– Так нашли? – спросила бабушка после тяжёлого выдоха.
– Так ни. Не нашли. Ищут. Сутки ищут.
– Следы должны быть.
– Какие следы. Там всё затоптали.
– Дальше, за рощу. По следам же видно.
– Намекаете, что лисы утащили? – Мама Руслана была довольна, что почти словила бабушку, поймала на слове.
– Вот это не знаю.
– Ну а что думаете?
– Ничего не думаю, – резко ответила бабушка. – Как я могу что-то думать?
Ляля поняла, что больше ничего не узнать, позвала Руслана, и они пошли прогуливать Боню. Но малой увязался за ними. А бабушка в приподнятом настроении, с удовольствием рассказала маме Руслана о группе ЗОЖников, которые много лет занимаются физкультурой на Собольем острове, и лисы никогда их не трогают.
Глава десятаяЛыжные соревнования
Лыжи – ещё один фетиш пушнорядцев.
Лыжи в Пушнорядье появились вместе с охотой, как же без лыж охотиться? Отсюда традиции, спортивные школы и многочисленные соревнования. Когда снег начинает сходить – празднуется закрытие сезона.
Любила ли Ляля лыжи? Конечно нет. Вот танцы – другое дело, а лыжи… Лялю мучило это насилие над собой. Если скорость, то обязательно муки: Ляля еле дышала, сердце колотилось в висках, выпрыгивало из груди, скакало, как яйцо в кипятке. Ляля обожала смотреть на лес и поле из окна, на ползущих лыжников тоже приятно было смотреть. И казалось странным, что лыжник-то ползёт, а сам если на лыжи встанешь, то умираешь, задыхаешься. Когда бабушка ходила к реке Рябушке, на Соболий остров, Ляля любовалась природой. Бабушкины приятельницы-ЗОЖницы всегда обращали внимание на деревья, вообще пространство, как поля чередуются с пролеском, а дальше лес всё гуще, там вотчина охотников, там другая жизнь, опасная, там выживает хитрейший и сильнейший, конечно же, без силы никуда. На лыжах Ляля ничего не видела вокруг себя, слышала только треск веток и шум падающих шапок снега, на Руслана однажды упал такой сугроб с сосны, что несчастного Руслика тошнить стало… Мучение, преодоление себя ради того, чтобы физрук записал в своём потрёпанном блокноте время на двадцать, десять, пять секунд меньше… И почему так случилось, что у всех классов физруки меняются, а у них все восемь лет – этот пучеглазый, белобрысый, кривоногий Алексей Альбертович, которого ещё надо не подводить, потому что его папа когда-то при царе Горохе спас бабушку от тюрьмы? И приходится мучиться, приходится умирать, особенно последние два года, когда бабушка объявила, что папа Алексея Альбертовича «наипорядочнейший человек». Если бы Ляля была первая, как Андрей, она бы всё терпела, а когда тебя обгоняют злейшие враги: Лиза, Алёна-курица (хорошо, что Насти нет: у них горе – мама пропала), когда вдоль трассы свистит в два пальца изгнанный из школы Петя Положенцев, когда классная Киса кричит на финише:
– Давай, Ключникова! Давай! Что как сопля-то?
Куда давать-то? Что давать? Ну и опередила её на финише карлица Жердева, и что? Шестая ты или седьмая из девочек – какая разница, а Киса стоит, сверкает фарфоровыми зубами, хлопает накрашенным ртом, похожа Киса на всех глупых героев известного мультика, на всю их глупую семью…
Не ружьё же Ляля проиграла – так сказал Самсонов в прошлом году на таких же соревнованиях. К Ляле подъезжает Потоцкая, в руках у неё морс. Морс разливают недалеко, там огромная кастрюля на столе.
– Ну ты жива, подруга?
– Соня! Сейчас умру! – Ляля хватает стаканчик, выпивает залпом.
Ей хочется сесть на снег, но не хочется показать слабину перед Лизой и другими. Да и мокровато. Лыжи Пучеглазый намазал супермазью для слякоти.
– Лиза первая, – сообщает Потоцкая. – Дура тупая.
– А ты?
– Третья. Тренироваться надо было. А я ленилась. Я тоже дура тупая, ещё дурнее.
– Но всё равно – подарок, медалька. Поздравляю, Сонь.
– Угу. Интересно, какой подарок. Ещё одну муфту я не переживу.
– Я слышала – шапки. На фабрике много шапок. Хуже их раскупать стали.
– Шапки – это хорошо, – смеётся Соня. – Бабушка твоя по-прежнему в курсе всех дел?
– Да нет. Просто я слышала: звонил ей кто-то и жаловался. – Ляля прикусила язык. Она действительно подслушала по привычке разговор, но бабушка и сама его потом пересказала. Ляле пришлось кивать и делать вид, что она слушает.
Соня совсем не растёт. Широколицая, кудри выбиваются из-под тоненькой вязаной шапочки. Вообще Соня одета легко, в свитере, без куртки. Ей родители так одеваться советуют. Они ей так астму вылечили. Отдали в школьную секцию к Алексею Альбертовичу и советовали одеваться полегче. Ляля замечает с удивлением: Соня ниже её, а Ляля совсем невысокая…
– Андрей первый?
– Как всегда, кто бы сомневался.
– А Самсонов, как всегда, второй?
– Опа! Самсонова не видела на финише. Пойду разузнаю. – Соню как ветром сдуло.
