Ночью Ляля снова и снова анализировала рассказ. Главное, что учительница прислала посылку несчастному мальчику. Чем больше Ляля думала, тем больше общего она находила у себя с героем рассказа. И главное – это стеснительность. Автор рассказа понимал и её. Ляля не голодает, ей не надо играть на деньги. В 12 лет Ляля вдруг поняла, что мама не понимает простой вещи. Она не понимает, как можно быть голодным и отказаться от супа. А может быть, мама сама – попрошайка? Да! Получается, что да. Только попрошайки не понимают, как можно стесняться просить и как можно отказаться от предложенного, когда это тебе надо позарез. У Ляли и в детском саду, и в школе были такие попрошайки в группе и в классе. Хотя бы карлица Жердева. А что мама попрошайка, Ляля уже заметила. Она когда видит что-то хорошее и дорогое, ей это тоже сразу надо. Мама внимательно осматривает прохожих на улице, но аккуратно, так, чтобы не было заметно. Мама часто об этом говорит и по телефону, обсуждает кого-то, добавляет:
– На нём дорогие вещи. Я-то знаю.
Интересно, подумала Ляля, а как мама вела себя в школе? Если послушать её рассказы, получается, что в школе ей было плохо, пришлось уйти и поступать в техникум. Но бабушка рассказывала о маме совершенно другие вещи. Что мама поступала в этот техникум два года. И первый год мама не поступила, вернулась в школу. У Ляли появились вопросы к маме и даже претензии. Она впервые поняла, что мама, пусть даже и мама, но скажем так – странная. Она разрешает не ходить в школу, она разрешает болеть без справки, а потом с учителем начинается скандал – учитель не пускает на урок без справки, думает, что Ляля прогуляла. Мама не понимает элементарных вещей. Только нехороший человек может не понять, почему мальчик из рассказа, больной и голодный, отказался от супа.
Эти выводы были сродни потрясению. Потрясения последовали и дальше. Когда Ляля стала учиться в седьмом классе, мама Насти всем вокруг растрещала, что плакат, за который Лялю наградили и «прославили на всю страну», нарисовала ей мама и что мама Зоя – коварная. Из-за её интриг изостудию перевели на отшиб, потому что Ляле стала не нужна студия, а нужен компьютерный центр. Вот результат маминой болтовни с богатой бизнесвумен! И вроде бы не было внешних причин для ненависти, ведь мамы дружили… На компьютерные курсы они ходили втроём, Лиза, Ляля и Настя. Настя никогда и не собиралась в изостудию, она художников держала за дураков, которые не умеют зарабатывать. И зачем понадобилось маме Насти всем рассказывать? Разговор-то был тета-тет.
– Да уж. Распустила про нас сплетни и слухи, меня даже на работе спрашивают. – Маму трясло от злости.
– А ты?
– А что я? Ну обиделась я на Екатерину Яковлевну, подала идею кому надо.
– Кому?
– Ну, там есть люди… Во власти. Вот они и перевели изостудию. Я просто идею подала, ну, обозлилась.
– Мама! Но зачем ты это рассказала?
– Сама не знаю. Да как-то к слову, зашла речь о педагогах и обидах.
– Ох, мама, эти обиды… Ну зачем…
Ляля знала жуткие истории из маминого детства, как у неё украли какой-то кубик Рубика, как некрасиво подстригли, занизили оценку и так далее – миллион историй о том, как несправедлив мир, как её обижали и какая она хорошая. И вот теперь она делает мир справедливым, что ли? Неужели с этим языческим охотничьим комплексом с чертовски оригинальным названием «Лисья гора» связана и мама? Может, она хочет его уничтожить и намекает об этом маме Насти таким вот способом, рассказав, как несладко пришлось изостудии после того, как её семье нанесли обиду.
А лисы уже приносили урон языческому комплексу. Лисы почему-то стали активно щениться в своей бывшей вотчине. Зимой они устраивали норы под языческими сооружениями. Лисят выкуривали дымом из фундамента, лисы «переезжали», но те же, выгнанные, или другие стали нападать на продавцов, на посетителей и покупателей. Чуть только кто-нибудь из продавцов замешкается и дотянет до темноты, лисы тут как тут. Если не нападали, просто пугали лаем и характерными звуками лисьего скуления-многоголосья… Может, поэтому Настина мама возненавидела их семью и растрещала сказанное в личном разговоре? А может, потому что бабушка уже год писала жалобы во все инстанции и просила убрать коммерческий комплекс с Лисьей поляны…
Неожиданно перед первым сентября у Ляли появился хороший телефон и новый компьютер с дорогим плоским экраном – мама взяла кредит на компьютер, а телефон купила в рассрочку. «Это не к добру, если мама так расщедрилась», – испугалась Ляля, после того как, нарадовавшись покупкам и наобнимавшись с мамой, стала читать инструкции. Так и вышло. Первого сентября мама сказала:
– Ляля! Я давно за тобой наблюдаю. Ты очень красивая. Очень. Крепись. Теперь тебя девчонки начнут травить так, что садик раем покажется. Это тебе не Медузик, а точнее, его отсутствие. Я, если честно, сама в школе обижала тех девочек, которые красивее меня. Вот Гальку, например, и ещё другую подружку.
– Мама! Тётя Галя была красивая?
– Не то слово. Но вот что значит не встретилась человеку любовь. Вот и результат.
– А почему не встретилась?
– Понятия не имею. Она в швейном, там же в основном девочки.
– Особенно твой Зинов, – отозвалась из своей комнаты бабушка.
