Ляля всё-таки встала, поднялась, но Лиза толкнула Лялю в грудь. Ляля свалилась снова, хотела подняться, но девчонки ей не давали.
– Да. Вот тебе за обвинения, за телефон, – кричала Настя.
Они пинали Лялю, Лизин сапог больно ударил в губу. Ляля уже не пыталась подняться, она перевернулась на живот, как учил дядя Юра, и закопала лицо. Её пытались приподнять за рюкзак, она кричала, выла, сопротивлялась, спасая лицо. Всё-таки её подняли и тут же отпустили. Резкий удар в затылок, Ляля снова упала в снег, искры и – темнота. Ляля отключилась…
Очнулась Ляля от щекотки, как будто она посадила своего (павшего смертью храбрых под ножкой кресла) хомяка себе на лицо, и он стал её покусывать и щекотать шёрсткой. Она лежала на спине без ранца. Над ней летали редкие снежинки – снег закончился, небо начинало темнеть. Смеркалось, значит, пятый час. И снова защекотало у щеки. Ляля скосила глаза и шарахнулась – на неё смотрела морда. Лисья. Белая! Снежная! Абсолютно белоснежная! Ляля резко повернулась. Боль в затылке резанула острым бабушкиным ножом для образцов, но быстро угомонилась. Ляля зашевелилась, села, оглянулась. Лиса пропала. Ляля аккуратно поднялась, затылок ломило, но всё меньше. Ляля даже рискнула потрогать ушиб, сняла шапку, ощупала голову – чувствовались две-три большие шишки; кожа головы болела, когда Ляля поправила волосы, надевая шапку обратно. Побили. Ляля покачала головой из стороны в сторону – шея вроде цела, боль в голове не колет, просто ноет… Болит ещё плечо. Ляля почувствовала вкус крови, достала руку из варежки, вытерла губу. Крови немного, губа саднит и, кажется, сильно припухла. Ляля так в детстве падала на асфальт, тоже губой, несколько раз падала и с горки, и с турника, и тоже губой. Теперь Лиза ей губу разбила своим сапогом. Ляля почувствовала: ноги совсем замёрзли, покалывают, когда сделала шаг. Рюкзак! Ляля услышала знакомое тонкое тявканье. Лиса! Вот она! Встала неподалёку, хвост трубой. Рюкзак тащит к ней белоснежная лиса. Нет! Две белые лисы тащат к ней рюкзак. Это бабушкины лисы! Это они ей помогают!
– Ну зачем, Снежная, зачем? Я сама! – Ляля сделала два шага навстречу лисам. Они остановились, но не убежали. Ляля шагала и ревела от боли, обиды и благодарности.
– Вы мои спасительницы! Спасибо! – Ляля не решилась присесть и обнять лис, она их опасалась.
Лисы отвечали в ответ, пронзительно скуля. Ляля не понимала их, боялась: вдруг нападут…
– Я пойду, лисоньки. У меня танцы. И бабушка волнуется.
– Ляля! Ляля! – послышался голос.
Замаячил вдалеке свет. Лисы шарахнулись и убежали.
– Я тут! – что есть мочи закричала Ляля и схватилась за затылок.
К ней бежал Руслан. Он бежал очень быстро, но проваливался в глубокий снег… сколько же его нападало, пока Ляля лежала в отключке! Руслан был плотным, даже толстым, каждый шаг получался как бег с препятствиями.
Потекли по щекам слёзы.
Руслан подбежал, выключил фонарь, опять включил.
– Чёрт, темнеет на глазах. Вышел – светло было. – Руслан вгляделся в Лялю. – Так я и знал, люлей надавали. Неужели и Маскела с Самсоном?
– Нет, – отвечала Ляля сквозь распухшую губу. – Посвети: у меня на ухе нет синяка? Ухо болит.
Холодный корпус фонаря обжёг ухо.
– Да уж, по уху опасно, висок же рядом. Красное какое ухо… И почему ты всё время носишь эту шапку, из которой одно ухо торчит?
