте.
Но вы, мой князь,
Прислушались к коварству
И в гнев пришли,
Поверив клевете.
Я знал, что прямота —
Мое несчастье,
И я терпел,
Пока хватало сил,
Но сердце
Разрывает мне на части
Немилость —
Та, что я не заслужил.
Когда своим словам
Вы изменили
И захотели,
Чтобы я ушел,-
Ужели ж я
Расстаться был не в силе,
Хоть путь изгнанья
Горек и тяжел.
На пустырях
Я вырастил дубравы,
И орхидей я посадил
Сто му,
Я вырастил
Лекарственные травы,
Что так любезны
Сердцу моему.
Хотел я видеть
В полном процветанье
Тот сад —
Во всем разгаре красоты,
Не о своем я мыслю
Увяданье —
Скорблю,
Что вытопчут мои цветы.
Погрязло все
В стяжательстве махровом,
Где каждый
Черной злобой одержим.
Себя прощать,
Других судить сурово —
Вот их завистливый
И злой режим.
Они, соперничая,
Рвутся к власти,
Но это
Не волнует сердце мне:
Я к старости
Боюсь одной напасти,
Что буду позабыт
В родной стране.
Я пью росу
Из чашечек магнолий,
Я лепестки
Съедаю хризантем.
Была б тверда
Моя мужская воля —
А нищеты
Я не страшусь совсем.
Я ставлю
Стержней тонкие ограды,
На них
Цветы и листья нанизав,
Чтоб выпрямилась кассия,
Чтоб рядом
Жил свежий мир
Благоуханных трав.
Я жил,
Как мудрые учили люди,
Но эту мудрость
Не одобрил свет.
Пусть современники
Меня осудят,
Но я Пэн Сяня
Выполню завет!
Мне тяжело дышать,
Слезятся очи.
Народу отдана
Моя любовь, —
Ведь все, что раньше
Достигал я к ночи,
Все разрушало утро
Вновь и вновь.
Разорван мой венок,
И, задыхаясь,
Другим венком
Я заменил его,
Я девять раз умру,
Но не покаюсь —
И в этом вижу
Воли торжество.
Я презираю, князь,
Дикарство ваше, —
Душа народа
Вам навек чужда.
Пускай толпа
Придворных девок скажет,
Что не похвал я стою,
А суда.
Бездарность с Хитростью
Сродниться склонны,
И жаждут,
До скончания времен,
Идти вдвоем,
Отвергнув все законы,
Приспособленчество —
Вот их закон!
Гнетет мне душу
Разочарованье
И одиночество
В краю чужом...
Уж лучше смерть,
Чем слабость и молчанье —
Согласие с тиранами
Во всем.
Не дружит сокол
С птицами простыми,
Кружась над миром
Гор или равнин,
Квадрат и круг —
Они несовместимы,
Двух дао нет —
Есть светлый путь один.
Я сдерживаю
Чувства и стремленья,
Хулу я отвергаю
И позор.
Живу, как мне велит
Мое ученье, —
Как мудрецы
Учили с давних пор.
Свой путь не взвесил я,
Как говорится,
Остановлюсь —
Не возвратиться ль мне?
Но вижу,
Выглянув из колесницы,
Что заблудился
В дальней стороне.
Так пусть мой конь
Побегает по лугу,
Свободно отдохнет
Средь орхидей.
Зачем спешить —
Чтоб снова встретить муку?
Нет —
Я займусь одеждою своей.
Как хороша
Из лотосов одежда,
И шапка
Из чилимов хороша!
Неузнаваем я,
И, словно прежде,
Благоухает
Ясная душа.
В нарядной шапке,
Красной, как рубины,
Оправив пояс
Драгоценный свой,
Я чувствую,
Как все во мне едино —
Что чист я совестью
И чист душой.
Весь мир хотел бы я
Окинуть взором,
Чтоб и меня
Он увидал сейчас
И оценил одежду,
От которой
Он не отвел бы
Восхищенных глаз.
У каждого
Свои есть увлеченья,
И, страсти к украшеньям
Не тая,
Скажу: лишь после смерти,
Вне сомненья,
От слабости такой
Избавлюсь я.
Моя сестра,
Чей взгляд и быстр, и томен —
Добрейшее на свете
Существо,-
Мне говорила:
«Гунь был прям, но скромен,
И только случай
Погубил его.
А ты, хоть прям,
Да жаждешь наряжаться —
Гляди,
Какой утонченный на вид:
Весь двор в колючих травах,
Может статься,
А щеголь
Обойти их норовит.
Всем не расскажешь
О сердечных тайнах —
Кто их поймет
В душевной глубине?
Ведь люди ценят дружбу
Не случайно,
А ты — мой друг,
Но ты не внемлешь мне».
Я так скажу:
Я следовал ученью,
Но лишь печаль обрел
В своей судьбе.
И вот бреду
Вдоль южных рек теченья,
Чтоб Чжун-хуа
Поведать о себе.
«Все Девять —
И Напевов, и Мелодий» —[275]
Послало небо
Славному певцу,
И стал он жить,
Не мысля о невзгоде
И не противясь
Своему концу.
А Хоу И — что знал?
Одну охоту:
Стрелял лисиц
И в осень, и в весну,
Но он узнал
Про горькую заботу,
Когда отбили
У него жену.