– Ну бабушка! Вспомнила царя Гороха.
Раньше в школе никто особенно не обращал на Лялю внимания. Только Руслан и Андрей иногда. Но с первого сентября Ляля стала ловить на себе взгляды многих ребят.
Компьютеризация и мобилизация шли семимильными шагами. Казалось, все перестали учиться. Теперь на уроках все утыкались в телефоны и играли. Забавы типа «сколько денег на счету» ушли в прошлое. Теперь все, а не только Настя говорили о ноутбуках. Они дешевели. Телефоны, сложенные книжечкой, маленькие и аккуратные, как у Ляли, ценились больше всего. Но Ляля умудрилась его потерять. Произошёл странный случай. Телефон был и… пропал. Не выпал из кармана, не забыла Ляля его на банкетке или на парте, а пропал из рюкзака. Опомнилась Ляля, когда стала собираться на компьютерные курсы. Нет телефона, и всё. Ляля ничего не стала говорить бабушке, да бабушка и не стала бы слушать: по телевизору шло её любимое ток-шоу про суд.
Вечером мама позвонила с работы на городской. Ляля вся сжалась – мама работала сутками, без срочного дела звонить с работы не любила.
– Телефон где твой?
– Потеряла.
Ляля, конечно, могла бы сказать «пропал», но тогда бы мама стала ругаться. Ругалась мама тихим голосом, но выговаривала бы что-нибудь вроде: почему ты говоришь «пропал», ты следи за вещами, я работаю целыми днями, а ты ушами хлопаешь. Почему ты невнимательная такая?
Ответ «потеряла» маму смирил с неприятностью.
– В общем, Ляля, мне позвонили. Сейчас на нашей улице эти люди, голос молодой, женский. Предлагают встретиться и вернуть.
– Хорошо! – обрадовалась Ляля. – Я встречусь.
И тут маму прорвало:
– Ты что, не в своём уме? Темно. И ты пойдёшь к ним? А может, это маньяки и убийцы. Не забывай – лисы начали мстить на поляне. Это подстава нам. Ты врёшь, что потеряла.
– Но мама! Я аккуратно. Мы с бабушкой встретимся.
– Бабушку не ввязывай. Не надо её беспокоить. Хочешь, чтобы она снова в СИЗО попала, чтобы снова СМЭ?
Много позже Ляля узнала, что значат эти аббревиатуры, хорошо, что тогда не знала.
Чушь, думала тогда неопытная Ляля. Почему, если выйти с бабушкой на улицу, то сразу заметут? Они же не преступники! Но бабушку и правда жалко ввязывать. Бабушка прежняя, когда дело касается составления атласа изменений лисьего мозга. В остальном бабушка стала абсолютно беспомощной. Она всё медленнее отвечала, когда её о чём-то спрашивали; если шла в булочную, то забывала чёрный хлеб купить или покупала тот, который не надо, который и так есть дома… Бабушку давным-давно не просили встречать Лялю, сопровождать её, скорее бабушка может потеряться, чем Ляля. Бабушка и сама говорила: «У меня начинается деменция».
Даже Ляля стала разговаривать с бабушкой громко, как с ненормальной, и раздражённо – так частенько общалась с Лялей уставшая после работы мама. Мама всё чаще ругалась с бабушкой. Тихие перебранки из редких превратились в чуть ли не ежедневные. Причина тихих перебранок у мамы с бабушкой была одна, тема не менялась. У мамы были друзья, мужчины, и иногда они ночевали с мамой в комнате. Бабушка не любила приходы ночных гостей. Да и Ляля тоже. И чем старше становилась бабушка, тем больше её это раздражало. И Лялю тоже.
– Мама! Может быть, дядя Юра сходит за телефоном?
– Хорошо. Я попрошу его. Это хорошо, что ты о Бабайце вспомнила.
Всю ночь Ляля не спала. Ляля вдруг подумала, что Руслан знает её мобильный номер наизусть, и Настя тоже, и Лиза. А Ляля вот ничьих номеров не знает…
На следующий день Настя вдруг спросила:
– Ляля! Я тебе скинула смс сейчас, ты не ответила. Почему?
И с таким нажимом это «почему».
– У меня нет сегодня телефона.
– А завтра будет?
– Будет, – твёрдо ответила Ляля и посмотрела с вызовом.
– Да ладно, – странно отозвалась Настя, и Ляля поняла – это Настя забрала телефон. Украла! На неё никогда не подумают, у неё же всё есть…
– Будет.
– Ха! – Настя откинула прядь волос с плеч. – Ты мне рогалики два года печёшь, всё не напечёшь.
– Я тебя не обязана кормить, поняла? – Ляля встала из-за парты и с угрозой посмотрела в лицо Насте. Настя по-прежнему была выше, такая длинноногая, вся в маму.
– Ты чего нарываешься? – тоже с угрозой ответила Настя.
– Это ты нарываешься. Отойди! – Ляля протиснулась мимо Насти, задела ножку стула, та больно царапнула по джинсам.
Ляля вышла из класса в коридор. Что ей надо, этой Насте? И с кем теперь садиться? Ляля пересела на первую парту, к Жердевой, а Лиза вдруг пересела к Насте, и они стали шушукаться.
На следующих уроках Лиза и Настя уже не шушукались, а гоготали, на окрики учителя замолкали, а потом снова.
Ляля плелась домой, как на казнь. Шутка ли! Шесть тысяч стоил её телефон, и она за ним не углядела. Но кто ожидал такой подлости? А ведь мама предупреждала, советовала не брать телефон в школу.