Ветерок тёплый, лыжня на финише мокрая, в лесу есть участки, где она подмёрзла за ночь и катит вполне сносно, Ляля только в одном месте провалилась, перед мостиком на повороте, думала, надо вперёд ехать, через мостик, в последний момент заметила на земле разметку. Лента с флажками валялась на снегу – оторвалась от дерева, отвязалась. Яркие флажки повсюду: на разметке дистанции в лесу привязаны к деревьям, на полях – к колышкам: бурые, красные, рыжие на фоне пепельного тумана. Флажки хромисты и меланисты – всё в Пушнорядье в лисьей гамме. Течёт жизнь, меняется город, вот уже и поле, Лисья гора, – обжитое, с домиками-кафешками и с идолами… Ляля поймала себя на том, что привыкла к этому, и совсем перестала переживать за дорогих сердцу лис. Они умные, будут мышковаться на другом поле, вдоль по Рябушке много полей и островов, можно, в конце концов, переплыть реку летом или перейти по льду зимой. Они умные. Ну что ж поделать, раз домишки, кафе и глупые языческие идолы, деревянные божки, так популярны. Раз были здесь постройки давным-давно, то и пусть их помнят, берегут под навесами археологические норы – подвалы городища, которые были жильём у первых пушнорядских охотников…
– Смотри, Ключникова! Смотри! Самсонов! Последний! – Голос Потоцкой не торжествующий, а растерянный.
Ляля оборачивается, она пришла в себя, отдохнула, выпила ещё чаю, поболтала с Андреем, поздравила его, а он смотрел на неё так ласково… Гадкая Потоцкая! Это из-за Андрея она её окликает, отвлекает от чемпиона не только первенства пушнорядских школ, но и области. Ну Соня! Всё видит, за всеми по-прежнему следит, всех хочет строить! Но Ляля послушалась, обернулась, отвернулась от Андрея. Самсонов еле шёл на лыжах, все смеялись, его отец вынул руки из карманов, сжал огромные кулачищи. Ляля, почувствовав неладное, бросила лыжи около раздаточно-разливочного стола, рванула, проваливаясь в разошедшийся на солнце снег. Что-то случилось! Самсонов сильный лыжник. У них с Андреем первый разряд. Андрею до кандидата в мастера чуть-чуть не хватило, он Ляле сейчас пожаловался. Больно смотреть на Самсонова. Вот уже Положенцев возвращается с трассы, заливисто свистит, кричит: «Слабак!» Положенцев – в судействе на трассе.
– Ну что же ты, Самсонов! А как же честь класса! – стыдит Киса.
Она расстроена. Все расстроены. Снова «А» класс лучше. Только Лиза и Андрей подкинули из их восьмого «Б» очков школе. И Жердева, так как шестая, принесла одно очко. Самсонов отрешённо слушает Кису, он не переживает из-за проигрыша. Он спрыгивает с лыж, бежит к отцу, высокий и худой. Он проваливается, но бежит быстро… Отец озабочен, растерянно озирается, кулаки больше не сжимает, делает шаг навстречу сыну. Самсонов что-то тихо говорит и начинает рыдать. Его отец тут же набирает номер, тыкаясь дрожащими руками в кнопки телефона… Оглядываются физруки. Кто-то просит Андрея проехаться по трассе, помочь аутсайдерам, проверить, нет ли «аварий». Андрей скрывается в пролеске. Награждают девочек, сначала старших, потом Лизу и Соню. Награждают старших мальчиков. И быстро, не дождавшись Андрея, награждают его ровесников. Первая ступень пустует, грамоту и призы отдают Кисе. Всё быстро, очень быстро. Быстро убирают коврик и скамейку-пьедестал, скороговоркой физруки и директора школ говорят совсем короткие речи, всем раздают оставшуюся еду, призывают брать стаканчики с компотом. Жердева похожа на пузырь. Она давно не толстая, она ж в акробатику из гимнастики перешла, но по старой памяти расстегнула куртку в облипку и выпила стаканов пять – раз нельзя есть, решила на радостях напиться. Все булки разбирают. Оставшийся компот выплёскивают. Жижа цвета бордо съедает снежную гущу, и вот уже зияет дыра, как будто здесь бил кровяным копытом и тыкался раненым рылом голодный кабан.
– Уходим, восьмой «Б» и восьмой «А» тоже, лыжи-палки не забываем, рюкзаки! – командует Киса.
Но Руслан не уходит. И Положенцев тоже. Самсонова с отцом не видно и Андрея. Потоцкая шепчет, видела, как Самсоновых увели в домик. Потоцкая шепчет – это что-то новое! На всех жизнь накладывает отпечаток, вот и Потоцкая притихла… Андрей догоняет их у шоссе, он серьёзен, Киса отдала ему призы. Из сетчатого кармана рюкзака Андрея торчит маленький кубок и наскоро запиханная грамота, а лисья шапка – приз, уже на нём. Шикарная шапка, не красная лисица, естественно, но приличный такой песочный хромист, и даже белое пятно на шапке есть.
– Пятно в лисьем случае обогащает мех, это не минус шкуре, не то что подбор глупых норок по оттенкам, изнурительная работа конфекциониста[27], – объясняет всем Ляля, смотрит на Андрея.
Он чересчур беззаботно подмигивает ей, как бы подбадривая. Вот останавливается машина милиции. Из неё выходит дядя Василь Юрьевич Ястребок, большой как гора. С ним его сын, Иван Василич, тоже Ястребок, он и здесь у них участковый, Лисья гора – его территория. Руслик Ляле это рассказал, когда вёл её, избитую, с поля. Вот останавливается скорая помощь. Но без лампочки на крыше.
– Это санитарка, – шепчет Соня. – Они без маячков и без окон. Сейчас увидишь: носилки потащат.