– У меня капюшон сверху. А шапка… – Ляля расплакалась.
Это была соболья шапка из детства. Ляля её носила как память, в честь того дня, когда бабушка и Ляля предприняли такой неудачный, даже роковой, поход в сберкассу.
– Шапка соболья, ей сносу нет…
Ляля вспомнила, что лежала лицом в снегу, а очнулась на спине. Может, это Настя с Лизой её перевернули и напоследок ударили в ухо? Ляля силилась вспомнить всё и не могла. Нет. Удара в ухо она не помнит.
– Ты как меня нашёл?
– Бабушка волнуется. Звонила моей маме. Мама сказала, чтобы я сюда сбегал, дала мне свои высокие сапоги, у нас с ней один размер. Такие сапоги удобные, пружинят, прямо сапоги-скороходы. Жаль, что проваливаются. – Заголосил мобильник. – Вот и мобильник свой дала.
– Да. Нашёл. Гуляла она на Лисьей горе. – Руслан нажал на «отбой». – Сейчас мама бабушке твоей перезвонит. Давай рюкзак, что ты его держишь? Сменка где?
Слёзы текли и текли, и сопли тоже.
– Я не знаю, где сменка.
– Ну вот, сменку потеряла. Как же ты без своих хрустальных туфелек? – Руслан пытался развеселить Лялю, но делал только хуже. – Хватит слёзы размазывать.
Раздался пронзительный лай.
– Ой, гляди! – испугался Руслан. – Лисы! Твои, кажется.
– Выключи фонарь. Им от света плохо.
К ним подбежали крестовки, у одной в зубах был Лялин мешок. Крестовка положила мешок на снег. Лисы сели и с интересом уставились на Руслана.
– Ой, мама! Сейчас сожрут! Загляни: всё на месте?
В мешке была только одна Лялина туфелька.
– Я так и знал. Это они специально. Вроде и не взяли, а с одной туфлей что прикажешь делать? Если только ногу тебе отрубить, как одному героическому лётчику.
Ляля зарыдала, ей было не до смеха. Туфли-то как жалко! До-ро-ги-ие! Лисы убежали.
– Ну что ты! Снег растает, и найдёшь туфлю, пошли!
– Меня мама убьёт. Туфли ко-о-жа-а-ны-ы-е-е-е…
– Ну что ты ревёшь! Пошли! Ой, смотри! Ещё лиса, серая!
– Седая! – обрадовалась Ляля.
К ним аллюрила очень крупная лиса. «Канадец!» – подумала Ляля. Лиса подбежала, выплюнула из пасти Лялину туфельку.
– Ой, спасибо! – Ляля так обрадовалась, что перестала бояться лисьих укусов (вдруг покусают? Они могут, клыки-то какие), присела перед лисой, обняла её. Лиса запыхтела. От неё пахло лесом вперемежку с запахом испражнений. Ляля дотронулась до левого уха – шерсть неровная, прощупывалась полосками гладкая кожа. Клеймо!
– Посвети сюда, Руслан!
– Она меня сожрёт! Смотри, какая большая! Как собака Баскервилей.
– Это племенной самец из Канады. Он стоил целое состояние! Посвети на бок тогда. Какой там номер? А я её подержу, чтобы не напала.
– Четыреста семьдесят седьмой.
– Точно он! Канадец! Спасибо тебе, мой король! – Ляля не побоялась поцеловать лису, хотя страшнее клыков, чем у этого канадца, она ещё не видела…
Ляля аккуратно, чтобы не вступило в затылок, поднялась.
Канадец засеменил, уселся недалеко, стал копать снег лапами.
– Он радуется, мышкует.
– Может, у них норы здесь?
– Нет. Мыши тут. Пойдём Руслан.
– Их тут много, наверное. Тут кафе, значит, объедки. Кафе не работает, но ролевики приходят. Всегда объедки найдутся. Где болит?
– Вот. – Ляля показала на затылок.
– Хватайся за меня.
Ляля взяла под руку Руслана. Теперь Ляле казалось, что Руслан идёт стремительно. А Руслан еле терпел – так они медленно плелись.
– Только не думай, что я в тебя влюбился. Мы просто друзья, – сказал вдруг Руслан серьёзно.
– Я и не думаю.
– Меня девчонки вообще не интересуют, да что там говорить. Ты нашу семейную ситуацию знаешь.
– Угу.
– Я тебе по дружбе помогаю. Зачем ты с ними пошла? Финал был ясен с самого начала. У вас же плохо всё было.
– Скучно, Руслан, вот и пошла.
– Тоже мне скучно. У тебя танцы сегодня. Я вот мечтаю на танцах заниматься. Хип-хопом. А там платно у вас. Поэтому хожу на солёное тесто с началкой, да и этому рад.
– Ты на шахматы ходишь.
– На шашки.
– Да. Стоклеточные.
– О! Молоток. Всё помнишь, голова, значит, соображает. Скажи спасибо, что не убили.
– Лисы не дали бы меня убить.
– Если бы тебя убили, они бы не отвертелись. Я бы свидетелем обвинения выступил.
– Ну спасибо, Руслан.
– Да это я так, шуткую. – Руслан обернулся: – О! Смотри! За нами целая стая лисовин.
Ляля отпустила Руслана, аккуратно повернулась не телом, а ногами. В отдалении действительно маячили лисы. Какой-то странный свет струился по полю, туда, ближе к лисам, поднимался к лесу, как стена…
– В милицию будешь заявлять?
– Зачем? – испугалась Ляля. – Мои лисы покруче милиции.
– Да и правильно. Не говори ничего. А то начнутся разбирательства. Ты сейчас врача вызови, в школу не ходи. А я их припугну, что тебя все ищут и найти не могут.
– Не получится, Руслан. Они домой позвонят, всё им бабушка расскажет как есть.
– Давай скорее, Ляля. У меня фонарь садится. Они за нами идут. Пошли скорее. Такое впечатление, что свет откуда-то?
И Ляля вдруг подумала: вдруг и правда нападут и съедят?
И Ляля вдруг почувствовала, что может идти быстрее.
Мимо них прошмыгнула тень.
– Ой, смотри: лиса опять! – шарахнулся Руслан. – Вот страшная смерть-то!
– Не бойся, Руслан. Это бабушкины, с эксперимента. Они слышат хорошо. Вот подбежала успокоить: не съедим, да, Дусь?
Дусю Ляля бы узнала из тысячи по худобе и подплешинам, которые чёрными пятнами зияли на клочковатой шкурке.
– Дуся! А помнишь, как мама приехала и вы к дому подбежали?
Дуся запыхтела и кинулась обратно, в темноту.
– Она щекотала усами, – засмеялась Ляля. – Я и очнулась. Настя по голове меня ранцем била. А Лиза сапогом в лицо, наверное, потом и по уху. Это точно Лиза по уху, я уверена!
– Опять они, не видишь? Они что, шоссе с нами перейдут?
Три силуэта аллюрили совсем рядом.
– Давай, давай, – махал рукой Руслан, поторапливая проносящиеся автомобили.
Ляля расходилась, ноги околели окончательно. Хорошо, что она надела сегодня рейтузы, которые советовала бабушка. Лиза и Настя напялили болоньевые штаны, все так сейчас ходят. А у Ляли очень красивые рейтузы, узорами похожие на варежки, не как у всех. Мама говорит, что начинается мода на ручную работу, рейтузы связала тётя Галя. С такими рейтузами и варежками она не в стае. Жаль, теперь всё в снегу и ледышках… Стоп! А Руслан прав! Настя с Лизой всё запланировали, раз захватили штаны! Они планировали гулять. Они планировали избить… Ляля и не заметила, как подошла с Русланом к подъезду.